авторов Коллектив - Роковая ночь

Тогда я рассказал ему еще раз обо всех своих приключениях. Али и Омар выслушали меня с большим удовольствием. Повелитель правоверных возвратил мне жену, наградил меня золотом, которое погрузили на сто верблюдов, и дал мне слуг, чтобы они меня сопровождали.

Когда Абу-л-Фарис по прозвищу Великий путешественник закончил свою историю, царь Дамаска отчасти убедился в том, что в мире нет ни одного человека, который не перенес бы каких-либо горестей. Однако у него еще оставались некоторые сомнения, и он сказал: «Вот теперь мы услышим о тех, к кому счастье благоволит и чьи страдания были не слишком долгими».

Жил в Багдаде молодой купец по имени Абдуррахман, известный богатством и щедростью. Точно знатный вельможа, он принимал в своем доме первых людей города, устраивал пиры и одаривал приглашенных. Как-то раз он зашел в одну из багдадских лавок и увидел там незнакомого юношу приятной наружности. Оказалось, что юноша приехал в Багдад из Мосула. Абдуррахман присел рядом с ним и разговорился.

Молодые люди почувствовали взаимную симпатию. Через некоторое время чужеземцу пришла пора возвращаться в Мосул.

— Я скоро и сам поеду в ваши края, — сказал Абдуррахман, — скажи мне, как тебя там найти? Где ты живешь и чем занимаешься?

— Ты найдешь меня в царском дворце, — отвечал молодой чужестранец, — и там все узнаешь. Не беспокойся, тебе окажут радушный прием!

Прошло какое-то время, и Абдуррахман отправился в Мосул по торговым делам. Там отыскал дорогу в царский дворец и, войдя, стал внимательно рассматривать каждого, кто встречался ему на пути. Таким образом он обошел весь дворец и увидел своего молодого друга, окруженного толпой придворных. Вне всякого сомнения, то был их повелитель и царь Мосула… Заметив Абдуррахмана, он тотчас двинулся навстречу молодому купцу и ласково приветствовал его. Абдуррахман упал на колени, но царь поднял его, обнял и велел ему идти в свою комнату, где принял его отдельно, по-дружески. Все придворные были крайне удивлены таким поведением царя; его благосклонность привела мосульских вельмож в недоумение и наполнила их сердца завистью. Зависть же через некоторое время переросла в настоящую ненависть.

Молодой царь чрезвычайно доверял своему багдадскому другу и однажды признался:

— Я люблю тебя больше, чем кого бы то ни было из моих придворных! Несчастье высокопоставленных в том, что они никому не доверяют из страха быть обманутыми. Как царь может быть уверен в искренности людей, которые делают вид, что любят его? Ты, однако, расположился ко мне, не зная ничего о моем положении, и проявил ко мне лучшие чувства безо всякой корысти. Значит, теперь я могу похвастаться по крайней мере единственным другом!

Абдуррахман принял его приглашение и поселился в царском дворце. Молодого монарха звали Насир-ад-Доула; он обращался со своим гостем приветливо и тепло, и Абдуррахман провел у него целый год. Однажды из Багдада пришло известие о том, что торговые дела требуют его немедленного возвращения. Царь согласился на его отъезд с большой неохотой.

Вернувшись домой, Абдуррахман привел дела в порядок. Вскоре он зажил еще более широко, чем прежде. В его доме появились служанки и слуги, прекрасные невольники и невольницы всех национальностей. Среди последних была очаровательная девушка из Гиркассии, восемнадцати лет от роду, ласковая и милая, с которой ни одна другая не сравнилась бы совершенством черт и сложения. Ее звали Зейнаб. Абдуррахман влюбился в нее, и девушка также прониклась к нему нежной привязанностью. Вдвоем они предавались счастью взаимной любви, и молодой купец не думал больше уезжать из Багдада.

Через некоторое время мосульский царь задумал посетить двор багдадского халифа инкогнито. Приехав в Багдад, он первым делом навестил Абдуррахмана.

— Я приехал посмотреть двор халифа, — сказал он, — не как государь, а как обычный путешественник. Люблю смешаться с толпой, ничем не выдавая себя! Должен признаться, что время, проведенное вне дворца, не по-царски, было счастливейшим в моей жизни…

Молодой купец принял его щедро и радушно, велел подать угощение и повел расспросы о том, о сем. Разговорившись, мосульский царь похвастал тем, что в его гареме собраны прекраснейшие в мире женщины. Увлеченный своей любовью к Зейнаб, багдадский купец возразил ему. Услышав, как тот превозносит красоту Зейнаб, его царственный гость засмеялся:

— Она кажется тебе такой, потому что ты влюблен в нее до безумия!

Тогда юноша подозвал евнуха и шепотом приказал ему, чтобы все невольницы надели свои лучшие одежды и собрались. Потом он сказал:

— Сейчас вы увидите, прав ли я! Решайте сами, о государь.

Вскоре евнух вернулся и доложил, что все сделано так, как велел хозяин.

Тогда купец поднялся и проводил царя в роскошно убранное помещение, где на возвышении, покрытом розовым шелком, сидели тридцать молодых и прекрасных невольниц. Все они поднялись, приветствуя Абдуррахмана и Насир-ад-Доула, и царь понял, что, несмотря на все свое величие и богатство, он не имеет ни одной рабыни или служанки, которая была бы красивее кого-нибудь из них. Он стал переходить от одной чаровницы к другой, рассматривая их лица и уборы, и наконец при виде Зейнаб воскликнул с восторгом:

— Вот твоя прекрасная возлюбленная! Ведь это — та самая девушка из Гиркассии, я полагаю?

— Да, господин мой, — отозвался Абдуррахман. — И скажите мне теперь, видели ли вы создание более совершенное?

Насир-ад-Доула ничего не ответил на это, и купец подумал, что зря похвалился ее красотой.

На следующее утро Абдуррахман дожидался, когда гость выйдет, и наконец сам пошел к нему. Царь сидел в отведенных ему покоях и выглядел огорченным.

— Государь, — спросил его Абдуррахман, — вы чем-нибудь недовольны?

— Ах, друг мой, — отозвался Насир-ад-Доула, — я задумался о том, что пора бы мне возвращаться в Мосул.

— Как! — удивился юноша. — Что с вами? Откуда эта задумчивость, грусть? Вы больны? — Но мосульский царь все же настоял на отъезде. Прощаясь, он не удержался и открыл молодому купцу причину внезапной перемены в своем настроении.

— Ты знаешь, — сказал он, — чары твоей Зейнаб лишили меня покоя. Я чувствую, что обожаю ее! Эта любовь подобна яду, который скоро отравит всю мою жизнь. Не упрекай же меня именем нашей дружбы! Я дорого заплачу за вчерашнюю встречу…

И он выехал из ворот дома и направился к дороге, которая вела в Мосул. Когда он исчез из виду, Абдуррахман воскликнул:

— Ах я негодяй! Насир-ад-Доула — достойнейший и добродетельный царь. Как же неосторожно я поступил, похваставшись перед ним красавицей Зейнаб! Теперь он будет жестоко страдать, и я — причина его сердечной раны! Неужели я уподоблюсь поднявшему меч на друга? Нет, о великодушный повелитель Мосула, да буду я наказан за свою непредусмотрительность: придется отправить Зейнаб в царский дворец.

И он послал за носилками. Потом он призвал Зейнаб и сказал:

— Ты больше не принадлежишь мне. Мой друг, царь Мосула, страстно влюбился в тебя, и теперь я не могу не подарить тебя этому человеку…

Зейнаб разразилась слезами.

— Зачем мне царь? — рыдала она. — Бессовестный человек! Сколько раз ты мне клялся в вечной любви, а теперь хочешь покинуть! Какая-нибудь чаровница, наверное, завладела твоим сердцем и сделала меня самой несчастной из женщин! Пусть твой друг будет более велик, чем царь Соломон, я не предпочту его, как ты предпочел его дружбу моей любви!

Слыша эти упреки, молодой купец испытывал душевные муки, но все-таки усадил свою возлюбленную вместе со старой прислужницей в носилки и приказал своим слугам проводить женщин в Мосул и доставить в царский дворец.

Едва Зейнаб прибыла, как один из дворцовых стражников поспешил доложить об этом царю.

— О Абдуррахман, — произнес тогда царь, — ты и в самом деле предпочитаешь мое счастье своему, как истинный друг… И он приказал старшему евнуху встретить ее и оказать подобающий прием; одно из лучших помещений дворца было отведено Зейнаб, и сам царь вскоре явился туда.

— О прекрасная, — обратился к ней царь, — я вижу, для любящего сердца потеря любимого важнее, чем даже победа над мосульским царем!

— О повелитель, — ответила Зейнаб, — судьба привела меня в ваш гарем, и я должна смирить свои чувства. Я горжусь тем, что приблизилась к такому достойному монарху, как вы. Как бы я хотела изгнать из сердца моего неверного, неблагодарного возлюбленного! Но увы! Память о нем жива, и я люблю его больше всего на свете.

И слезы ее потекли ручьями.

— Ангел! Волшебница! Не лишай меня хотя бы надежды! — умолял ее царь.

Тем временем молодой купец, добровольно лишивший себя любимой подруги, уже три месяца пребывал в глубочайшей скорби. Вдруг на порог его дома явился посланец первого министра, а с ним стражники. Они арестовали Абдуррахмана и отвели его в тюрьму.

Начальник тюрьмы был кое-чем обязан Абдуррахману и ночью пришел его предупредить:

— О господин мой, относительно вас вынесен жестокий приговор: ваш дом приказано сровнять с землей, а вас самого завтра же обезглавить. Я сообщил вам приговор, дабы отблагодарить вас за ту услугу, которую вы некогда мне оказали, и предлагаю вам совершить побег. Ворота открыты!

Абдуррахман поблагодарил начальника тюрьмы и сказал:

— Но, спасая мне жизнь, вы рискуете!

И все-таки ему не оставалось ничего иного, как воспользоваться великодушием начальника тюрьмы. Он вышел за ворота и отправился к одному своему другу.

Наутро первый министр узнал о побеге и велел привести к себе начальника тюрьмы.

— Негодяй, — сказал он, — это ты помог бежать преступнику? Делай что хочешь, чтобы вернуть его, и, если через сутки он не предстанет передо мной, ты сам будешь казнен и умрешь той смертью, которая была уготована ему.

Начальник тюрьмы ответил:

— Да, это я открыл ему двери тюрьмы. И я готов искупить свою вину, подвергнувшись казни, которую вы уготовили для самого порядочного в Багдаде человека!

— Ты утверждаешь, что это честный человек, — сказал первый министр, — а где же тогда доказательства его невиновности?

— Я полагаюсь на его слово, — ответил начальник тюрьмы, — ибо этот человек никогда не лжет. А кто обвиняет его в преступлениях? Берегитесь, господин первый министр, как бы вам не пролить невинной крови!

Последние слова заставили министра немного задуматься, но, поскольку он уже отдал приказ забрать в казну все имущество Абдуррахмана и снести его дом, искушение обвинить молодого купца было слишком велико, и министр велел судье и его подручным искать юношу по всему городу; начальника тюрьмы он отдал под стражу и приказал не спускать с него глаз.

В течение целого месяца багдадская стража разыскивала Абдуррахмана, и молодой купец решил оставить дом своего друга и бежать из Багдада в Мосул. Вскоре он был уже в том городе, где царствовал Насир-ад-Доула; слух о его прибытии распространился среди придворных и наконец достиг ушей государя. Последний призвал к себе хранителя царской казны и распорядился, чтобы юноше выдали двести золотых монет на все необходимое для жизни.

— Пусть он купит себе подходящего для торговли товару и займется своим обычным делом, — велел передать ему царь, — но пусть не появляется во дворце, пока не минет полгода! — и хранитель выполнил его поручение.

— Неужели я чем-нибудь оскорбил его величество? — спросил, удивившись, Абдуррахман.

— Не терзай себя пустыми сомнениями, о юноша, — ответил ему хранитель казны, — государь любит тебя и имеет особые основания для того, чтобы распоряжаться подобным образом. Ступай и выполни то, что он приказал, и, возможно, у тебя никогда не появится повода сожалеть о своем послушании!

Абдуррахман оставил дворец и употребил все усилия на то, чтобы вложить полученные деньги в выгодное дело. Однако торговля зависит от удачи. Не всякий может преуспеть в купеческом деле, и если уж не везет, то напрасны старания! Так, несмотря на все усилия, к концу шестого месяца он не только не увеличил первоначальную сумму, но, напротив, потерял из нее четвертую часть. С оставшимися деньгами он отправился к хранителю царской казны и сказал:

— Я истратил пятьдесят золотых.

Хранитель немедленно приказал возместить ему эту сумму и добавил:

— Попытайся совершить выгодную сделку и увеличить свое состояние. Царь дает тебе еще шесть месяцев сроку.

Абдуррахман и на этот раз не знал, чем объяснить подобное распоряжение, однако пошел и сделал так, как ему велели. Он возобновил торговлю, и на этот раз с выгодой. Через полгода прибыль составила сто золотых. Купец взял все наличные деньги, и с ними пошел во дворец.