— Я могу сходить в магазин, — на пороге Машка затормозила, явно не зная, как поступить. Утешение для нее в новинку, она неуверенно смотрела на Гришу, и когда тот кивнул, облегченно выдохнула.

— Прикуплю на ужин, чай, кофе и по мелочи. Что-то еще нужно? — Городецкая сделала шаг обратно на лестничную клетку и оглянулась.

— Можешь взять мой телефон, данные дам, — рассеяно ответил я, заметив промелькнувшее удивление. — Для покупок.

— Перечислю тебе деньги, — качнул головой Гриша, доставая свой смартфон.

— Как знаете, — пожал я плечами и двинулся вглубь квартиры по направлении спальни.

Когда последний раз в этой квартире делался ремонт? Кажется, сразу после смерти Лены и Леонида. Мне хотелось избавиться от воспоминаний, так что я переделал все от и до. Минимализм превалировал в интерьере повсюду. Посреди комнаты огромная двуспальная кровать с темно-синим шелковым покрывалом. Оно казалось единственным ярким пятном в этом доме среди серо-белого интерьера стен, мебели и полов. Я не стал расправлять убирать его, просто рухнул на кровати и уткнулся носом в гладкий шелк, закрывая глаза.

— Знаешь, кактус на кухне создает нездоровую атмосферу, — послышался голос Гриши где-то рядом.

— Попросил Аню не выкидывать, — отозвался я, не желая смотреть в его сторону.

Совсем рядом прогнулся матрас, Соболев присел неподалеку и замолчал, будто выжидая подходящего момента. А он все не находился, поэтому мы продолжали делать вид, словно ничего не происходит. Я знаю, Соболев хотел мне добра. Работа у него такая: с того света дураков вытаскивать, прямо как у Ильи. Разница в методиках лечения пациентов. Только я не хотел выздоравливать.

Вообще ничего не хотел.

— Я хочу помочь тебе. Очень, — тихо произнес Гриша, поднимая и касаясь меня мимолетно. — Жизнь не закончилась, Никит. Ты обещал бороться, помнишь?

Одинокая слеза защекотала кожу, стекая медленно по носу и замирая на самом кончике. Единственное напоминание о жизни, о бьющемся в груди сердце, возможности дышать. Зажмуриваясь сильнее до цветных пятен, я сжал пальцами ткань покрывала и выдохнул:

«Люди и животные в неволе очень часто похожи. Просто наша клетка не столь явно видна».

Я открыл глаза и увидел перед собой смазанный образ сквозь пелену соленой влаги. Гриша уже ушел, оставляя наедине с мыслями и видениями. Маленький мальчик, скованный цепями, печально взирал на меня. На руках кандалы, шею плотно обхватывал широкий ошейник с цепью, не дающий сдвинуться с места.

«Жизнь — странная штука. Она дает нам шанс, а затем забирает его, не спрашивая разрешения».

Протягивая к нему руку, я пытался коснуться злополучных оков. Ничего не получалось: каждый раз ребенок оказывался все дальше, меня же словно держала неведомая сила. Иногда она позволяла сдвинуться ненадолго, затем дергала поводок обратно и возвращала на место. Точно так же, как мальчишку.

Ничего удивительного, ведь мы с ним одно целое.

— Никуда не денешься, — зашипела точно змея моя мать, а с ней рядом издевательски смеялась Лена. Дед чуть поодаль наматывал цепь на запястье. Сильнее и сильнее, готовый сдавить тонкую шею, лишь бы не дать своей добыче ускользнуть. Они всегда рядом, прятались в тенях родного дома и жили в моем подсознании. Ни огонь, ни смерть не разлучили нас. Просто позволили ненадолго посмотреть в окно, увидеть жизнь за пределами мрачного подвала, куда я заточил себя сам без права на свободу.

Глава 46 

День за днем наблюдать из кровати за бесконечными ссорами кошмаров твоего воображения немного забавно. Иногда я позволял себе подняться с постели, сходить в душ и натыкался на очередную надзорную няньку, периодически путая с призраками, живущими в моем подсознании. Границы реальности и вымысла стерлись. Рому я мог назвать «глюком», затем наблюдал, как он хмурится. Очень скоро кто-то из них вызовет мне врача из психушки, подселив к другим душевнобольным.

Я редко ел, много спал и не желал выходить на улицу. Не знаю, сколько прошло времени, но мог запросто назвать количество людей, посетивших мою спальню за эти дни. Они не сдавались, несмотря на мое молчание и полное игнорирование их присутствия. Гриша был упорнее всех.

— Ни один нормальный врач не сдастся без боя, — заявил он мне, перетаскивая вещи в мои пенаты. На это оставалось только пожать плечами. Хочет жить — три комнаты свободны. Селись в любую, не потребую даже квартплату.

Сташенко сходил с ума. Нарезал круги по гостиной, пытался растормошить меня. Ругался, плевался, парочку раз наорал. Правда, Соболев пригрозил вышвырнуть его из квартиры, если продолжит вести себя подобным образом. Причем Илья ему в этом бы помог. А я наблюдал, сидя на подоконнике и куря вторую сигарету за час. Гулял, можно сказать.

— По-вашему, это нормальное состояние? — цедил Рома, махнув рукой в мою сторону. — Третья неделя пошла, он не хочет общаться, все время молчит…

— И будет это делать до тех пор, пока не захочет снова жить, — перебил его Гриша, заставляя замолчать. — Ничего не поменяется, если мы вернемся к таблеткам сейчас. Иногда стандартное лечение не помогает, особенно, если речь о бывшем наркомане.

— Снова зависимость, — развел руками Илья. — Его случай от твоего локально отличается, друг.

— Да просто…

И так каждый раз. Словно я не сидел рядом, игнорируя их присутствие. Иногда ко мне подходила Блажена, обнимала некрепко и шептала тихо на ухо, что очень скучает. Она упрямая, ситуация на кладбище совсем не отпугнула Солнцеву. В такие моменты я отводил душу, бросая несколько едких слов и доводя ее до слез. Остальные меня не трогали, но я замечал осуждение во взглядах. Ей больно, для понимания не нужен экстрасенс. Мое поведение, реакция на происходящее — я высасывал жизнь из других людей. Наташа, Аня, Лера, Машка, Тимур, остальные ребята — они отчаянно пытались, однако все чаще опускали руки и уходили, не добившись ничего.

Во мне ничего не осталось. Последнее ушло вместе с Дианой, потому что я устал идти против течения и сражаться с демонами. Хотелось просто лечь на любой поверхности. Спать, спать, спать, ведь когда-нибудь все должно прекратиться.

— Ты не можешь просто сдохнуть? — очередной выдох сигаретного дыма прошел под привычные речи Лены, мамы или деда. Не знаю, кто начал первым.

Они чуть не подрались за право бросить в мою сторону очередную кучу дерьма, стоя неподалеку от Ромы. Бесились, ведь никто на них не обращал внимания. Бедненькие, не только я заложник собственного сумасшествия, но и моя семья. Гореть в аду будем вместе. Поэтому я слез с подоконника, решив, что прогулочное время закончилось. По квартире распространялись приятные ароматы мясного рагу, только есть совсем не хотелось.

— Пообедаем? — спросила Лера, переглядываясь с Аней, молчаливой Блаженой. Кажется, будто она совсем разучилась говорить и улыбаться в последнее время.

— Я не голоден, — отвернулся, шагая обратно в спальню.

Кто-то из девчонок перестелил постель. От нового серого покрывала пахло свежестью, и я с удовольствием упал поверх него, заворачиваясь точно гусеница в кокон. Появление Солнцевой в спальне стало предсказуемым действием с её стороны. Таким понятным, привычным, что мне не захотелось в этот раз говорить ей гадости. Она осторожно прилегла рядом и обняла со спины, прижимаясь крепко.

— Я очень хочу помочь тебе, — прошептала Блажена. — Вернись к нам.

Минус день, а следом ночь. Круглые сутки движение по одному маршруту, от собственной комнаты до окна на кухне, стало для меня разнообразным смыслом жизни, ради которого я открывал по утрам глаза. Общение с кем-либо стало в тягость, я попросту игнорировал любые вопросы или отделывался короткими фразами. Иначе нельзя, ведь одинокий мальчик в темном подвале боялся вновь посмотреть в окно. Ведь из-за этого случались беды — любопытство приносило за собой смерть. Моим единственным желанием было остаться в этой комнате до конца своих дней, во сне продолжая добровольное заключение.

Но на сороковой день я неожиданно проснулся.

— Ты не приедешь? Рома сказал, что ты снова заболел, — обеспокоенный голос Феди резанул слух. Желание отбросить подальше чертов смартфон появилось внезапно и от того, как дрогнули мои пальцы, Гриша прищурился.

— Простыл немного, — хрипло отозвался я, почти с ненавистью посмотрев на Соболева. — И я не принимаю ничего, не бойся.

— Васька каждый день ждет твоего прихода, — вздох облегчения создал помехи в динамике, но реакция мелкого была однозначной. Он испугался моего срыва, только не знал, какую реакцию вызвал его звонок.

— Никита?

— Да? — я затаил дыхание, крепче сжимая пальцами корпус.

— Диана больше не придет, да? — Федя шмыгнул носом, не представляя себе, какие эмоции вызвал этот несчастный вопрос. — Рома сказал, что она ушла с ангелами.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Стоило разговору завершиться, Гриша протянул руку, чтобы забрать свой смартфон, и не дрогнул, когда аппарат полетел в стену. Наверняка экрану пришел пиздец. Соболев повернул голову, разглядывая телефон, точно кучку мусора, и сунул руки в карманы джинсов.

— Легче стало?

— Вон, — выдохнул я впервые за долгое время что-то отличное от привычных «не хочу» и «не голоден».

— Жаль, хорошая была вещица, — улыбнулся он как ни в чем не бывало и подошел к смартфону, поднимая его с пола. — Эх, экран накрылся, корпус пострадал.

— Уйди, — процедил я, слыша треск в собственной голове.

Паника набирала оборот, вся выдержка накрылась медным тазом Настоящий ужас, смешанный с ненавистью и отчаянием в единый коктейль — он отравлял организм изнутри. От горечи во рту стало вязко, захотелось сплюнуть на пол весь яд. Или на Соболева, который продолжал спокойно наблюдать за мной.

— Знаешь, я понимаю их беспокойство. Удивительно, сколь сильно ты погрузился в свою проблему и совершенно не замечаешь, как другие пытаются тебе помочь, — он говорил, говорил, размахивая руками.

Я попытался зажать уши, но помогало мало. Ему нужен срыв, Гриша стучал в мое грязное окно и звал подойти. От его голоса захотелось забиться подальше в угол, спрятаться там. Легче не становилось, стало только больнее — кто-то сильнее сдавливал оковы, не давая нормально вдохнуть.

— Думаешь, Диана радуется, глядя на тебя? — последняя капля перелила чашу терпения.

Я сорвался с места, бросаясь на него словно дикий зверь. Хотелось разорвать кожу, мышцы и переломать каждую кость, выдрать поганый язык. Он не смог больше говорить, никогда не посмел произнести имя Ди. Мы рухнули прямо на пол, только я не рассчитал сил. Организм ослаб за несколько недель, поэтому Грише ничего не стоило перевернуться и придавить меня собой. А я царапал паркет до крови на пальцах, отчаянно извиваясь под ним, кричал, брызгая слюной и вертя головой, точно в приступе эпилепсии. На мои отчаянные крики и Гришин зов прибежали с кухни остальные. Сейчас я сильнее всего походил на наркомана, отчаянно желающего получить дозу героина. Но приступ начал отступать, за ним уходили остатки последних сил на борьбу с этими людьми.

— Я принесу успокоительное, — услышал я панику в голосе Леры.

— Не надо, — отозвался Гриша где-то рядом, осторожно убирая руки. — Он в порядке.

Он наблюдал за мной, а я продолжал лежать, абсолютно беззащитный, ощущая себя выброшенной на берег рыбой. Спустя минуту собрал последние остатки затухающей энергии после мощного выброса адреналина в кровь и сел прямо на пол, бессмысленно смотря перед собой. Послышался шум, но я никак на него не отреагировал. Рома оказался ближе остальных. Коснулся моего плеча, затем потянул на себя за руку, обнимая точно ребенка.

«Это хорошо, если ты не влюбишься. Значит, не будет больно. А я все-таки эгоистка и не хочу тебя отпускать».

Я отчаянно врал, когда говорил, что не люблю тебя. Кажется, это чувство всегда. Не только к тебе. Ко всему миру, которому в сущности плевать. Видимо, оно не давало стать чудовищем, что пытались вырастить из меня.

«Однажды, тебе придется отпустить меня. Навсегда».

И мои обещания ничего не стоят. Не умею я их сдерживать, отсюда куча проблем и бед.

«Я бы хотела, чтобы у нас была вечность».

— Она говорила не так, — прошептал я, ощутив прикосновение Дианы к своим волосам.

Ни Лены, ни матери, ни деда в этом темном большом подвале. Оковы ослабли, а цепь стала такой длинной, что позволила подойти осторожно к окну и прикоснуться к мутной поверхности стекла. Диана все еще стояла рядом. Живая, со своей неизменной улыбкой и жаждой жизни в глазах. Она так близко — протяни руку, можно коснуться её. Хотя я понимал, что она лишь игра моего воображения. Но Гриша реален. Он оказался напротив меня, произнося слова Ди в один голос с ней: