– Ох, Джон, дорогой, – прощебетала тепло Ольга Николаевна, – проходи, присаживайся, вот, – она довела его до дивана и, когда он присел, предложила радушно чая, как это полагается. Джону показалось, что княгиня Ольга сильно изменилась с их последней встречи: она похудела и стала, будто, слабее, кожа её была бледна и прозрачна, а красивые пухлые губы истончились и потухли, но глаза были невероятно живыми и ласковыми, на лице остались только эти огромные синие глаза, и волосы, сияя, всё так же шикарно вились.

Ольга Николаевна отправилась в столовую, где на столе стоял свежезаваренный зелёный чай. Заходя в комнату, княгиня бросила печальный взгляд на прячущуюся от чего-то дочь и поцеловала её легко в лоб, а когда она уже уходила, унося с собою поднос с чайным набором на две персоны, белым керамическим чайником из того же сервиза и сахарницей, Александра выхватила аккуратно этот поднос из рук матери.

– Можно я подам? – спросила она. Ольга Николаевна только кивнула.

Пока Александра несла поднос, руки её ужасно тряслись и дыхание иногда перехватывало. Поставив поднос на кофейный столик перед диваном, княжна впервые взглянул на Джона. Не такой надеялся герцог найти Александру, ему было жаль видеть перед собою измученную девушку с тусклыми глазами.

– Здравствуй, Джон, – промолвила тихо княжна, напряжённо и печально поднимая брови, – откуда ты здесь?

– Здравствуй, – ответил герцог, всё ещё не глядя в глаза Александры, – я… я, понимаешь ли за пиджаком приехал. В Англии нынче дефицит, а без пиджака ходить холодно, да и неприлично вовсе, – Джон усмехнулся, а княжна будто приняла всё в серьёз.

– Пойдём, я отдам тебе, – и, поднявшись и опустив голову, она зашагала к лестнице, ведущей далеко наверх. Герцог хотел было остановить девушку, но она ушла так далеко, что Джон решил, что будет проще самому встать и проследовать за ней.

Белая винтовая лестница вела на второй и третий этажи. Комната Александры располагалась наверху, под самой крышей. Это было большое овальное и очень светлое помещение, обстановкой напоминающее комнату княжны в Чёрных прудах. Здесь стоял белый рояль и много книжных шкафов, письменный стол с множеством полочек и большая старинная как-бы кровать. В комнате было пустовато, но это называется теперь минимализмом, а минимализм у современного общества в почёте. Раскрыв только полупустой шкаф, Александра вытащила чёрный, измятый отчего-то пиджак и протянула его Джону. Но герцог отвлёкся, письменный стол вызвал интерес его, потому что весь был заставлен рамками с фотографиями семьи Масловых, Романовых, Владимира, Олега и Андрея, причём фотографий с присутствием юного Маслова, как показалось Джону, было более всех остальных.

– Я представляю для тебя печально-отвратительное зрелище, да? – спросила вдруг княжна, тоже глядя на снимки на столе, – Скучная и тусклая, позор и разочарование!

– Нет, Алекс…

– Да что там «нет», когда я и сама это понимаю, но не могу отпустить, понимаешь, Джон, не могу. Месяц назад нашла стихотворение, которое Володя написал перед смертью, а сегодня, когда ты приехал, все эти воспоминания, они вспыхнули вновь и совсем с новой силою.

– Да, извини, мне не стоило…

– Нет, – вновь перебила княжна, подходя ближе к Джону, – стоило, я рада правда, просто… извини, я больше не стану.

– Нет, ты говори, расскажи мне, пожалуйста, – мягко произнёс герцог, заглядывая в оживающие глаза Александры.

– Мне было некому выговориться. Маму мне жаль, она потеряла и мужа, и ребёнка, а сёстры заняты своими семьями, они… впрочем … неважно. Я не могу привыкнуть, что осталась одна, я скучаю по ним, Джон, и ты знаешь, по Андрею я скучаю больше всего. Как бы там ни было, чтобы не случалось, мы всегда вместе были, с самого детства, а потом он меня спас, а сам… – слёзы брызнули из глаз княжны, но она продолжала, – он ведь мой младший брат, я должна была его из бед выручать, а не так. Такого ни с кем быть не должно. Я приехала сюда год назад, и все так обрадовались, что, мол, Саша приехала, они ничего не знали, и я должна была им рассказать. Я и понятия не имела, как мне сделать это, и я молчала, неделю молчала, а потом мама сама поняла, она меня не спросила даже, а я … не нашла сил рассказать. И вот, молчу, как последний трус, всё это время скрываюсь как…

– Как и должна, Алекс, – выпалил низким голосом Джон, – ты поступила, как должна была. Никому бы силы не хватило повести себя иначе. К тому же, знаешь, Адель утверждает, что молчание дороже золота, – подняв глаза, произнёс Джон, и Александра сквозь слёзы впервые улыбнулась.

– Знаешь что, Джозеф…

– Алекс, я вообще-то не Джозеф…

– Смолкни, пожалуйста, – улыбаясь сквозь утираемые слёзы, проговорила она, – знаешь, Джон, спасибо! – княжна прижалась к герцогу, и обоих что-то мягко кольнуло в сердца…

3

Звёзды мягко освещали зелёный газон просторной лужайки на улице Линкольн парк 3/17. Серебряный свет их рассеивался и разлетался тихо в воздухе, покрывая всё и всех вуалью таинственной задумчивости. Один из последних тёплых вечеров года выдался безветренным и совсем тихим; шло двадцать пятое сентября. Праздновали день рождения княгини Натальи Владимировны Бекетовой и, как ни странно, собралось большое количество народа, и праздник состоялся на славу. Балом это, конечно, нельзя было назвать – слишком много скорбных ноток, но получилось, что называется, прелестное soirée100. Играла разнообразная музыка, но предпочтение, всё-таки, отдавалось российской классике: Чайковский, Глинка, Рахманинов, Стравинский, Дворжак… Иногда звучал молодой и необычный джаз. Люди веселились. Залы светились, содрогаясь от бурного людского танца. В доме было громко и душно, а вот на узкой беленькой скамейке под загадочными звёздами, где сидела теперь княжна Александра, было хорошо: тихо и свежо.

– Mademoiselle, pourquoi vous ne dansez pas ?101 – выходя и вальсируя, спросил Джон, – я хотел пронестись в вальсе с самой прекрасной дамой, но… – Джон легко, по-щегольски, опустился на скамью рядом с княжной, – но Ваша мама отчего-то не танцует вальс!

Александра засмеялась негромко и вновь перевела взор на небо.

– Я гляжу, Вы, герцог покоряете всех дам на этом празднике. А я увидела огни и вышла на их зов. Знаешь, Джон, здесь небо красивее нашего скудного над Петербургом, но я скучаю по Медведице и её ковшу, я скучаю по силе наших тускленьких звезд и по нашей хмурой луне…

– Да, звёзды – интересный предмет. Днём их не видно, но они всё ещё есть на небосводе, они никуда, ведь, не уходят, будто энергию нашу собирают, чтобы нас одарить потом, ночью, когда собственных сил человеку недостаёт.

– Да, – протянула Александра, не отрываясь от небосвода.

– Да, – подтвердил, видимо, правильность своего же суждения герцог и тоже поднял глаза.

После долгого молчания Александра вновь заговорила.

– Мы с Андреем как-то поспорили, я помню. Он сказал, что Землю можно счесть звездою, что с открытием электричества она стала светиться, как рождественская ель, ярче и величественнее звёзд, я тогда никак не хотела в это верить, но Андрей, отчего-то, не уставал восторгать Землёй, а сейчас, сейчас я думаю, что, если человек не уничтожит и себя, и всю Землю, то она действительно когда-нибудь затмит все окружающие её звёзды и озарит нашу необъятную вселенную…

– Необъятную вселенную, которой человеку будет мало… – раздался голос Джона, будто откуда-то издалека, – а я думаю, что Лев Николаевич был прав: человеку нужно лишь три аршина земли, но только не для смерти, а для жизни, ведь и на крохотном клочке суши можно построить свою империю, если есть ради чего это делать, ради кого.

– Ты бесконечно прав, Джон, бесконечно прав, – выговорила Александра, придвигаясь ближе к герцогу. Скрипки бойко звякнули в зале, зазвучал завершающий многоликий котильон.

– Нет, ну это нельзя так! – воскликнул герцог и, потянув Александру за руку, направился внутрь, – Моя персона желает танцевать, но без дамы это невозможно! Какое счастье, что Вы оказались рядом, Александра Владимировна, и соизволили подарить мне танец! – Алекс попыталась остановить герцога, но тот не позволил ей сказать и слова, – Не стоит, нечего тут и говорить. Сегодня я самый счастливый кавалер на этом прелестном soirée! – практически прокричал Джон и, подхватывая княжну под руки, зашагал скорее на построение.

Александра искренне весело улыбалась впервые за всё это время, а холодные звёзды наблюдали за нею, как они наблюдают за всеми молодыми мечтателями, даже за теми, чьи мечты были разбиты и собирались вновь, медленно, из разлетевшихся далеко в разные стороны кусочков. Так зачем же мы, люди, разрушаем то, что создавалось веками? Быть может, стоит чаще поднимать тяжёлые от дум головы и обращаться к свету и красоте? Быть может, тогда человек будет созидать? Если же нет, то для чего тогда жить…?

Конец.