– Николя, милый мой, почему…отчего не сказал ты мне …? – голос её сорвался, и она опала на подхватившие её руки мужа, и слёзы безудержного горя брызнули из глаз её.

– … и когда его силы подошли к концу, он рухнул с грозным звоном наземь и тогда…

– Анастасия, что за вздор! – воскликнула сидящая неподалёку от сестры Мария, – Ну как может волшебник упасть от усталости! Какая чушь!

– Как чушь? От чего это? Волшебники – тоже люди, а ты как думала, отчего бы и им не устать? – обиженно отозвалась Анастасия.

– Какие же они люди…– вновь было начала Мария, но вдруг их спор оборвал, вставая, Алексей.

– Дамы, довольно! Экий глупый спор! – сказал он уверенно, но вдруг пошатнулся и отступил назад.

– Что такое? – подскакивая, спросил напряжённо Андрей, – что?

– Ничего, просто голова закружилась.

– Так, девушки, действительно, давайте заканчивать споры! – отчеканил строго Андрей, но Анастасия так искренне мило улыбалась ему, что тот просто не мог никак не ответить и, старательно сдерживая улыбку, как только возможно было, строго посмотрел на неё.

– Да-да, кубышка, это и до тебя отношение имеет, – съязвила Мария, и, поймав серьёзный взгляд Андрея, воскликнула, – Что? А чего она улыбается?!

– Полно, Мари, пойдём в библиотеку лучше? – предложила, поднимаясь, Анастасия, всё так же игриво глядя на князя Маслова. Мария кивнула в ответ, и обе девушки в момент удалились.

– Как вдруг в доме тесно и шумно стало, – пробормотал после некоторого молчания Алексей, потирая указательными пальцами свои виски.

– Ох, то ли ещё было, если бы Александра была здесь, – усмехнулся грустно Андрей. Князь скучал по своей сестре, с которой раньше он не расставался так надолго, – голова болит? – встревожился он, заметив, что Алексей странно поглаживает свой лоб.

– Не…емного, – протянул тот, щурясь, – когда ты успел из моего друга превратиться в няньку? – засмеялся цесаревич, – не потому ли Анастасия на тебя так смотрит?

– Застрелить бы тебя, но вот только убийство – грязное дело, а коли отец узнает, то и не разрешит боле его наган брать, – улыбнулся Андрей, немного смутившись, – не к кому мне больше, быть может, придираться. Я-то привык с сёстрами, а к твоим и совестно как-то, хоть с самого рождения их знаю.

– А кстати, где Владимир Львович? Я его с утра самого не видал.

– Так он, если меня память не обманывает, спозаранку вышел прогуляться, осмотреть территорию. Говорят, здесь безопаснее, чем то было в Петербурге.

И действительно, ссыльные чувствовали себя гораздо комфортнее в незнакомом Тобольске, чем в родном Петрограде. Здесь они продолжали заниматься обучением, читали книги в огромной библиотеке французского стиля; здесь у них был огромный сад и уютные качели, на которых можно было качаться всегда; дома ставились домашние спектакли, игралась музыка. Но какие бы условия не были созданы для проживания царской семьи, каждый знал, что он не дома, что это чужое для него место и незнакомые люди окружают его. Что можно добавить о людях? Здесь в глубине России не было ожесточённого отношения к императору и его семье. Добродушные и отзывчивые, а главное верные люди окружали здесь НиколаяII. Отчего так? Никто не знал, только чувствовалось свежее, безопаснее вокруг; дышалось глубже и легче, и не было постоянного страха, который буквально окружал Александровский дворец в Санкт-Петербурге. Но и свободы здесь не было, было лишь её ожидание, тягостное, мучающее душу, туманящее разум. А чувство свободы – любимейшее человеком чувство, которого он пытается достичь любыми средствами, преодолевая любые преграды и испытания.


Глава восьмая.

– Мамочка, я хочу домой, – прошептала маленькая белокурая девчонка, дёргая свою мать за широкий белый рукав бального платья, – тут так страшно, так темно, мамочка, – пролепетала она, поднимая глаза, но матери уж не было с нею рядом. Холодок пробежал по спине девочки и отразился в смоляных глазах её ужасом, неподдельным страхом. Она огляделась тихо по сторонам и вновь позвала, – мама? – но только эхо ответило ей, а потом затихло, и неподвижный воздух, разогреваясь, сдавил виски ребёнка. Вот она облизнула дрожащие ссохшиеся губки и едва подняла опущенные глаза: где-то вдалеке видит она знакомый мужской силуэт, нет, он не один – их двое. Двое молодых людей, поддерживая один другого, идут ровно в противоположную от неё сторону. Как бы она не бежала, как бы не пыталась догнать, у неё не получалось, а молодые люди всё уходили вдаль.

– Андрей, – вдруг крикнула Александра, её детский голосок был совсем тоненьким и тихим, потому князья его и не услышали, – Алексей! – закричала она изо всех сил. Фигуры содрогнулись и остановились так, что один юноша закрывал собою другого, как в том видении на Рождество. Александра отчётливо увидела их взрослые, серьёзные лица, перед тем, как они исчезли бесследно и абсолютно безмолвно. Новая волна тишины окатила княжну. Вокруг ни души, даже эхо не вторит её лёгким шажкам.

Вдруг послышалось в тишине, из тишины выходящее, такое тонкое, мягкое, совсем как в детстве, пение Ольги Николаевны:

– Спи, засыпай, мой цветок дорогой.

Скоро покинешь ты дом свой родной,

Станешь большой и исчезнешь вдали,

Спи, моя вишенка, тихо дремли.

Ночь поглотила поля и леса,

Жизнь тёмной ночью творит чудеса,

Где-то за морем, в низине небес,

Солнечный лучик до завтра исчез.

Но голос её, дрогнув, сорвался, и она залилась тяжёлым, мучительным кашлем. Вдруг её кашель, утихая, влился в другой, глухой и мягкий голос. Владимир Львович продолжал петь сначала со своей женою, но вскоре она совсем затихла, и его бархатный голос остался жужжать в одиночестве, тишине и неподвижности. Когда колыбельная закончилась, голос на мгновение утих, но после раздался вновь:

– Вишенка моя, ты ведь не глупая девочка. Поразмысли: где опаснее теперь в Казани или в Чикаго. Мичиган…! – и голос затих и не вернулся боле.

Голос ушёл, растаял, и княжна вновь осталась одна, однако она уже проснулась и лежала в темноте своей комнаты, чувствуя, как слезы одна за другой текут по её дрожащим щекам и капают на промокшую пуховую подушку. Через некоторое время Александра поднялась с постели и большими, но нетвёрдыми шагам пошла к двери, утирая слёзы и негромко всхлипывая. Когда она распахнула дверь, за нею стоял Владимир, протягивая ладонь к дверной ручке.

– Princess, я услышал, что ты плакала, – сказал он, но Александра, прильнув к нему, уже крепко прижималась к его груди.

– Владимир, можно я тебя попрошу … Володя, полежи со мной хоть чуть-чуть, пожалуйста, мне стало так страшно, – умоляла она, медленно успокаиваясь. Тем временем Владимир зашёл в комнату и робко остановился.

– Кошмар приснился? – Александра кивнула и забралась под одеяло в свою кровать. Владимир неловко сел у неё в ногах и затих. Алекс только закрыла глаза, как громко всхлипнула и схватила князя за руку. «Ляг со мною, прошу» – говорил взгляд её запуганных глаз. Владимир посидел ещё немного, обошёл кровать и прилёг за княжной на одеяло, обнял её одной рукою, прижался щекой к её голове. Владимир чувствовал, как тяжело билось сердце Александры, как часто и прерывисто дышала она, он слышал аромат её пшеничных волос и ощущал необыкновенную мягкость уже смугловатой кожи. Обожание и умиление отразилось в сердце Владимира, который любил княжну всё больше с каждым трепетным вздохом её. Вскоре все мышцы Александры расслабились; княжна вновь погрузилась в волшебный мир снов.

Осенним утром петербуржцы были разбужены стуком града, размером с грецкий орех, по стёклам окон, крышам домов и раскатами грома, раздающимися где-то вдалеке, яркими вспышками утренней грозы. Бушующая стихия не хотела будто чтобы хоть кто-то спал во время её мятежа как будто сама погода подталкивала людей к чему-то решительному и жестокому в это холодное октябрьское утро.

Когда княжна Александра проснулась, она одна лежала, зарывшись в одеяло с головой, на кровати, а Владимир сидел здесь же, рядом за столом и писал что-то на пергаменте, часто макая ручку в чернила.

– А, доброе утро, – улыбнулся он, заметив боковым зрением, что Александра чуть приподнялась на кровати, но тут же легла вновь, – спишь ты невероятно красиво, но наблюдать за этим возможно лишь на расстоянии: пинаешься ты нещадно. Хочешь рассказать мне? – спросил он, ставя на листе точку, ловко запечатывая конверт. Александра лишь качнула головой, – Хорошо, тогда я, пожалуй, пойду.

– Погоди! – воскликнула вдруг взволновано Алекс, – Володя, как ты думаешь, возможно ли перевезти мою мать и Наталью с детьми в Чикаго?

В комнате воцарилась тишина, Владимир медленно повернулся и подошёл к Александре.

– Перевезти твоих родных в Чикаго? К Ольге? – переспросил он, – думаю, теоретически это выполнимо. Однако я не понимаю… ты же поедешь с ними? – Александра покачала головой, – но, Аля…

– Я точно не поеду, пока нет, – оборвала она.

– Ладно, а Ольга Николаевна знает, что ты не поедешь? – поинтересовался он, внимательно оглядывая бледное, от чего-то, лицо княжны.

– Она не знает даже, что поедет сама…

– Но…

– Папа так сказал, а он не ошибается.

Владимир не мог понять, каким образом Владимир Львович связался с дочерью и настоял на иммиграции, но Алекс была настроена решительно, князь видел это по лицу её.

– Тогда, ты, может быть, хочешь, чтобы я достал больше информации?

– Да, а ты можешь? – проговорила Александра, как бы, воодушевляясь. Владимир кивнул.

– Ирина написала мне вчера, что они уезжают с матерью назад во Францию. Я могу попросить их взять твоих с собой, а уж из Европы им легко будет выехать.

– Ты поедешь? – спросила, став абсолютно серьёзной, княжна.

– Куда?

– Во Францию.

– Что? Александра, иногда я начинаю сомневаться, что ты меня понимаешь. Конечно я не поеду. Да меня и не выпустят.

– Хорошо…точнее, нет, то есть… Но попрощаться с семьёй тебе обязательно надо. Приглашай их сюда, вы проведёте время вместе, я попробую вновь завоевать сердце твоей матери, но у меня вновь не получится, это точно, – Владимир, улыбаясь, покачал головой.

– Пожалуй. Однако лучше ближе к их отъезду.

– Да, пожалуй.

На этом диалог их окончился, Александра обняла легко Владимира и выпорхнула из своей комнаты, чтобы скорее оказаться у матери, проверить, как она чувствует себя и сообщить замечательно-странную новость об отправлении их в Америку. А Владимир, переживая за хрупкое материнское сердце, спустился вслед за чересчур импульсивной княжной.

– Подожди, погоди, Саша, как это так? – качнула головой давно уж проснувшаяся Ольга Николаевна, внимательно и несколько встревожено глядя на свою дочь, – Неужели ты действительно думаешь, что я оставлю здесь своих детей, своего мужа и просто уеду заграницу? Это…это невозможно!

– Нет, мама, это очень даже возможно, это лучший вариант, самый безопасный сейчас. К тому же Наталье с малышами боле, чем кому бы то ни было, нужна твоя помощь. Ты же знаешь, какая она застенчивая, сама она никуда и уехать не сможет, так ещё и с двумя детьми. А здесь оставаться слишком опасно – нельзя, – она столь резко тряхнула головой, что Владимир немного отшатнулся.

– А как же ты? А Андрюша? А…

– Я остаюсь здесь не без причины, ты же понимаешь. Кроме того, я бойкая, пробьюсь как-нибудь, и здесь остаются те, кто смогут обо мне позаботиться, – оно мимолётно взглянула на Владимира, – А Андрей с папой попали в самое, так сказать, жерло вулкана. Пока он не уснёт вновь, они никуда не смогут уехать. Но я уверена, он не прободрствует долго, и совсем скоро мы все встретимся в Чикаго. Да и Ольге помощь, должно быть, нужна теперь.

Ольга Николаевна колебалась, княгиня не хотела поддаваться уговорам дочери, не хотела верить её довольно разумным доводам.

– Как бы мне не хотелось говорить, но Александра почти во всём права. Почти, потому что, я уверен, ей надо ехать с вами, но она, как понимаете, наотрез. А для вас уехать сейчас с моей семьёй – лучший и безопаснейший, между прочим, выход, – княгиня уж почти сдалась. И Александра, и Владимир это видели; осталось только найти последний, но весомый и неопровержимый довод, – А княжну я беру на себя, так что даже не думайте. За Александру я убью любого, поверьте, хоть я уверен, что она и сама справится, – он посмотрел своим лучезарным взором на княгиню и та заплакала, прижимая обоих детей к груди своей.

Ввечеру письма Наталье и Ольге Валерьяновне были отправлены. Оставалось только дожидаться срока.

Сказать прямо, тянуть с отъездом княгиня Палей не собиралась, и уже утром следующего дня она с дочерями прибыла в Чёрные пруды. Такого быстрого прибытия гостей, конечно, никто не ожидал, и хоть дом, как всегда, находился в идеальном состоянии, хозяев застали врасплох, особенно это относилось к молодёжи.

Когда автомобиль подъехал к дверям особняка, и в тяжёлую дверь постучали, Ольга Николаевна по своему обыкновению была на прогулке и нашла приехавших стоящими на пороге.