– Меня зовут Лаура Пайге. Я рада познакомиться с вами.

– В самом деле? Девушка, которая выглядит как вы… ну, я хочу сказать… А можно мне посидеть с вами, поболтать?

– Пойдемте, прогуляемся. У меня лекция только в три.

Через час, когда они расстались, Лаура знала о Бэде все, что можно было узнать. Он родился в настоящей глуши, отец его был пастором маленькой церковки. Она живо представила себе изолированность и нищету крошечного городка. И вот из такой глуши Бэд сумел выбраться благодаря своему упорству, честолюбию и прилежанию. Его старомодная вежливость и почтительность импонировали ей, и Лаура заинтересовалась им. Его серьезность внушала уважение, – он сам зарабатывал деньги на учебу и скоро должен был окончить дополнительные курсы и получить работу. Однокурсники Лауры отнеслись к нему уважительно и не удивились тому, что Лаура начала довольно часто встречаться с ним. Но она знала, что сердце ее не затронуто.

Тем не менее, ей нравилось его явное обожание.

– Вы знаете столько вещей, которые мне совсем неизвестны, – сказал он однажды вечером, когда она взяла его на концерт.

Когда она спросила, понравилась ли ему музыка, он искренне ответил:

– Не могу сказать, что мне понравилась, но это ничего не значит. Мне еще предстоит понять такую музыку.

– Зачем? – ответила она, восхищенная его прямотой. – Человек любит то, что он любит. Не надо угождать чужим вкусам.

– Но я хочу угождать вам, Лаура. Девушки бегали за мной, конечно. Ну, главным образом, из-за футбола. Это нелепо, но мне нравилось, хоть и нелепо. Казалось естественным. Может быть, если б я не встретил вас, я бы и не испытал иных чувств…

Она была польщена и тронута его смятением. Ведь он был так встревожен, этот сильный и уверенный в себе мужчина. Он был старше и взрослее ее, стоял на пороге самостоятельной жизни. Политика, финансы – он разбирался во всем, о чем она не имела ни малейшего представления. И все-таки она видела в его обращенном к ней взгляде уважение, преклонение.

– Да что вы, Бэд! В чем вы себя вините? Вы замечательный человек, это я недостойна вашего внимания.

Она хитрила, она кокетничала с ним. И все-таки она не лгала.

– Не хотите ли вы провести со мной уик-энд? Приятель одолжит мне машину.

– Но я не могу. Приедут мои тетки, и я должна провести субботу с ними. – Увидев его огорчение и замешательство, она неожиданно для себя предложила: – Хотите присоединиться к нам? На ленч, в ресторане в гостинице, где они остановятся.

– О, я бы с удовольствием. Вы очень добры.

Она уже сожалела о приглашении, но пришлось его подтвердить:

– Я буду очень рада, приходите. Боюсь только, что вы заскучаете.

– Заскучаю? Да что вы… Я буду счастлив познакомиться с вашими тетями.

Бэд сразу понравился теткам. Он был одет, словно собрался в церковь: в строгий темно-синий костюм с аккуратно повязанным галстуком.

Лаура знала, что Лилиан и Сесилия представляли всех ее однокурсников как хиппи в потрепанных джинсах с прической «конский хвост», а этот выглядел как молодой бизнесмен.

– Ну ладно еще – новые джинсы, это – удобная спортивная одежда, – заметила Лилиан. – Но студенты в колледжах на севере – иногда их показывают по телевизору – ведь это же из рук вон, они выглядят бродягами, оборванцами.

– Да, – согласился Бэд, – наш колледж с этими северными и сравнить нельзя. Соблюдаются приличия и порядок. Мне даже жаль, что в будущем году я заканчиваю колледж.

Беседа шла без сучка, без задоринки. Бэд с интересом слушал рассказы теток о том, как они ведут свое дело, и степенно рассказывал им о своей специальности. Он произвел впечатление многообещающего студента.

– Вы наверняка получите хорошее место в какой-нибудь корпорации, – заметила Сесилия.

– Я надеюсь на это, мадам, – согласился Бэд.

Лаура знала, что теткам понравилось слово «мадам». Хотя это обращение было старомодно, но в устах сына священника вполне оправданно.

Когда Бэд ушел, тетки признали, что он – благовоспитанный, вежливый и симпатичный человек.

– И умный, – заметила Лилиан. – Он преуспеет в жизни.

– У тебя с ним серьезные отношения? – спросила Лауру Сесилия.

Лаура рассердилась.

– Бог мой, конечно же, нет. Он мой товарищ, у меня десятки друзей.

– Ну, конечно, дорогая, – извиняющимся тоном сказала Сесилия. – Я не сомневаюсь, что ты имеешь успех и привлекаешь своих сверстников. Ты такая талантливая, играешь в теннис, на пианино, да еще такая хорошенькая и милая. – Она вздохнула. – Я все время думаю, как были бы счастливы и горды твои родители.

Лилиан снова заговорила о Бэде:

– Он очень интересный мужчина, Лаура.

– В своем роде.

– «В своем роде»! Такой высокий и мужественный, так хорошо одевается, аккуратно и строго. Если б я была в твоем возрасте… – хихикнула Лилиан.

– Он похож на военного, – неодобрительно заметила Лаура.

– На военного? Что ты этим хочешь сказать?

– Ну, прямой, словно его на вертел насадили. И глянцевали.

– Твой отец был военным, – резко заявила Лилиан. – Не понимаю, что ты имеешь в виду.

Лаура, конечно, имела в виду Френсиса, такого непохожего на Бэда. Долгое время она старалась не думать о нем, но сейчас он встал перед ее взглядом – такой пылкий, такой деликатный… и такой мужественный. Он поехал с группой врачей в Индию и прислал ей письмо на шести страницах с описанием своей жизни. В ответном письме она напомнила ему его давние рассказы о путешествии на «остров сокровищ» в Карибском море. «Мир так прекрасен, Лаура», – говорил он тогда, и теперь писал об этом снова.

«Да, среди грязи и нищеты, голода и болезней, многие люди прекрасны душой и телом», – писал он.

Френсис написал, что это лето он проведет дома, никаких поездок семья Элкотов не планировала.

– Я не хочу никуда ехать этим летом, – решительно заявила Лаура теткам, – побуду дома до сентября. – Она начала для практики давать уроки музыки, знакомые нашли ей несколько учеников.

Она плавала и встречалась с друзьями детства. Несколько раз приезжал на уик-энд Бэд Райс. Он привозил коробки шоколада для Лауры и пышные красные пионы, которые тетки ставили в центре стола. Они принимали его очень радушно, за ленчем подавали салат из креветок – коронное блюдо Бэтти Ли – и лимонный пирог.

– Никогда за мной так не ухаживали, – вздохнул он, ставя на стол чашку. – Словно дома у мамы. Но маму я потерял в семилетнем возрасте.

– Как и Лаура, – сочувственно отозвалась Лилиан. – Но у нее остались мы.

– Вы – счастливица, – улыбнулся Лауре Бэд.

– Но у вас есть семья или только отец? – продолжала спрашивать Лилиан.

– Только отец. Сестра умерла, когда мне было три года.

Сесилия сочувственно сказала:

– Жизнь у вас была нелегкая.

– Вы правы, мадам. Но многим приходится хуже. Я крепок и здоров, получил хорошее образование и готов встретить жизнь лицом к лицу. – Он улыбнулся. – Я сумею зарабатывать деньги без хитростей и уловок, прямым и честным путем, по-американски. – Он поглядел на своих собеседниц и заметил: – Надеюсь, что я вас не шокировал своим заявлением.

– Напротив, – энергично запротестовала Лилиан. – Я не люблю ханжества и считаю, что всякий достойный человек должен гордиться своими способностями и умением достичь успеха в бизнесе. Без денег в этом мире не проживешь.

«Бедняжка тетя! – подумала Лаура. – Она уже видит в этом молодом человеке единственного преемника дела Пайге».

Они показали ему дом, и он с интересом выслушал его историю. Лилиан и Сесилия остановились перед фотографией в библиотеке.

– Это отец Лауры. Он погиб в Корее.

– Умер за Родину, – отозвался Бэд. – Достойная смерть. Вы, конечно, гордитесь им, Лаура.

Вечером Лилиан заметила:

– Да, этот свободный Бэд Райс – завидная добыча. Любая девушка хотела бы заполучить такого мужчину, Лаура.

Как это старомодно: «завидная добыча», «заполучить мужчину».

– Да уж какая-нибудь «заполучит»! – иронически возразила Лаура.

– А тебе-то он разве не нравится?

– Ну, если бы не нравился, я бы его сюда не пригласила, не так ли? Только…

– Что – только? – немедленно отреагировала Лилиан.

– Только ведь сразу человека не разглядишь, правда, тетя?

– Что ты имеешь в виду? Он относится к тебе с уважением.

В устах теток «с уважением» значило – без сексуальных поползновений.

– Да, он меня уважает, – подтвердила она, но вспомнила, что «сексуальное поползновение» однажды было, Лаура называла такие попытки «раунд бокса», но не повторялось.

– Я на это не пойду, – решительно сказала она, хотя вряд ли Бэд, как и любой другой мужчина, мог заподозрить, что в 1971 году можно нарваться на девятнадцатилетнюю девственницу. Но он не спрашивал – «почему?» – а кротко согласился:

– Хорошо Лаура. Я подожду, пока вы согласитесь выйти за меня замуж.

В середине августа приехал Френсис Элкот.

– Надо с ним повидаться, – сказала Сесилия. – Подумать только, четыре года прошло! Трудно поверить, правда, Лаура?

Да, она представляла, она помнила. Ей было стыдно вспоминать пятнадцатилетнюю девчонку, такую гордую своим повзрослением, кокетничающую своими наманикюренными ноготочками, ведущую глупый и наивный разговор, в то время как ее сердце, неистово бьющееся под бархатным платьем, готово было выскочить из груди навстречу ему.

– Мистер и миссис Элкот приглашают нас на вечер сегодня. По случаю приезда Френсиса. Будут только родственники и друзья.

– Я не пойду, – сказала Лаура, уставившись в свою тарелку.

– Почему? – изумились тетки.

– Я и родственников этих не знаю, да и самого Френсиса почти забыла! – сказала она совсем несвойственным ей раздраженным, даже капризным тоном.

– Это неудобно, Лаура. Он тебя с детства знает. И старый доктор Элкот никогда не забывает послать цветы к твоему дню рождения. Нет, Лаура, ты должна пойти.

Сесилия выглянула в окно и воскликнула.

– Смотрите, развесили японские фонарики! Как красиво! Ты повеселишься, Лаура, и сможешь обновить белое платье, а то лето уже на исходе.

Лаура не знала, как поступить: она почему-то очень боялась увидеть Френсиса, и в то же время хотела явиться ему в своем новом облике. Убедив себя, что ее страхи безосновательны, она сказала теткам, что пойдет. У себя в комнате она надела белое платье, жемчужные бусы, которые ей подарили на день рождения тетушки, и открытые красные туфельки. Посмотрев в зеркало, Лаура осталась довольна собой: она выглядела великолепно. Глаза блестели, шелковистые локоны касались плеч, платье нежно облегало грудь, а от пояса шелковая ткань падала легкими колеблющимися волнами. Лаура радостно улыбнулась от сознания своей привлекательности, непонятный страх растаял.

Они все трое прошли сквозь тот же, теперь еще расширившийся, просвет в ограде из кустарника, и Лаура услышала голоса, среди которых, как ей показалось, звучал голос Френсиса. Он действительно стоял посреди круга гостей, говорил и смеялся. Щеки Лауры запылали румянцем.

Увидев ее, он кинулся к ней с протянутыми руками, повторяя:

– Лаура! Лаура!

Все обернулись в ее сторону. Отвага и бодрость Лауры мигом испарились, и она неловко протянула ему руку.

– О нет! Пожимать руку, мне?! – И он прижал ее к себе в теплом, крепком объятии. Потом он повернул ее кругом, как будто призывая присутствующих полюбоваться девушкой:

– Эта девочка, извините, эта молодая женщина – мой друг с ее четырехлетнего возраста. Лаура, представляю вам моих кузин по линии Монмаутов, – вот Мари, Клер. Это мой дядя Дэйв, – познакомьтесь с Лаурой Пайге. А мисс Лилиан и мисс Сесилия с вами знакомы…

Все родственники были старые или взрослые, с детьми. Младшие дети бегали как кролики по лужайке; старшие скучали или уписывали мороженое за столиками.

– Возьмите тарелку, и посидим в сторонке, поболтаем, – предложил Френсис. – Я должен познакомиться с новой Лаурой; последняя, которую я знал, была подростком в бархатном платье, разыгрывающим взрослую.

– Вы помните?

– Конечно. Вы были очаровательны. Просто очаровательны. Потом я получал письма и думал:

– Теперь ей семнадцать, она уже сформировалась. Теперь – восемнадцать, она перестала расти.

– Вы рассматриваете меня как медик.

– Но это было так?

– Да, так.

– Ну, рассказывайте о себе. Вы получите степень в будущем году, а потом?

– Буду давать уроки игры на фортепьяно и совершенствоваться в музыке.