Во время еды они мало говорили. Откровенно говоря, Фантина вообще молчала, полностью сосредоточившись на еде. Она старалась следить за своими манерами, но удавалось это с трудом. Она жадно набросилась на еду и едва сдерживалась, чтобы не проглатывать, не разжевывая.

Какое-то время Маркус поддерживал неспешную беседу в одиночку, пока наконец не замолчал. Она, к своему стыду, слишком поздно заметила повисшее молчание.

– Боюсь, сегодня вечером ты ужинаешь в не самом приятном обществе, – извинилась она.

– Наоборот, ты лучшее общество – хороша собой и ешь с удовольствием.

Фантина искоса взглянула на него.

– Так хвалят комнатную собачку.

– Неправда! – явно обидевшись, возразил он. Потом медленно провел рукой по изгибу ее шеи. – Ты сама прекрасная женщина на земле.

Фантине хотелось рассмеяться. Сколько мужчин каждую ночь повторяют эти же слова тысячам разных женщин! Мог бы придумать что-нибудь более оригинальное. Но она не стала смеяться. Не смогла. Потому что его тон заставил поверить в то, что он говорит правду.

Она нервно сглотнула, его слова не оставили ее равнодушной.

– Маркус…

– Ты покорила меня, Фантина. Не знаю, чем и как, но я не могу думать ни о чем, кроме тебя.

Он притянул ее к себе, чтобы поцеловать. Она не сопротивлялась, загипнотизированная ее чистыми светло-голубыми глазами. Когда их губы встретились, его прикосновение было нежным, но, тем не менее, требовательным.

У нее перехватило дыхание, когда он сначала вкусил сладость ее губ, а потом проник глубже в рот. Потом он отстранился, посмотрел на Фантину, и она смогла ответить лишь затуманенным взглядом.

– Мне не нравится, как ты живешь, – прошептал он. – Покупаешь дружбу, ползаешь по сточным канавам, постоянно рискуешь жизнью, общаясь с ворами и всяким сбродом. – Он погладил ее по щеке, провел пальцем по краю губ. – Я хочу, чтобы ты стала моей любовницей. Будешь жить как королева, у тебя будут слуги, роскошный дом, все, что пожелаешь.

Фантина недоуменно уставилась на него. Вино, еда, даже окружающая тишина убаюкали ее. Но ей следовало ожидать подобного. Таким, как Маркус, она нужна только для одного.

Она с досадой отстранилась, злясь на него за то, что он посмел ей предложить подобное, и на себя за то, что не предвидела такого развития событий.

– Нет. – Слово, словно камень, упало с губ, но она все равно его произнесла. А потом оттолкнула Чедвика с такой силой, что он упал назад в свое кресло.

Казалось, что Маркус совершенно шокирован отказом, что она нанесла ему еще большее оскорбление, чем это сделал он сам, предложив стать его любовницей.

– Почему? – удился он.

Она вздернула подбородок, вспомнив всех тех потных мужчин в маминой гримерке. Руки, запахи и жар тела до сих пор вызывали у нее отвращение.

– Не хочу превратиться в свою мать, – заявила она решительным тоном, не отводя от него взгляда. – И я тебе не доверяю.

Он выдержал ее взгляд, молча размышляя над ее словами. Но она была непоколебима, и он резко вскочил из-за стола, с грохотом отбросив стул.

– Я побывал на самом дне жизни, Фантина! Весь вывалялся в грязи, пробираясь по канавам, летал через окно ради тебя, даже пережил из-за тебя несколько часов позора в доме лорда Гарриса. Если бы мне хотелось обидеть тебя, я бы уже задушил тебя! Как думаешь?

– Твой брат доверял тебе… И что из этого получилось?

Он замер на месте, а Фантина прикусила губу, понимая, что поступила нечестно. Да, он обидел ее, но ей не стоило отвечать так жестоко.

– Прости, – прошептала она. – Мне не следовало этого говорить.

– Да, не стоило, – согласился он.

Она вздохнула.

– Черт побери, Маркус, я устала, но я все понимаю. Не хочу быть твоей любовницей, и никакая вкусная еда и красивая одежда моего решения не изменит. Почему ты не можешь этого понять?

Неожиданно он наклонился над ней, такой большой и сильный.

– Потому что я хочу знать почему.

Он пожала плечами и отвернулась. Ей нечего было ответить.

Как будто прочитав ее мысли, он снова сел за стол, налил себе вина.

– Что ты знаешь о Джеффри?

– Что ты пожертвовал… – Она опять прикусила губу, понимая, что это неправда. – Что ты отослал своего брата в Англию… одного и беззащитного. Что Англию ты спас, а Джеффри погиб.

Он был готов к ее ответу. Об этом свидетельствовали вздувшиеся на скулах желваки. Но, тем не менее, он отреагировал на ее дерзкие слова, дрожащей рукой поднеся к губам бокал вина. Она не могла оставить в покое эту тему, даже видя, насколько он задет.

– Неужели ты не понимаешь, чего я боюсь? Твоя верность своей стране вытесняет твои чувства к остальным людям, даже к собственному брату. Я для тебя пустое место.

Он округлил глаза от удивления.

– Моя верность Англии не имеет к тебе никакого отношения.

– Если перед тобой встанет выбор, ты всегда выберешь Англию. А те, кому я доверяю, пожертвуют всем ради меня, а я – ради них. И никакая призрачная верность королю и стране не будет этому препятствовать.

Внезапно она почувствовала всю тяжесть его пристального взгляда.

– Ты намерена поставить меня перед выбором? Собираешься присоединиться во Франции к Наполеону?

Она ковырнула вилкой в тарелке.

– В Англии я мало чем могу гордиться. Если ты беден и безроден, никто тебя и в грош не ставит.

– Как ты можешь такое говорить! – воскликнул он. На его лице читалось неподдельное изумление.

– Ты неправильно меня понял, – продолжала она. – Я люблю Англию. Она моя родина. Но эта родина позволяет таким, как Балласт и Херди, устанавливать свои порядки в трущобах, спокойно терпит то, что бедные девушки вынуждены продавать себя, а уличные мальчишки – воровать.

– У тебя есть выбор!

– Стать твоей любовницей? Спасительницей Пенуорти? Почему я должна продавать себя тому, кто подороже заплатит? Почему я не могу получить образование и лечить людей или строить корабли?

– Ты хочешь строить корабли? Стать врачом? – Эта мысль так поразила его, что он, не задумываясь, выпалил: – Но ты ведь женщина!

– А почему я должна хранить верность стране, которая так меня ограничивает?

Он со звоном поставил бокал на стол.

– Фантина, так происходит повсюду. Глупо думать, что одно твое желание может изменить Англию.

Она едва не рассмеялась.

– Нет, я не настолько наивна. Но ты полагаешь, что все идет, как должно идти. Мы с тобой видим мир по-разному, милорд.

Довольно. Она уже все объяснила, как могла. Но в душе она плакала. Потому что знала, что пожалеет о своем выборе, отказавшись от богатства, уюта и страсти. А ради чего?

– Ты отказываешься от всего, потому что не хочешь принимать мир таким, какой он есть. – Маркус неистовствовал. – Ты вычеркиваешь меня из своей жизни, потому что хочешь быть мужчиной.

– Я просто не хочу того, что ты предлагаешь. Я тебе не верю.

И опять ее слова прозвучали твердо, хотя внутри у нее все сжалось. Неужели она злится, из гордости отказавшись от того, что ей предложили?

Он прищурился, внимательно разглядывая ее.

– Кого ты в этом пытаешься убедить? – с вызовом спросил он.

«Разумеется, саму себя», – мысленно произнесла Фантина. Но ему она в этом никогда не признается. Поэтому она вскочила из-за стола, повернулась к нему спиной, пытаясь найти хоть что-нибудь, на что можно было бы направить свою злость. Но в комнате, кроме Маркуса, никого не было. И тут она почувствовала его у себя за спиной, и его тело, словно пламенем, обожгло ее.

– Ты права, – прошептал он, обжигая ей ухо. – Я не должен был на тебя давить. Пошли. – Он повел ее вперед, и она послушно сделала два шага. А потом опомнилась.

– Куда мы?

Он повернулся с озорным выражением на лице.

– Буду доказывать тебе, что я не такое чудовище, каким ты меня представляешь. – И, не давая ей возразить, он подхватил ее на руки и понес в постель, нетерпеливо сдернул одеяло.

Фантина удивленно пискнула, но он запечатал ее рот быстрым страстным поцелуем.

– Т-с-с. Я не собираюсь посягать на твою добродетель.

Она вздернула брови, понимая, что он врет, но времени на возражение не было – Маркус уложил ее на кровать.

– Иди сюда. Повернись, – произнес он, вжимая ее в кровать.

Фантина напряглась, ведь ее красный пеньюар в лучшем случае был хрупкой преградой.

– Чего ты хочешь?

– Ложись на живот. Доверься мне.

У него была такая искренняя улыбка, что она сделала так, как он попросил. Она убедила себя, что не сопротивляется, потому что слишком устала. Но Фантина понимала, что на самом деле она стремится спрятаться и не видеть его страстного взгляда. Разве она была в состоянии думать, когда он так на нее смотрел?

– Предупреждаю тебя, – мягкие подушки приглушили ее голос, – я не такая беззащитная.

Конечно, она блефовала. Вино, вкусная еда и пережитое за день уже взяли свое. Лежа на кровати, она чувствовала, что не в силах даже пальцем пошевелить, не говоря о том, чтобы сопротивляться.

И тем не менее он, должно быть, воспринял ее слова всерьез, потому что ответил весело, но искренне:

– Можешь мне поверить, уж я-то знаю, что у тебя есть когти.

Она улыбнулась. Репутация – половина победы. Потом он сделал так, что все мысли тут же вылетели у нее из головы. Положил руки ей на плечи и стал массировать.

– Что ты делаешь? – прошептала она.

– Это лечебный массаж. Мой камердинер научился этому в Индии.

Его пальцы все сильнее массировали ее тело, и при этом она чувствовала такое облегчение, как будто с нее сбросили камень. Прикосновения становились все интенсивнее, когда Маркус разминал ее мышцы вдоль позвоночника, потом он немного ослабил напор, спустившись к бедрам, глубоко вдавил большие пальцы в поясницу. Она застонала, одновременно ощущая волнение и удивительную легкость.

– Расслабься, – упрашивал он. – Я остановлюсь, как только скажешь.

Она не хотела, чтобы он останавливался. Понимала, что он задумал. Маркус решил соблазнить ее не словами, а прикосновениями. Она отказалась от его холодного, почти делового предложения, но перед натиском разгоряченной плоти была бессильна.

И Фантина уступила. Даже без намека на сопротивление она закрыла глаза – будь что будет. И вскоре время перестало существовать. Он решительно и уверенно разминал ей ноги, ступни. Потом нежно перевернул на спину, и она не стала возражать. Когда он стал гладить ей плечи, снимая пеньюар, она тоже не сопротивлялась. Шелк соскальзывал все ниже и ниже, пока не обнажилась грудь, которая, казалось, только и ждала его ласки.

Он продолжал массировать, сосредоточившись на мышцах, большими пальцами растягивая сухожилия. Он продолжал трудиться, и его пальцы медленно приближались к ее напряженным соскам, пока наконец не коснулись их.

Она охнула, но этот тихий вздох потерялся в вихре ощущений, которые он пробудил. Маркус коснулся груди еще раз, теперь уже несильно ущипнув ее за соски. Фантина снова охнула, выгнула спину, надеясь, что он сделает это снова.

И он оправдал надежды. Раз за разом его руки становились все более требовательными, более дерзкими, пока он ласкал ей грудь.

А потом спустился ниже.

Он продолжал пытку, несмотря на то, что грудь горела от возбуждения, спустился на талию, полностью избавив ее от пеньюара.

Никто из них не произнес и слова. Слышались только негромкие страстные вздохи, ее тихие всхлипывания. Потом он прижал большие пальцы к бедрам, едва касаясь тайных складок лона.

Она дернулась под ним, как будто лопнувшая пружина. Ноги ее были раздвинуты и, казалось, только и жаждали его прикосновений – он наклонился ее поцеловать, но не в губы, а в живот, который подрагивал под его губами. Она чувствовала его поджарое и крепкое тело, когда он вытянулся слева от нее. И только почувствовав, как его волосы на груди защекотали ее, она заметила, что он снял рубашку.

Фантина удивленно распахнула глаза, залюбовалась его широкими плечами. При свете свечей его мускулистое тело казалось вылепленным из золота и теней. Не в силах сдержаться, она нежно коснулась его тела. Кожа на груди была мягкой и теплой, и она подивилась тому, что поверх стальных мышц такая нежная кожа и мягкие волосы.

Она подняла голову, пытаясь встретиться с ним взглядом, но увидела только темные омуты. Она погладила его колючий подбородок, не без труда дотянулась до его щеки, а потом коснулась темно-вишневых губ. Никогда раньше она не могла прикасаться к мужчине так, как ей хотелось.

Он наклонился и поцеловал ее в губы.

Его поцелуй был медленным, терпеливым, продолжительным, но она чувствовала растущее в нем возбуждение, силу, которую он сдерживал ради нее. Ему хотелось больше. Она ощущала его желание, словно раскаленное клеймо на своем бедре, и бессознательно потерлась об него.

Он громко застонал, когда его язык требовательно проник ей в рот. Она позволила это вторжение и втянула его глубже, наслаждаясь вместе с Маркусом со страстью, совершенно чуждой ее натуре.