– Ну и ничего страшного, – сама себе сказала Ирина. – Главное, что я совершенно удачно отделалась от своего замужества! Это же как здорово, что я не позволила ему испоганить свой паспорт!

О том, что это не позволил Терентий, она старалась не вспоминать.

На работе день тянулся мучительно долго. Ирина просто рвалась домой – ну должен же к ней сегодня вечером прийти кто-то! Она уже так привыкла к людям! И вот этот рабочий день сегодня выпал совсем не в строчку. Единственное радует, что завтра у нее выходные. А уж в свои выходные она отдохнет! Она найдет чем себя развеселить, в конце концов, она свободная женщина, а это чертовское счастье. И грех этим счастьем не пользоваться на полную катушку!

На землю уже опустился темный вечер, и во всех домах зажглись веселые огни. Ирина любила эти огни. Сквозь разноцветные шторы просвечивали тени людей, и в каждом окошке бурлила своя жизнь. Вон в чьем-то маленьком кухонном окне силуэт полной женщины, она прилипла к одному углу и просто не сдвинется с места, наверняка колдует у плиты. Точно! Видно, что к ней прибежала маленькая тень – наверное сын, что-то ухватила и быстро ретировалась. Но тень женщины была ловчее, и маленький силуэт схлопотал по загривку. Правильно, нечего до ужина кусочничать… А вот большое зеленоватое окно, в нем плавает стройный дамский силуэт и изредка показывается пузатая тень мужчины. Дамский силуэт будто нарочно дефилирует туда-сюда, туда-сюда, а мужской тени больше и не видно. Но… свет неожиданно погас, наверное не зря дамочка дефилировала. А вот два согнутых силуэта… стоят вместе и смотрят в окно. Странно, что можно увидеть, когда смотришь из светлого в черную темень?.. И только в ее окне нет света… там нет никакой жизни…

– Пока нет, – сама себе возразила она. – Вот сейчас приду, как зажгу свет во всех окнах, как… как включу телевизор!!

Однако в горле почему-то опять откуда-то взялся противный ком, который проглотить было никак невозможно.

Свет включать не стала. Бросила сумку в прихожей, устало скинула сапоги, подошла к своему любимому креслу и залезла на него с ногами. Теперь кресло было пустое. На нем не высились Эвересты из вещей Стожарова, но ворсистое кресло все еще хранило их запах. Она так и уснула в нем, свернувшись калачиком. И во сне ей снился он – заботливый, нежный и надежный. А еще снилась Павлина. Она так и лезла к ней в квартиру, так и лезла! И еще кричала…

– Ир, да не расстраивайся ты так… Ну старенькая она уже, а сознаваться не хочет. Нервы ни к черту… Ир, ну что мне сделать, чтоб ты улыбнулась? Хочешь спою? Любой каприз за ваше сердце!

Она вскочила от этого голоса, будто на нее вылили ушат воды. Вскочила и сразу же поправила волосы, одернула юбку… Никого. На улице уже вовсю светит солнце, часы показывают половину одиннадцатого, и никого.

– Вот идиотство, – распрямилась Ирина. – Спала в неудобной позе, вот и снится всякая чушь…

И уже из ванной она услышала, как кто-то настойчиво звонит в двери. Так звонил только он, потому что он… потому что он приходил сюда, как к себе домой.

– Сейчас!!! Я иду! Подождите!!! – будто током прошибло Ирину.

Она метнулась к зеркалу, схватила полотенце и расческу и постаралась делать все одновременно: и вытираться, и расчесываться, и поправлять распахнувшийся халат.

– Сейчас! Я уже бегу!!

На пороге стоял вовсе даже не Юрий, а тучная и злая, как стая доберманов, Павлина Леонидовна.

– Чем это ты занимаешься? Дозвониться к тебе не могу, – не глядя на Ирину, процедила дама сквозь зубы и, отодвинув хозяйку, уверенно прошествовала в прихожую. – Значит, отдыхаешь, да? Использовала моего сына, жила тут на его доходы, как свинья в апельсинах, а как только надоел – взяла и сдала, да? А теперь сидишь одна в таких хоромах и отдыхаешь, да?

Ирина даже не сообразила сразу, чего от нее хотят.

– Может, чайку попьете? – растерянно пролепетала она.

– Да ты что, издеваешься надо мной, что ли? – побелела от гнева Павлина Леонидовна. – Я к ней за деньгами, а она мне чай в рыло!! Не чаевничать я к тебе пришла!!

– А чего делать? – не понимала Ира.

– Не представляйся идиоткой! – рявкнула Павлина Леонидовна и плюхнулась на диван. – Я уже сказала – ты столько времени жила за счет моего сына, так что пора и долги возвращать!.. Я тут провела небольшую калькуляцию… В общем, с тебя… пятьдесят тысяч. Пока рублей.

Ирина испуганно округлила глаза:

– Пятьдесят тысяч?! А за что?

– Тут за все, я подсчитала. Тут и за проживание, и за моральный ущерб…

– Но… Но это я должна взять с вашего сына за проживание!! Мало того, что он сам проживал на моей жилплощади, так он еще, оказывается, и со своего брата деньги за аренду брал!!

– А что удивительного? – вытаращилась почтенная дама. – За проживание надобно платить!

– Вот пусть он мне и заплатит!

– Ах, милочка, оставьте, – махнула толстой ручкой мамаша бывшего супруга. – Вы нам нанесли такой урон, что… – тут дама прилежно всхлипнула и даже достала из складок пальто огромный носовой платок. – Что мой сын еще долго никому и ничего заплатить не сможет! Он… его… его похитили! Из-за вас, между прочим! И те жалкие пятьдесят тысяч я требую и за его похищение тоже!

Ирина вспомнила последнюю встречу с Терентием, и похититель стал ясен.

– Его не похитили, – фыркнула она. – Его просто повезли знакомиться со своей дочерью.

– Это не его дочь! – вскинулась Павлина Леонидовна. – В конце концов, мальчик не виноват, что какая-то профурсетка решила от него родить! И это совсем незаконно удерживать отца против его желания! Он и отцом-то быть не может, он еще так молод!!

Ирина фыркнула:

– Да не станут его там долго держать. Насколько я поняла, Ада и сама не слишком рвется тащить в свой дом такое сокровище. А Зинаида Лукинична… Да вы же знакомы! Вот пойдите сами и решайте вопросы с похищением. И вообще со своими тысячами вы не по адресу.

– Ну уж… – надменно фыркнула бывшая свекровь. – Думаешь, если получила в подарок дом в Москве, так об этом никто и не узнает? Думаешь, теперь можно и про семью забыть? И мужа бросить, да?

Ирина грустно улыбнулась:

– Да не было у меня мужа. Не бы-ло! Так только – жалкая попытка…

– Ну… Жалкая не жалкая, а деньги все равно дай. Не хорошо это – бросать мужей… друзей в тяжелой ситуации.

– Да нет у меня никаких денег! И мужей тоже! – раскинула руки Ирина. – И дома нет! Вот все, что есть, все на мне и в этой квартире!

– Так я тебе и поверила… – недоверчиво скривилась женщина. – А на книжке?

– А у меня нет книжки…

Такое откровение отчего-то вывело гостью из себя. Она вскочила, начала бегать по комнате, будто раненая бегемотица, и крушить все на своем пути.

– Ах вот как, значит, да? Значит, как закладывать моего сына, так у тебя все есть! А как отвечать, так у тебя и книжки для меня не нашлось?! А кто меня теперь кормить будет, ты мне не скажешь?! А содержать?! Я даже себе не могу купить захудалые колготки!!

– Я мо…гу вам дать за…худалые кол…готки… – заикаясь пролепетала Ирина. – У меня есть…

– У меня тоже есть, – совершенно обычным голосом похвасталась Павлина Леонидовна. – Я недавно себе купила «Омса», утепленные. Смотрятся изумительно… И на кой черт мне захудалые?!! Ты мне деньги выдай!..

– У вас сейчас будет инсульт! – перепугалась Ирина.

– А-а-ах, вот как, да?! Значит, денег у нее для меня нет, а вот инсульт – всегда пожалуйста!!! Да я…

Отставленная свекровь от злости неузнаваемо изменилась. Ее лицо, покрытое бледностью, теперь стало лиловым, щеки мелко тряслись, руки дрожали, пальцы все время скрючивались, глаза так и норовили выскочить из орбит, а рот и вовсе перекривился.

– Ну я ж говорила – инсульт… – с ужасом прошептала Ирина и понеслась на кухню.

Там она ухватила брызгалку для цветов и вернулась обратно. Рассеянная холодная струя щедро оросила вопящую женщину, и та на миг задохнулась.

– Ах вот ты как? – ядовитым шепотом прошипела она после секундной паузы. – Ну подожди… ты у меня пожалеешь, что родилась!

И Павлина Леонидовна вынеслась из квартиры, хлопнув дверью так, что с вешалки рухнула куртка.

Ирина зажмурила глаза, а слезы сами собой покатились из глаз.

– Не реветь! – всхлипывая, командовала она сама себе. – Это просто… она старая уже, а… Юр, ну чего там дальше-то? Как ты говорил?..

Если бы он ей сейчас ответил, она была бы самая счастливая женщина на свете. Но… ну что поделать, если сказки кончаются сразу же, как только ты узнаешь, что настоящих Дедов Морозов не бывает, а тот, кто приходит, – всего лишь дядя Митя, которого папа уговорил за бутылку водки!

Папа! Вот к кому она сейчас пойдет! И даже не пойдет, а просто побежит! Потому что… потому что она не одинока, и у нее тоже есть своя семья. Пусть неполная, только она и отец, но… семья!

Ирина вытерла слезы, быстренько накрасилась, натянула веселенький свитерок и выскочила из дома.

Борис Федорович был дома, но собирался уходить. Встретив на пороге Ирину, он страшно обрадовался:

– Иришка!! Вот это подарок! А мы к тебе собрались! Знакомься, это Татьяна Андреевна, моя хорошая знакомая. Очень хорошая. Я как раз хотел вас познакомить!

Рядом с отцом стояла маленькая, хрупкая женщина. При Ирине она немного засмущалась, а потом что-то почувствовала своим женским сердцем.

– Боря, ты спроси у девочки, может, у нее что-то стряслось?

– У Иришки-то? – радовался отец. – Да ничего у нее не стряслось, правда же, Ирчонок? Просто захотела увидеть отца, вот и прибежала. Она у меня теперь барышня замужняя, к отцу забегает редко, а вот сегодня забежала!.. А давайте за стол, а?

Пока отец кружил возле Ирины, Татьяна Андреевна ловко и незаметно накрыла на стол.

– Вот, Иришка, хотел вас познакомить. Как она тебе, а? – тихонько шепнул отец. – Мы ведь с ней расписаться хотим.

– Я еще не успела разглядеть, но мне кажется, неплохая женщина… – улыбнулась дочь.

– А я уже рассмотрел, мне кажется. И думаю, что очень неплохая, – счастливо подмигнул дочери «жених».

Татьяна Андреевна, видя, что отец с дочерью о чем-то секретничают, старалась им не мешать – накрыла на стол и тихонько удалилась на кухню, якобы по жуткой надобности.

– Ну рассказывай, – тормошил Ирину Борис Федорович. – Как она тебе – семейная жизнь? Как Терентий?

Ирина тяжко вздохнула и решила сразу все выложить.

– Пап, да нет у меня больше никакой семейной жизни. И Терентия тоже нет. Выставила я Терентия.

Отец крякнул и почесал шею.

– Значит, права была Татьяна. Ты ко мне с бедой, а я тут…

– Пап, ну с какой бедой? – почесалась головой о его плечо Ирина. – Ну какая там беда, если я его ну вот ни столечки не любила? Да ладно бы еще человек был хороший, а то… одно слово – Терентий!

– Вот и мне сразу так показалось, но на тебя смотрел, тебе будто бы нравился… А ты как? – внимательно уставился отец на дочь. – Ты сильно переживаешь? Ты, наверное, думаешь, что больше никогда и замуж не выйдешь, да? Что, мол, родилась такая уродина, что даже и этому хмырю не подошла, да? Да не думай ты так! Найдется еще человек, который тебя так полюбит!!

– А я, пап, и не думаю, – призналась Ирина. – И человек тот, ну который полюбит-то… он уже находился. Но только я его тоже выставила.

– Ну ядрена вишенка! – хлопнул себя по коленке Борис Федорович. – Ну чего ж тебя так вечно?! Вот как чего начнешь, так и не можешь остановиться! Ну вытолкала этого тетерева своего взашей, и хватит! Остановись, подумай! А может, они, мужики, и не все такие недоделанные? Может, и есть кто приличный? Ведь это ж вы, бабы, только зря языками чешете, что все мужики одинаковые!.. А она вы-ы-ыставила!

Чуткое ухо Татьяны Андреевны, заслышав в голосе любимого нехорошие нотки, побудило ее высунуться из кухни и напомнить:

– Родственники! А мы за стол садиться будем?

Родственники тут же уселись за стол и больше о неудачном поступке Ирины речь не поднималась. Зато поднимались другие тосты. Все больше за здоровье и счастье в личной жизни.

Домой Ирина возвращалась, когда было еще светло. И тут!.. Она увидела его! Его куртка, его шапка, его привычка склонять голову чуть набок… Он стоял возле магазина и просто пялился в огромный рекламный щит. Ирину будто кипятком ошпарили. Будто вот так взяли, вскипятили чайник и специально выплеснули ей на лицо. Но получилось, что кипяток проник и под куртку, и под свитер, и куда-то еще глубже. Сердце просто остановилось, а потом запрыгало сумасшедшим кроликом.

– Юра-а-а-а!!! – не помня себя, кинулась она к нему и чуть не угодила под огромный самосвал. – Юра!! Я здесь!!

Люди на ее крик оборачивались и даже замедляли шаг, не оборачивался только он.