Ольга Дашкова - Рецидив

— Мне надо позвонить. Где рюкзак, я приехала с ним.

Услышать его было острой необходимостью, я готова была бежать через весь двор по снегу за своим телефоном прямо так, босиком. Он не должен был уезжать, не сейчас, не один. Он не должен был оставлять меня здесь одну, с незнакомыми людьми.

— В доме, где и оставила.

Быстро забегаю обратно в комнату, натягиваю первую попавшуюся одежду, черт, я так и так босиком. Морозов таскал вчера меня на руках. Пофиг, прямо по снегу как есть, бегу к дому. И как можно было все проспать? Судорожно роюсь в рюкзаке, телефон на самом дне, но не выключен и не разряжен.

На экране ни одного уведомления или пропущенного звонка. Странно. Самый первый номер именно Морозова, жму на вызов. Долгие гудки, сижу прямо на полу и слушаю их. Сбрасываю и набираю снова. И снова только гудки. Не знаю, что думать, но Морозов ведь сильный, он со всем справиться, он не может просто так пропасть.

Набираю Свята, но в ответ только тишина. Что за черт? Повторяю, так несколько раз, но ничего не выходит. Номер Стаськи, но тоже тишина, словно обрубили всю сеть..

— О, подружка брательника, ты чего на полу?

Антоша стоит в тех же трениках и серой майке, чешет затылок. Сейчас мне абсолютно не до него. Смотрю, соображаю, почему я не могу ни до кого дозвониться. Сеть есть, деньги на телефоне тоже.

— О, да ты такая расписная, зэчка что ли? Где сидела?

— Да, пошел ты.

— Господи, не ожидал от Глеба такого. Хуй пойми, кого в дом поводит.

— Ты захотел по яйцам я смотрю получить? Рот свой закрой поганый.

— Антон, иди умойся, смотреть противно.

— Не смотри.

Антоха огрызается, а ведь взрослый мужик, алкаш чертов, Алевтина лишь качает головой, непутевый сынок проходит, мимо не продолжая наш с ним диалог.

— Алевтина, можно позвонить, с моим телефоном что-то не то?

— Конечно, пойдем, не надо сидеть на полу девочка.

Вспоминаю наизусть номер Свята, идут гудки.

— Свят, это Агата.

— Да, алло.

— Свят?

— Вы не туда попали.

— Шилов, ты чего? Эй, Святослав, это я!

— Нет, спасибо, нам ничего не надо.

Длинные гудки, он сбросил. Смотрю на набранный номер, может я ошиблась, но нет, все правильно, последний его номер был именно этот. Снова ничего не понимаю. Что за долбаное утро загадок и странного предчувствия чего-то необратимого?

— Надень носки, совсем сумасшедшая побежала по снегу, у меня чуть сердце не остановилось.

Алевтина протягивает вязаные шерстяные носки, такие белые с красными полосками, смотрю на них, как на что-то сказочное и не из моего мира.

— Мне не холодно.

— Надень, Глеб не простит, если я заморожу его девушку. И давай завтракать, не волнуйся и не лезь к своему мужчине, когда у него дела, освободиться обязательно перезвонит.

Своему мужчине? Его девушку?

Несколько дней назад я была просто танцовщица в клубе, девчонка с кучей страхов и комплексов, даже охрана считала меня дикой. Может ли жизнь человека измениться за такое короткое время? Или это всего лишь иллюзия?

Сидела и тупо смотрела в окно, на заснеженный двор, сжимая в руке свой телефон, ни один номер так и не набирался, кроме Глеба, но там были лишь длинные гудки. Странное поведение Святазаставило задуматься, там точно что-то происходит, он был не один. Глеб или Коваль? Лучше Глеб.

— Ешь блинчики, пока горячие, вот варенье, сметанка.

Алевтина суетилась, кухню заполнили ароматы, а мне кусок в горло не лез. Горячая кружка чая грела руки, а меня колотило изнутри диким ознобом.

— Глеб часто к вам приезжает? — задаю вопросы, чтоб как-то отвлечься от мыслей.

— Нет, не так часто, как хотелось, но я все понимаю, у него своя жизнь, работа. Вот, дом мне построил на месте старого, да зачем мне такой здоровый, техникой напичкал, я и пользоваться половиной не умею.

— Он любит вас.

— Конечно, и я его люблю, у него же кроме нас никого нет. Как сиротой остался в тринадцать лет, так с нами был, пока в армию не пошел. Мои-то двое пацанов, сама одного видела, младший, Тимофей, на север подался, муж умер от пьянки, Глеб — одна радость.

— Сиротой? Как так случилось?

Я подобралась, внимательно вглядываясь в лицо этой милой женщины. На нем печаль и тоска, но когда она говорит о племяннике, глаза сверяться радостью. Я сама сирота, никого и ничего, у Морозова хоть дом есть и тетя, которая всегда ждет. Меня же не ждет никто. Алевтина отвернулась, вытерла со стола несуществующие крошки. Трогаю пальцами кулон с крыльями.

— Его мать, мою сестру, застрелил его отец.

Я даже потеряла дар речи. Шок! Просто шок! Как такое могло случиться?

— Но…как?

— Никто не знает, зачем он это сделал, на суде признал вину, но молчал обо всем. Глеб нашел их, Наташа была уже мертва, отец пьян.

— Господи, ужас какой.

В голове не укладывалось, хотя моя история не лучше. Мою мать тоже убили, я считаю, что именно убили, хоть она вскрыла себе вены, но ее убийца — мой отчим. В груди начинает жечь огнем, дышать нечем, глотаю воздух, смахиваю слезы, текущие по щекам.

— Извините.

Выхожу из дома, так и не надев предложенные носки, обуваю свои кроссовки, спортивную кофту. На улице легкий мороз, изо рта идет пар, страшно захотелось курить, кажется, сто лет не курила. Снова набираю Глеба, но эти долбаные гудки разрывают мозг. Что с ним? Где он? Прессует Шиловых, или кто-то прессует его?

Жалко ли мне своих братишек? Жалко, но они знали, куда лезут и с кем связываются, они убили человека, они подставили другого. За все надо платить. Платить придется и мне, интересно, какая будет цена?

Сколько прошло время, как Глеб не берет трубку? Посмотрела на дисплей телефона, почти два часа. К воротом с той стороны подъехала машина, я, было, дернулась туда, но из будки, которую я не замечала, выбежала собака и громко залаяла, напугав меня. Здоровый пес черного цвета кидался на ворота, но длинная цепь не позволяла подойти ему ближе.

Схватилась за сердце, оно больно кольнуло. Послышался звук захлопывающихся дверей, один, два, три. Еще и еще. Машины было две. Я напряглась, пес лаял, на крыльцо вышла Алевтина.

— Кого там принесло?

— Не знаю.

— Может, Глеб, пойду, открою.

Как раз в этом момент в ворота постучали, стук шел гулом, но собака лаяла громче, пытаясь сорваться с цепи. Просто так собаки не лают.

— Нет, постойте, не надо.

— Что не так, девочка?

— Ой, да чего вы стоите, курицы. Все, бля, делать за вас надо, открыть не можете людям, может, это ко мне.

Антоша, обутый только в домашние тапочки, зашагал по выложенным камнем дорожкам, почесал на ходу, задницу и подтянул старые треники.

— Скажите, чтоб он не открывал.

— Да чего ты так испугалась? Это, наверняка, к Антоше, дружки-алкаши, они каждый день приходят.

Но я не верила, что это алкаши, и точно не к Антошке.

— Черныш, фу! Заткнись, блядь, чертово отродье.

Антон цыкнул на собаку, но пес только еще больше зашелся лаем, дернулся, от чего мужчина отпрыгнул в сторону. В этом доме даже собака не ставит Антоху ни во что. Ухватилась за перила крыльца так, что свело пальцы, не отвожу взгляд от ворот, в груди нарастает паника, реальная, давящая на нервы.

— Не открывай, стой! Стой!

Я срываюсь с места, бегу, чтоб остановить Антохуи не дать ему открыть калитку больших ворот. Он только машет рукой, чтоб я отвязалась, а я не успеваю всего несколько шагов, щелчок затвора, дверь резко открывается, и крепкие ребята вваливаются во двор.

— Как приятно, детка, ты меня встречаешь. Я тоже скучал, с ног сбился, как искал нашу пропажу.

Прикусываю щеку, чтоб не завыть от отчаянья. Коваль Андрюша собственной персоной, а с ним еще человек пять крепких ребят. С разбега чуть не натыкаюсь на него, а он так ловко оказывается рядом, хватая меня за грудки.

— Ну, привет, дикая. Три дня сучку тебя ищем, думаешь, нам делать больше нечего, как какую-то подстилку выискивать по крысиным норам?

— Так не искал бы, я тебя не просила.

— Борзая, да?

Коваль смотрит на меня с диким блеском в глазах, сжимая кофту в кулаке. Высокий, здоровый, стрижка почти под ноль, квадратная челюсть, полные губы. Интересно, на какой наркоте он сидит? Скорее всего, ни на какой, он по жизни такой больной на голову.

— Уймите, блядь, вы эту шавку, сейчас мозг треснет от ее лая.

Где-то сбоку послышались удары, крик Алевтины, жалобно заскулила собака, Антоха кинулся с кулаками на ребят Коваля, глухие удары, и он тоже стонет, но уже на земле. Я не хотела поворачиваться и на все это смотреть, на секунду прикрыла глаза, они пришли за мной, эти люди тут ни при чем. Надо уводить всех отсюда.

– Как вы нашли меня?

— Чудо, не иначе.

— Такой большой, а веришь в чудеса?

— Сам в шоке.

Коваль скалился, как придурок, в предвкушении моего линчевания, а у меня в груди образовывалась огромная черная дыра. Видимо, это моя судьба, не видеть ничего хорошего, только кровь и грязь. Только вот такие братки, наркоманы и темные стены ночного клуба — мое окружение. Ведь хотела вырваться, стать другой, но кому такая была нужна, с комплексами и страхами. Но ведь рискнула, поэтому и согласилась помогать Шиловым, поэтому и ввязалась в эту авантюру в поисках лучшей жизни таким путем. А просто так ничего не дается, за все надо платить. Вот и узнаем, какая моя цена.

— Что вы себе позволяете! Отпустите девушку! Немедленно отпустите, — Алевтина кричала на весь двор, собака молчала, Антоха, ухватившись за печень, стоял согнувшись.

— Отпусти, — убираю руки Коваля с себя. — Не трогай больше никого.

— Как скажешь. Ну, что, красавица, поехали, покатаемся? Шакал ждет, тоскует по своей любимой танцульке. Дружков твоих исполосовал, теперь твоя очередь. Будет ебать тебя и резать, а потом наоборот.

Я опустила голову, стало жутко холодно, мороз пробирал до нутра. Кровь перестала бежать по венам, неужели он их убил? Приложила холодные пальцы к губам, посмотрела на мужчину перед собой.

— Они живы?

— Пока да.

Глеб

— Морозов, ты плохо меня слышал, когда я говорил тебе залечь, спрятаться где угодно, не высовываться пару дней. А ты что, опять играешь в героя?

— Я не собираюсь отлеживаться, Егор, ты это прекрасно знаешь. И давай закроем эту тему.

— Господи, такое чувство, что мой начальник службы безопасности дурак. Ты что, совсем мозгом поплыл? Девку увидел и все, крышу снесло, мозгами поплыл?

— Я не собираюсь это обсуждать.

На въезде в город утром, когда я оставит Агату на тетку, на посту гайцы не остановили меня. Хотя я уже грешным делом подумал, что на меня объявлен план “Перехват”, что будь я на своем Х5, далеко мне не уйти. Еще посмеялся, ну какой перехват, кто я такой? Если Воронцов говорит правду, и меня могут закрыть, предъявив обвинение в убийстве оценщика, то да, дела не так хороши.

Конечно, я отмажусь, найдутся свидетели, что на момент убийства я был совершенно в другом месте, что есть заявление об угоне “Ягуара”, но это время, это, мать его, чёртово время, и сидеть мне в камере несколько дней. У меня нет времени.

Воронцов орал в трубку, в чем-то он прав, и я бы на его месте сказал бы то же самое, но я на своем месте и сидеть ждать чуда не собираюсь. Широкие шины месили грязь из талого снега, грязный “Додж” въезжал во двор пятиэтажки. Машинально смотрю по сторонам, продолжая выслушивать наставления своего босса.

— Егор, я понял тебя, мне некогда. Наберу позже.

Отключаюсь, сразу набирая Кирилла, это, конечно, свинство, так разговаривать с шефом, но он поймет, я знаю. Слышу только гудки, никто не отвечает. Двор почти пустой, нет даже прохожих, погода отвратительная, идет мокрый снег, он тает под ногами, образуя грязную кашу.

В подъезде пахнет кошками и гнилью, тихо поднимаюсь на нужный этаж, квартира братьев Шиловых как раз напротив Агаты. Это, наверное, кто-то из них приходил тогда, когда я был у нее с утренним визитом. И как не догадался сразу? Точно мозгами поплыл, как сказал Воронцов.

Останавливаюсь, прислушиваюсь, тишина, где-то лает собака. Обшарпанная дверь Агаты вроде закрыта, а вот у ее соседей нет. Нехорошо. Толкаю ее локтем, стараясь ничего не трогать руками, захожу внутрь. Темный узкий и длинный коридор, на стене старый велосипед. Кто это из братишек такой спортсмен? Под ногами скрипят половицы, аккуратно заглядываю на кухню, бардак, грязная посуда, несколько разбитых тарелок на полу. Дальше комната, разложенный диван, тот же бардак, чувство гнева и отвращения к этим сукам закипает во мне еще больше. Следы крови на полу, много крови.