— А, — сказал он, — этот пирог сухой.

Епископ Данн славился подобными грубыми, бездумными высказываниями. По этой причине домработницы у него не задерживались.

Но я не была его домработницей. Я была его служанкой не более, чем этот невежественный жадный гремлин был слугой Господа. И мой пирог не был сухим.

— Возможно, это у вас во рту пересохло, отец.

Его преосвященство был парализован ужасом. Оттого, что его назвали старым ублюдком с сухим ртом, но больше всего оттого, что я не обратилась к нему должным образом. Он поставил тарелку и вышел из приходского собрания с чувством молчаливо-накаляющегося гнева.

В ту секунду, когда он повернулся ко мне спиной, меня захлестнула волна страха: я осознала, что натворила. Но, когда подол его последней ризы скрылся за дверью, облегчение, испытываемое присутствующими, стало осязаемым. Было такое чувство, будто в любой момент они разразятся громом аплодисментов. Брайди Малоун подошла ко мне сзади и сказала:

— Это надо было ему сказать много лет назад, молодчина, Бернардина!

В тот момент я почувствовала гордость и собиралась улыбнуться, но в дверях кухни я увидела Джеймса.

На его лице было выражение сурового неодобрения.

Глава двадцать седьмая

— Дэн, я должна тебе кое-что сказать.

Если он, услышав эти слова, хоть в какой-то мере испытал тот страх, который испытывала я, когда говорила их, то это уже было хорошо.

— Ты уходишь от меня.

Я была ошарашена. Он, что, догадался?

— Нет. Я не ухожу от тебя.

— А все остальное — ерунда, — Дэн засмеялся своей шутке. — Попалась! Скажи, который час, детка? Джерри сказал, что будет здесь около двух — поможет мне починить мотоцикл.

Это будет труднее, чем я думала.

Я пережила сорок восемь часов ада. Моя кровь была отравлена адреналином.

После двадцати четырех часов я была более или менее уверена в том, что Ронан Робертсон, в конце концов, наверное, не был моей родственной душой. Я пыталась вспомнить желание и томление, которые испытывала, воскресить образ нас двоих вместе, как нечто, заставлявшее меня чувствовать себя живой, и добавить к этому некий налет романтики, чтобы мне стало получше, но на душе у меня кошки скребли. Мое увлечение Ронаном прошло.

Я знала, что должна все рассказать Дэну.

Будет нелегко, но я больше не могла держать это в себе.

Я придумала, как мне об этом сказать.

— Я серьезно, Дэн. Нам нужно поговорить.

Он был весь в смазочном масле, возился с какими-то деталями мотоцикла «харлей дэвидсон», разложенными на столе. Большой ребенок со своими игрушками, устроивший беспорядок.

— Извини, Тресса. Я все это потом уберу. Вот только Джерри придет и…

Я закашлялась.

— У меня чуть не случился роман.

Я посмотрела ему прямо в глаза. Именно так, как я себе пообещала.

Дэн мгновенно превратился из мальчика в мужчину.

Я думала, что он будет в шоке, что ему будет больно. Я была готова увидеть его слезы.

— Что это значит, «чуть не»?

Он выглядел разозленным. Таким я его никогда раньше не видела. Я сжалась.

— Я не знаю, я…

— Что значит, «у меня чуть не случился роман», Тресса? — повторил Дэн, ожидая ответа.

— Это был парень со съемок, с которым я раньше встречалась, и мы встретились, выпили и…

— Ты спала с ним?

— Нет.

— Ты хотела с ним переспать?

— Да, нет, да… Я не знаю…

— Вы целовались?

— Да, что-то вроде того, я не помню.

— Прекрати, мать твою, вешать мне лапшу на уши, Тресса, вы целовались?

— Д-да!

Я наполовину прокричала, наполовину прошептала это, будто я актриса, которой никогда не была. Это была сцена, играть которую мне совершенно не доставляло удовольствия.

— Тебе понравилось?

Дэн сказал это таким гадким, заносчивым, холодным тоном, будто передо мной был человек, не имеющий ничего общего с моим мужем.

Он не унимался.

— Это было, я не знаю, сексуально? Весело?

Я боялась его такого. Вредного, мстительного. Я отвечала Дэну с удивлением, не потому что поражалась его злости, а потому что поражалась его реакции и собственному страху.

— Ты не понимаешь, Дэн.

— Чего не понимаю, Тресса? Что моя жена где-то «чуть» не закрутила роман, что она целуется и, возможно, трахается с другими мужчинами? Чего тут непонятного?

— Прекрати! Перестань так говорить. Будь собой.

— Что, черт тебя дери, это значит, Тресса? Собой? Размазней-Дэном, большой необразованной обезьяной, которая слишком глупа, чтобы понять, что происходит у нее под носом? Добрым великаном, который все простит…

— Прекрати! Перестань!

— Чего ты от меня хочешь, Тресса? Хочешь, чтобы я упал на колени и умолял тебя остаться?

— Я не ухожу от тебя, Дэн…

— Ты хочешь, чтобы я это сделал?

Дэн схватил кофейную чашку и швырнул ее в окно.

Я закричала, и это заставило его замолчать. Он стоял передо мной, его губы начинали кривиться в усмешке, руки дрожали от ярости; его глаза были широко распахнуты, в них были грусть и страх. На какую-то долю секунды мне показалось, что он смотрит умоляюще.

— Совершенно очевидно, что ты несчастлива в этом браке, и знаешь что? Ты и меня делаешь несчастным. Может быть, сегодня тот самый день. Не важно. Я ухожу.

И мой преданный муж ушел из дома, драматически хлопнув дверью.

Я была в шоке, я дрожала. Я никогда не видела раньше, чтобы Дэн злился, и к своему ужасу, я поняла, что он был прав. Я действительно считала его большим, мягкосердечным дураком, который все переживет и стерпит. Чего я меньше всего ожидала, так это того, что Дэн уйдет от меня. После всей моей неуверенности, всего моего нытья и ворчания теперь решение было за ним.

Прошло около десяти минут, наверное, когда я услышала, как Джерри стучит в дверь.

Не было смысла прятаться от Джерри. Он знал, что его ждут.

Прямо через кухню он прошел к задней двери.

— Дэн в гараже?

— Его здесь нет.

— Ладно… — и он начал перебирать детали на столе.

— Что готовишь, Тресс?

Входя в мою кухню, Джерри всегда втягивал носом воздух, как бездомный пес.

— Мы поссорились. Я думаю, что Дэн ушел от меня.

— Нет, конечно. Кофе был бы кстати.

Я не думала, что нужно поговорить, особенно с Джерри, но иногда ты не знаешь, что тебе нужно что-то сделать, пока тебе не станет нужно это сделать.

Джерри понял, что даром ужин ему не достанется, поэтому спросил:

— Что произошло?

— Я сказала Дэну, что чуть не закрутила роман.

— Ух ты!

Он отступил назад и замахал руками, как член экипажа падающего самолета:

— Не мое дело, Тресс, не хочу знать.

Но я собиралась это выложить. Дэн не стал бы слушать, поэтому я хотела убедиться, что мое послание дойдет до него через его друга.

— Я встретила этого парня, которого знала раньше, я думала, что он особенный, а потом осознала, что он — ничто по сравнению с Дэном. Моей любви выпало испытание, и я выбрала Дэна.

Я чувствовала себя триумфатором. Это звучало хорошо. Никого не обидела; дилемма разрешилась. Джерри рассмеялся и возвел глаза к небу. Он посмотрел на меня со смесью жалости и интереса.

— Ты уже сделала свой выбор, Тресса. Ты не на рынке, чтобы принимать подобные решения.

Потом Джерри взял со стола грязный карбюратор и пошел в гараж дожидаться своего преданного друга.

Реальность зависит от того, как ее толкуют.

Некоторые люди верят, что только Господь Бог действительно знает, что происходит на самом деле, а мы, смертные, просто выдвигаем свои версии происходящего.

Реальность номер один, существовавшая в моем мире восприятия жизни, была такова: мы с Ронаном были родственными душами, и развитию нашей любви помешали непонимание, неподходящий момент и моя последующая свадьба с другим мужчиной. Мы снова встретились, и, зная, что мы не будем вместе, наши души нашли способ выразить отношение друг к другу честно и открыто. Возможно, мы влюбились. Ронан был раздавлен, когда я не осталась с ним, и провел остаток вечера, разговаривая по телефону с психоаналитиком.

Реальность номер два: Ронан, отдыхая от общения с сожительницей-моделью, наткнулся на уязвимую бывшую подружку и, пресытившись прелестями двадцатилетиях, обрадовался возможности провести вечер, занимаясь необременительным сексом с чужой женой. Он из числа тех мужчин, которые скажут все, что угодно, лишь бы затащить женщину в постель, включая и ту зацепляющую нервы, душещипательную ерунду, которую, как он правильно понял, я хотела услышать. Можно также предположить, что, заполучив в свое распоряжение оплаченную комнату, Ронан принялся рыться в записной книжке в поисках быстрой замены, чтобы зарезервированная койка не пропала зря.

Правда в том, что я никогда этого не узнаю.

Единственное, в чем я была абсолютно уверена, так это в том, что я очень сильно ранила Дэна. Иногда бывает, что, сказав всю правду, ты ранишь человека, но в конечном итоге ты только оказываешь услугу вам обоим. Также можно ранить людей, будучи просто эгоистичной стервой, и этому нет оправдания. Иногда бывает трудно понять, в которой из этих двух ситуаций ты очутилась.

Так или иначе, в следующий раз, когда я буду следовать зову своего сердца или поддаваться влиянию гормонов, я прислушаюсь к своему новому другу, Совести. Она, может быть, и не настолько хорошенькая, как Творчество, но она, по крайней мере, всегда говорит мне правду.

Думаю, это как с осевшим рождественским пирогом. Если ты считаешь, что все получится само собой, и делаешься рассеянной, раз или два у тебя может получиться, но нет гарантии, что будет получаться всегда. С вещами, которые хорошо тебе служат, необходимо обращаться с почтением, потому что иначе придется за это страдать.

Более того, поступать так — просто правильно.

Глава двадцать восьмая

Джеймс никогда на меня не злился.

За двадцать лет можно привыкнуть, а я знала своего мужа спокойным, выдержанным человеком. Я никогда не видела, чтобы он повысил голос или, избави Боже, поднял руку на какого-либо человека или животное. Я знала, что до того, как мы встретились, он был капитаном в ирландской республиканской армии, и, хотя время от времени мне становилось любопытно, какую роль он сыграл в нашей жестокой войне, по большей части я считала мужа безобидной душой.

Даже если учесть, что я знала, как обращаются с другими женщинами их деспотичные мужья, я никогда не считала, что мне повезло. Я никогда не сравнивала себя с ними.

Может быть, так и обстоят дела, когда женщины выходят замуж за того, кого выбрали не они сами. Они не участвовали в процессе выбора, поэтому и не считают, что им повезло. Тот случай, когда двое знакомятся и влюбляются друг в друга, придает браку налет романтики, которого нет в «устроенном браке», возможно, те, кто выбирает партнеров сам, могут более ясно видеть качества другого человека, поэтому легче прощают его проступки. Хотя я не уверена, что после двадцати лет супружеской жизни кто-то остается идеалистом. Может быть, это и к лучшему — не влюбляться в личные качества человека, тогда время не сможет развеять их, как волшебные чары.

Я никогда этого не узнаю, потому что у меня никогда не было выбора. Сейчас я думаю, что романтическая любовь всегда должна оставаться такой, какой ее знала я. Спрятанной, как драгоценность в шкатулке в тайнике, отпираемом лишь иногда, когда нужно отвлечься, чтобы дивиться ее красоте, но никогда не подставлять ее под резкий дневной свет. Возможно, романтическая любовь слишком тонка и красива, чтобы выдержать воздействие быта.

Джеймс никогда не выглядел более плоским, более привычно-обычным, чем в тот вечер, когда мы вернулись с конфирмации. Тем не менее разочарование, с которым он на меня смотрел, было мне не знакомо.

— Ты расстроила епископа, Бернардина.

Я знала, что поступила дурно; что поставила на карту репутацию моего мужа и само наше существование. Я знала, что если бы полностью контролировала свои чувства, то никогда не позволила бы себе высказать вслух такое бездумное оскорбление, не учитывая обстоятельств. Я знала, что должна была прикусить язык, молча улыбнуться и обратить свое нетерпение в мольбы к какому-нибудь подходящему святому, который, услышав их, мог бы отправить этого несчастного навеки в ад. Я вышла замуж за нелюбимого человека, и всю свою замужнюю жизнь я карабкалась наверх, чтобы убедиться в том, что в моральном плане нахожусь на одну ступеньку выше его. Я не была любящей женой, но я всегда была трудолюбивой и ответственно относилась к своим обязанностям. Я относилась к Джеймсу с уважением. Я не любила его так, как он этого хотел, но, когда доходило до дела — я никогда его не подводила. До сегодняшнего дня.