Алисса больше не была девочкой. Нет, она была напуганной женщиной, которая глупо доверилась неправильному мужчине. По крайней мере, она знала, что Эли теперь в безопасности. Один из парней «Бывшего морского пехотинца», Грифф Ранкин, уже был там и прислал Ханту сообщение о том, что семья под защитой. Ей нужно было разобраться с беспорядком, в который она угодила, не добавляя больше сложностей.

Девушка скользнула в сторону и потянулась к своей сумке.

— Думаю, нам следует располагаться.

Хант вытянул сумку из её руки и направился к дому, остановившись, чтобы ввести код на панели сигнализации.

Алисса взглянула на гостиную в земляных тонах, расположенную справа, и на кабинет слева, прежде чем войти в огромную комнату. Слева находилась кухня. Толстая глиняная посуда в шкафчиках со стеклянными дверцами и мраморные тумбочки с широкими жилками земляного цвета, доказывающими, что не обошлось без изменений. В центре комнаты стоял длинный стол, сделанный из восстановленного дерева с извилистой железной основой. А справа стоял угловой диван, покрытый маленькими подушками, перед которым располагался телевизор с большим экраном. Её охватило это чувство знакомства. Ох, конечно, столешницы, диван и несколько других вещей изменились, но, в конце концов, дом по-прежнему обладал тем же домашним ощущением.

Мужчина провёл её мимо зоны гостиной в коридор. Зайдя в первую дверь слева, он поставил её чемодан на толстый белый плед на кровати, заваленной бордовыми подушками. Её комната. Та, в которой она останавливалась каждое лето, с тех пор, как начала приезжать сюда, прямо после смерти отца. Алиссе тогда едва исполнилось шесть. Её маме приходилось работать долгими часами, и она хотела, чтобы Алисса веселилась на своих летних каникулах, без постоянных телохранителей. Они с Эрин сдружились, и это просто казалось хорошим решением. Плюс – её мама приезжала на выходные и тоже расслаблялась.

Её охватило слишком много эмоций, и она сосредоточилась на Ханте. Он занимал много места в комнате. Она забыла, какой он высокий – преодолел отметку в шесть футов (прим.пер.: 183 см), в то время как она зависла около пяти с половиной (прим.пер.: 165 см). Когда она была очень юной, он казался ей огромным и очень сильным. Хант мог подхватить её на руки и подбросить в воздух.

Он по-прежнему выглядел так, будто мог с лёгкостью взять её на руки или справиться практически со всем, что в его сторону бросает жизнь. Сила и уверенность исходили от него равномерным потоком, вместе с затаённой опасностью.

Необходимость понять этого мужчину привлекла её внимание к надписи, захваченной в племенные метки, на его бицепсе. Подвинувшись ближе, она попыталась прочесть, но часть надписи была скрыта под рукавом его футболки.

— Что здесь написано?

Поддавшись импульсу, девушка провела пальцем по одной из линий.

Он резко втянул в себя воздух.

Она отдёрнула пальцы. Алисса гладила его кожу, очарованная очертанием его мышц так же, как и красивыми метками. Что с ней не так?

Хант закатал рукав майки и повернулся, чтобы показать ей.

— Братья по крови.

Для него это значило что-то достаточно важное, чтобы оставить отметку на коже, как и её татуировка имела значение, и она хотела понять его. Так как у него была только сестра, она спросила.

— В честь мужчин, с которыми ты служил?

— Да. Я бы истёк кровью ради них. — он развернулся и закатал другой рукав, показывая ей левую руку. — Это в честь тех, кто отдал свои жизни.

Прильнув ближе, она рассмотрела надпись. «Жертва в памяти». Это прошло сквозь неё: абсолютное и неизменное уважение, которое он испытывал к мужчинам, которые погибли, служа своей стране. Подняв глаза, она сказала.

— В последний раз, когда я тебя видела, у тебя не было никаких татуировок.

Опустив свой рукав, он обратил изучающий взгляд на неё.

— Я больше не тот парень.

Нет, он им не был. Тот идейный молодой мужчина с готовой улыбкой и смеющимися глазами ожесточился до этого властного, сексуального и закутанного во тьму мужчину, к которому тянулась та её часть, которая оставалась онемевшей семь лет.

Алисса понимала, что он как-то предупреждает её, но о чём? Кроме того, она тоже изменилась.

— Я не та девочка, которая была глупо в тебя влюблена.

Взгляд Ханта прояснился, и уголки его губ растянула усмешка.

— Неа, тебе не удастся превратить это во что-то незначительное. Я был твоей первой любовью, так ведь?

Вау, это была быстрая перемена от мрачного настроения к игривому. Она подыграла ему и махнула рукой.

— Перестань, я была впечатлительной девочкой и находила новую любовь через день.

Он приподняла бровь.

— Ты выдумываешь. Возьми слова обратно.

Знакомый дразнящий блеск в глазах Ханта ослабил узел напряжения, который залёг между её лопаток со вчерашнего дня.

— Нет, это абсолютная правда. Думаю, ты был пятым парнем в то лето, в которого я немножко влюбилась.

— Немножко? — он скрестил руки на груди, плечи выступили под его футболкой, и он смотрел на Алиссу с вызовом. — Это жестоко, малышка. Я был твоей первой большой любовью. Признай это.

Когда она услышала ещё одно своё старое прозвище, глубоко внутри её груди разлилось тепло. Хант никогда не испытывал к ней романтических чувств, но заботился о ней. И по-прежнему заботился достаточно, чтобы сейчас привезти её обратно на виноградник и помочь ей. Его дружба значила для неё всё. Но она хотела сохранить всё лёгким, простым.

— Ты устаёшь от того, что катаешь на тележке своё негабаритное эго?

— Слушай, кто бы говорил об эго, девочка с обложки. Я не могу купить чёртов шоколадный батончик, чтобы ты не пялилась на меня со всех обложек на кассе.

Алисса закатила глаза.

— Это не я. Кроме длинного списка талантливых людей, которые занимаются моей причёской, макияжем, маникюром, одеждой и украшениями, эти фотографии ретушированы. Там нет ничего настоящего.

Хант вздрогнул.

— Не удивительно, что ты хотела сбежать. Меня выбесило бы жужжание вокруг всех этих людей.

Из её горла вырвался смешок.

— Это раздражает, но я должна быть милой. Это утомляет.

И это так бесполезно. Было бы иначе, если бы она хотела быть моделью. Но Алисса была знаменита не более чем в качестве дочери своей матери и тем, что побывала в аварии, которая убила Дженну Брукс – в детстве знаменитую актрису, превратившуюся в сценариста и продюсера. Одна та ночь оставила у публики ненасытное любопытство к Алиссе, и она ненавидела это.

— Ну, а теперь, когда ты сбежала, почему бы тебе не освоиться здесь? Я закажу пиццу. — он направился к выходу и задержался в дверном проёме, с опаской в глазах. — Ты ещё ешь пиццу?

Она улыбнулась.

— Только если её готовит мой личный шеф-повар.

У Ханта отвисла челюсть.

Алисса закатила глаза.

— Шучу. Да, я ещё ем пиццу. Боже.

В его взгляде зажегся блеск.

— Раньше я поднял бы тебя на руки и бросил в бассейн за то, что ты вот так вмешалась в мои дела.

В её голове пронеслось эхо их с Эрин громкого смеха, когда так делали Хант и его отец.

— Конечно, но тогда ты был молод. А теперь тебе сколько? Тридцать? Ты бы наверняка потянул спину.

Хант пошел вперёд по коридору, забросил свою сумку к себе в комнату и развернулся, прислонившись плечом к дверному косяку.

— Ловишь меня на живца? Там холодная вода. Я ещё не начинал её подогревать.

Она рассмеялась.

— Давай назовём это расплатой за то, что ты считал меня снобом.

— Теперь, когда мы прояснили твои предпочтения в еде, должно быть, ты голодна. Ты только поклевала еду, когда мы останавливались на ланч.

Алисса должна была понять, что он это заметит. С прошлого вечера она была слишком расстроена, чтобы есть.

— Думаю, нервы.

— Да? — Хант пересёк коридор и навис над ней. — Как ты чувствуешь себя теперь?

Лёгкий вопрос.

— В безопасности.

Так, как не чувствовала себя долгое время.

 

Глава 4

После душа Алисса последовала за запахом в гостиную. Аромат, заставляющий её желудок урчать, доносился из закрытой коробки пиццы, которая лежала на островке.

Хант стоял к ней спиной и открывал бутылку вина. Кончики его мокрых волос доставали до середины шеи. Белая футболка растянулась на спине, пока он ловко откупоривал вино. На нём были чёрные пижамные штаны... Стоп! Она подняла взгляд, как раз когда он повернулся.

Его взгляд переплёлся с её, затем прошёлся по её серой борцовке и леггинсам, практически сжигая с её кожи эту одежду.

У Алиссы перехватило дыхание от неприкрытого одобрения в его глазах. Затем он моргнул, и выражение лица стало пустым.

— Грифф отметился, пока ты была в душе. Всё в порядке. Завтра к нему приедет команда. Ребёнок в безопасности.

Ей потребовались все силы, чтобы не задать вопросы, кричащие в её голове. Как выглядит Эли? У него уже вырос передний зуб? Он счастлив? Алисса получала фотографии ежегодно, но это было, как получить две капли воды после многих лет бродяжничества в пустыне. Она жаждала большего. И её взбесило то, что у Нейта были фотографии – по крайней мере, одна, которую он показал ей, но, возможно, у него есть еще.

— Хорошо, спасибо.

— Я задавался вопросом, попросишь ли ты больше фотографий, чем уже получаешь, или будешь расспрашивать Гриффа о ребёнке.

Она покачала головой.

— Нет. В смысле, я хочу этого, но у меня есть соглашение с его родителями. Они контролируют то, какие фотографии и информацию я получаю об Эли. И они были крайне общительны насчёт того, что я обеспечиваю защиту. Я не переступлю через это.

Не важно, как сильно она этого хотела. Алисса отдала это право, ясно и просто. Теперь она должна жить с этим выбором.

— Достаточно справедливо. — он поднял бутылку. — Вина?

Плохая идея. Она была уставшей, голодной и слишком уязвимой. Девушка открыла рот, чтобы сказать «нет».

— Конечно.

Хах, кажется, между её мозгом и языком было недопонимание.

— Можешь захватить пару бутылок воды из холодильника? Я разжёг костёр во дворе. Давай поедим там.

Они вышли на улицу и устроились вокруг каменной ямы для костра в центре двора. Тёмная ночь, наполненная ароматом винограда, и тихий треск пламени сгладил некоторые из её рваных краёв. Положив ногу на каменное кольцо, она взяла тарелку с пиццей. Запах снова томил её, наконец, отключив память. Её рот наполнился слюной, но девушка повернулась к Ханту, который сидел рядом.

— Греческая пицца?

— Она была твоей любимой.

Её сердце чуть подскочило от счастья, что он помнил.

— Я не ела её много лет. — она откусила огромный кусок, её рот наполнился сыром «Фета», перцем и оливками. — Лучше, чем я помню.

Вино согревало её наравне с огнём, пока она наедалась пиццей. Любопытство, которое девушка подавляла весь день, оказалось на поверхности.

— Значит, ты купил это место у своих родителей?

Это не могло быть дёшево.

— Да, сразу когда вернулся домой два года назад. Они устали от содержания дома и хотели попутешествовать. Мы с Эрин оба не хотели отпускать дом, но у неё не то финансовое положение, чтобы покупать его, так что купил я.

Каждый раз, когда он упоминал свою сестру, Алисса скучала по ней всё больше.

— У Эрин хороший лофт. Я подписана на неё в интернете.

Эрин продавала изделия местных художников, включая свою собственную глиняную посуду.

— Да, но её бизнес требует много финансовых вложений, а я не хотел, чтобы она прыгала выше головы. И...

— Что?

Она повернулась, глядя на него в свете костра.

— Мне нужно было место, чтобы лепить.

— Оу. — за этим заявлением скрывалось напряжение, которого она не понимала. Родители Ханта и его сестра были одержимыми художниками: мама – рисовала, отец – вырезал из камня, а Эрин – лепила из глины посуду. Для Ханта это было более чем хобби. Он обладал сумасшедшим количеством таланта, но его любовью была армия. Так, когда проявилась эта необходимость? — Мастерская по-прежнему там, сзади?

Челюсть Ханта дёрнулась, затем он развернулся.

— Я держу её под замком. Ты можешь ходить где угодно в доме или вне его, не стесняйся использовать бассейн, всё что хочешь. Но в мастерскую вход воспрещён.

Девушка положила свой кусочек пиццы, её желудок напрягся. Много лет назад она врывалась в мастерскую, пока он работал, и ему было плевать. Он приветствовал её. Алисса делала фотографии или болтала, но по большей части просто хотела сидеть там, позволяя музыке, которую он включал, окутывать её, пока она смотрела, как он лепит. А теперь он даже не хотел видеть её там.

Девушка открыла рот, чтобы спросить почему, а затем спохватилась. Она не видела его или его семью много лет. Она не имела права требовать ответы. Он был невероятно щедр, что привёз её сюда, сохраняя в безопасности, организовал защиту для Эли и его семьи. Впервые за последние несчастные двадцать четыре часа она чувствовала себя в безопасности, и если он хотел, чтобы она держалась подальше от его мастерской, она будет уважать это.