Фантина посмотрела Вобле прямо в глаза.

– Этого будет достаточно, чтобы удержать твоего отца?

Сначала парень помолчал, но потом покачал головой.

– Чедвика он не тронет. С такой важной «шишкой» никто не захочет связываться.

– А как же Фантина? – спросил Маркус.

Вобла повернулся к девушке, как будто извиняясь.

– Крыса сильно его обидел. Он не спустит этого с рук, иначе не сможет и дальше держать в узде своих парней.

Фантина пожала Маркусу руку, набираясь силы от его тепла, несмотря на то что сама пыталась успокоить его.

– Балласта я сумею провести. Кроме того, – добавила она с улыбкой, – Вобла напишет отцу из Йоркшира и расскажет, как там все прекрасно и удивительно, и Балласт, возможно, меня простит.

Вобла с сомнением смотрел на Фантину, но молчал. Маркус, сурово взглянув на него, спросил:

– Ты же напишешь отцу?

– А как же! Только я, дорогуши, буду писать правду. Если меня будут обижать, я все расскажу. И тогда папашка придет по твою голову и голову Фантины.

Маркус скрестил руки на груди, холодно посмотрел на паренька.

– Не «папашка», а «отец», – поправил Маркус. – И если ты намерен писать правду, я должен удостовериться, что ты понимаешь, что это такое.

Вобла застыл.

– Я понимаю, что…

Фантина застонала, пытаясь отключиться от всего, что сейчас происходило. Она чувствовала себя совершенно разбитой: перебранка между Маркусом и Воблой, опасность, исходящая от Балласта, который мог убить ее, нелегкие переговоры с Херди, ее долги, нависшая над Уилберфорсом угроза и, Господи помоги, страх перед знакомством с семьей Маркуса – все это лишило ее последних сил.

– Боже, когда моя жизнь стала такой чертовски запутанной? – в отчаянии воскликнула Фантина и второй раз за день удивилась, заметив улыбку Маркуса.

* * *

Балласт стучал кулаком в стену крошечной комнатки Фанни и матерился, пока не выдохся. Она сбежала. Он разминулся с этой девкой, опоздав всего на пять минут! Он вздохнул, вознамерившись дать выход своему раздражению, но остановился, когда наткнулся взглядом на кепку. Она валялась за дверью, но ошибиться он не мог.

Это была кепка Воблы. Его мальчик… с Фанни-Крысой!

Балласт поднял смятый головной убор, разгладил его на кулаке. И стал себя успокаивать, что все в порядке. Его сын умный. Вобла знает, как справиться с этой глупой женщиной и пьяным лордом. Он все устроит так, что Балласт превратит в отбивную и девчонку, и ее лорда.

Кивнув своим громилам, Балласт отослал их из комнатушки Крысы. Он даст Вобле пару дней, чтобы тот объяснил, что происходит.

И лучше этой шлюхе не трогать его мальчика. Если с Воблой что-то случится, он ноги ей вырвет.

* * *

Маркус засунул руки в карманы и попытался не ерзать. Он не был готов к столь щекотливому моменту. В конце концов, ему ни разу в жизни не доводилось представлять собственной сестре внебрачных детей своих друзей…

В итоге он напрасно волновался. Его сестра оказалась превосходной хозяйкой. Она не обратила внимания на то, что брат явился на порог с грязным мальчишкой и такой же грязной женщиной, переодетой парнем. Шарлотта бросила оценивающий взгляд, приказала принести огромный поднос еды и приготовить ванны. И только когда Воблу и Фантину погрузили в горячую воду, она прижала брата к стене и потребовала объяснений.

– Так, дорогой братец, кто они? Почему так одеты? И почему я должна вывести ее в свет?

Он даже глазом не моргнул.

– Потому что я твой брат и ты меня любишь.

– Вот как!

– Потому что ты уже пообещала!

– Я обещала представить обществу племянницу Пенуорти, а не грязнулю в порванных панталонах.

– Это она и есть.

– Но почему? Что все это означает?

Маркус не проронил ни слова в ответ. Она скрестила руки на груди и нахмурилась. Так они и молчали.

В конце концов Маркус выиграл. Он всегда одерживал верх над Шарлоттой, потому что в глубине души она просто обожала его так же сильно, как когда-то обожала их брата Джеффри.

– Отлично! – наконец фыркнула она. – Постараюсь смириться с ней. А что касается тебя, – продолжала она, уперев руки в бока, – готовь свой кошелек – расходы предстоят немалые. Если услышу хотя бы одно возражение, всем расскажу, что раньше ты пас коз в одном белье!

Маркус в ужасе замер.

– Мне было всего пять лет!

– Какое это имеет значение? Я всем расскажу. Возможно, даже закажу картину… Договорились?

Маркус поджал губы, пытался смутить ее взглядом. На этот раз он проиграл.

– Хорошо, – сдался он. – У тебя карт-бланш, но не пытайся обобрать меня до нитки. Когда-нибудь ко мне перейдет титул. Было бы неплохо, если бы я смог содержать имение.

Она прищурилась.

– Разве ты будешь платить? Не Пенуорти?

Он вздохнул. Оба отлично знали, что у его наставника нет денег на то, чтобы вывести девушку в свет. А теперь Шарлотта поняла, что у ее брата не только праздный интерес к новой подопечной.

– А сейчас прошу прощения, я должен составить письмо, чтобы отправить его с парнем в Йоркшир. – И Маркус ретировался, пока Шарлотта со своим острым умом ни о чем не догадалась.

* * *

Фантина глубоко вздохнула. Она опять была чистой и сытой, и все это сделал для нее Маркус. Испытывала ли она благодарность? Да. Нервничала? Была ли настороже? Разумеется. Хотелось бы ей, чтобы сейчас рядом с ней был Маркус, чтобы она забыла о неловкости, тревоге и неприятных мыслях о том, что она теряет почву под ногами? Конечно же. Но его здесь не было.

Поэтому она еще раз вздохнула.

Она закрыла глаза, пытаясь поймать ощущение благословенного удовольствия и не волноваться ни о чем, но не могла.

Слишком много неведомого в этом месте, слишком многое могло пойти не так. Ей не нравилось это чувство, и поэтому она не могла сидеть спокойно в ванне, каким бы восхитительным ни был аромат пены.

Она встала, поспешно схватив полотенце, как только услышала стук в дверь. Через секунду по ту сторону ширмы появилась тень служанки.

– Миледи желает с вами побеседовать и интересуется, не помешает ли вашему купанию.

– Конечно нет, – ответила Фантина, тщательно следя, чтобы не проскальзывал акцент кокни. – Передайте леди Шарлотте, что она может войти. – Фантина говорила быстро, слишком быстро.

«Это просто смешно!» – укоряла она себя. Нет причин для волнения. Она встречала людей и пострашнее, чем родственники Маркуса. Но, невзирая на все попытки уговорить себя, она продолжала нервничать и тревожиться и была совершенно не готова к встрече с женщиной, которая выглядывала из-за ширмы.

– Фантина, вам помощь нужна?

Фантина покачала головой, проклиная упавшую на глаз мокрую прядь.

– Нет, у меня все хорошо, – солгала она, поспешно вытираясь и протягивая руку за бельем.

Вещи были мягкими и чистыми, и Фантина помимо воли замолчала, оценивая текстуру ткани, когда надевала их.

– Выходите из-за ширмы, – поторопила леди Шарлотта. – Я нашла кое-какие платья, которые могут вам подойти.

Фантина сделала так, как ей было велено, подошла ближе к камину в этой красивой фиолетовой с белым спальне. По пути она пристально изучала хозяйку и сразу отметила про себя семейное сходство между леди Шарлоттой и Маркусом. Оба были высокими и сильными, белокурыми, с проницательным взглядом, хотя у леди Шарлотты глаза были орехового цвета, а не светло-голубые, как у Маркуса. Глядя на хозяйку дома, Фантина понимала, что женщина могла бы относиться к окружающим так же высокомерно и пренебрежительно, как зачастую относился ее брат, но она не проявляла надменности. Напротив, леди Шарлотта была вежливой и улыбчивой, она не распекала, а скорее проявляла участие.

Фантину подобное поведение сбивало с толку. Ее мать никогда не была такой… по-матерински заботливой.

– Нравится?

Фантина проследила за жестом Шарлотты, увидела три изысканных повседневных платья, разложенных на огромной кровати. Первое было однотонным, ярко-желтого канареечного цвета, остальные два – с узорами (розовое с лавандовым и зеленое с золотым).

– Боюсь, они будут вам немного велики. Я чуть выше вас, но придется довольствоваться этими, пока мы не купим для вас что-нибудь другое.

– Для меня? – эхом повторила Фантина.

– А чему вы удивляетесь? Нельзя выходить в свет в моих старых платьях.

– В свет? – До этого момента она совершенно забыла, что Маркус планировал в этом сезоне ее дебют в высшем обществе. Она больше думала о том, чему ей придется научиться и как она разыщет таинственного Фиксу.

Леди Шарлотта нахмурилась, скрестила руки на груди, и Фантина изо всех сил постаралась сохранить спокойствие.

– Что вам сказал Маркус? – спросила Шарлотта.

Фантина глубоко вздохнула, пытаясь собраться с мыслями.

– У Маркуса много странных идей, миледи.

– Можете звать меня просто Лотти. Я чувствую себя неловко, когда ко мне постоянно обращаются «миледи» и «ваша светлость».

Фантина недоуменно уставилась на собеседницу, мысли путались.

– Вы не хотите, чтобы я называла ваш титул? – Фантина растерялась. Любой аристократ настаивал на том, чтобы к нему обращались, указывая титул. Любой, включая Маркуса, именно поэтому, разумеется, она и зовет его только по имени.

– Боже, – продолжала леди Шарлотта. – У вас на ногах ужасные синяки. Может, стоит позвать врача?

– Из-за синяков? – смутилась Фантина.

– Мой доктор будет здесь в мгновение ока.

– Нет. Нет, спасибо. – Фантина покачала головой, мысли продолжали лихорадочно мелькать в ее голове. «Доктора, – пребывая в оцепенении, думала она, – а не хирурга». Доктора – для высшего сословия. Таких, как она, лечат хирурги-коновалы.

– Одевайтесь, – мягко поторопила Шарлотта. – Нельзя стоять в одной сорочке. Померяйте ярко-желтое.

Не успела Фантина и глазом моргнуть, как уже натягивала платье из тончайшего шелка. Первый раз такой мягкий материал касался ее кожи, однако ей оставалось только неуклюже переминаться с ноги на ногу и смотреть на платье.

Последний раз она касалась чего-то похожего еще в школе. И неожиданно ожили ее воспоминания – все жестокие колкости, все резкости. Она не хочет переживать это еще раз. Не сможет.

– Это ошибка, – произнесла она и потянула за юбку, пытаясь ее снять.

Но леди Шарлотта убрала ее руки.

– Дайте мне минутку, я застегну на спине пуговицу.

В душе Фантины росла тревога. Не следовало сюда приходить. Маркус сбил ее с толку, заставил согласиться приехать в этот дом вопреки здравому смыслу. Она принадлежит миру трущоб, и не стоило вытаскивать ее из того единственного места, в законах которого она разбиралась.

– Наверное, мне лучше уйти, – сказала Фантина, забрасывая руки назад, чтобы расстегнуть пуговицы. – Спасибо большое за все, что вы для меня сделали. Если вы вернете мне мою одежду, я тут же уйду.

– Ой! – воскликнула Шарлотта. – Но Маркус приказал ее сжечь.

Фантина обернулась, руки безвольно упали вдоль тела.

– Он сжег мою одежду?

– Да… – после паузы призналась она. – Честно говоря, он лично проследил за тем, чтобы ее немедленно сожгли, и предупредил, что вы будете злиться.

– Что верно – то верно! – произнесла Фанни, перестав следить за собой и перейдя на кокни. – Он права не имел!

– Знаю. Именно поэтому он так и поступил.

– Чертов аристократишка! – Фантина скрестила руки на груди, обернулась, пристально посмотрела в огонь, как будто ожидала найти в пламени ответы на свои вопросы или, по крайней мере, успокоить нервы. Нервы не успокаивались. Думалось только о том, что Маркус сжег ее одежду.

– Чертов аристократишка, грязный и своевольный, – пробормотала она. И чихнула, несмотря на разожженный камин: из-за мокрых волос ей было холодно. – Он сжег мою одежду, чтобы я не могла никуда уйти. Ему прекрасно известно, что в вашей одежде я не могу появиться в трущобах. Буду там как белая ворона.

Она услышала шорох платьев, когда леди Шарлотта шагнула к ней.

– А почему вы хотите туда вернуться?

– Потому что там мой дом, – отрезала Фантина. Она не сразу сумела взять себя в руки и, когда справилась с этим, пожалела о своей грубости. Как бы там ни было, леди Шарлотта ни в чем не виновата. Эта женщина была с ней по-настоящему добра. Она не заслужила того, чтобы Фантина выплескивала на нее свое недовольство.

Фантина обернулась, попыталась извиниться.

– Пожалуйста, простите меня. Ваш брат вывел меня из себя. Вы были так добры, я никоим образом не хотела вас обидеть.

Женщина улыбнулась теплой дружелюбной улыбкой, которая не вязалась с ее словами.

– Но все равно обидели, – констатировала она. – Похоже, вы не хотите, чтобы я выводила вас в свет.

– Я вообще не хочу выходить в свет, – грубо ответила Фантина, пряча свою неуверенность за резкостью. – Но, по-видимому, ваш брат думает…