Константин Сычев - Роман Молодой

– Я ничего не знаю, – отвечал посланец. – Государь мне только приказал, чтобы я вызвал тебя…

Пришлось уже на следующий день выезжать в Литву вместе с литовским гонцом и десятком вооруженных воинов, лучших княжеских дружинников.

Супруга князя Романа – Мария Титовна – тоже встревожилась. Она только что родила своему супругу дочь, названную Еленой, и рассчитывала на благополучную, безмятежную жизнь. Помимо новорожденной, у нее было еще двое детей: четырехлетний сын Дмитрий и двухлетняя дочь Авдотья.

Роман Михайлович буквально боготворил супругу: прошло вот уже почти шесть лет после их свадьбы, а они жили, как молодожены, не расставаясь ни на один день. Молодой князь лишь только отъезжал в определенные дни со своими дружинниками в лес – на охоту. Несмотря на то, что небольшой городок, отданный князем Титом Мстиславовичем в приданое своей дочери, не приносил значительных доходов, все-таки жизнь здесь была безбедная. Что с того, что у князя Романа не было такого множества слуг, как у удельных князей и его тестя? Мало слуг – мало расходов. Да и нужны ли многочисленные слуги? Выполнять обязанности охотников вполне могли и княжеские дружинники. Пусть и было их всего пять десятков, но они прекрасно справлялись со многими обязанностями в княжеском доме.

Конечно, защитить городок Коршев от большого войска они бы не смогли, но у князя Романа не было опасных врагов, а при возможном нападении «лихого люда» сгодились бы и свои воины, подкрепленные небольшим городским ополчением. Но пока Коршеву, окруженному густыми лиственными лесами, стоявшему на берегу реки Сосны, среди ручьев и болот, никто не угрожал. Бедность и малочисленность дружины несколько удручали князя Романа, но его супругу это только радовало.

– Из-за этого у нас нет завистников, – говорила она с веселой улыбкой мужу, – и никто не зовет тебя на жестокую войну! Вот мы и живем в радости и счастье!

– Оно-то так, супруженька, – отвечал на это князь Роман, – но князю не пристало сидеть без славных боевых дел…Так сам Господь обустроил наш мир: смерду суждена судьба смерда, а князю – княжеская! И мое дело – война!

Эти слова княгиня Мария вспомнила сразу же, как только в их небольшой терем вошел литовский посланник.

– Вот тебе и покой! – сказала она себе, но при прощании держала себя в руках: не пролила ни слезинки! Была наигранно весела и старалась ничем не огорчить своего отъезжавшего на чужбину супруга.

– Береги себя, Роман, и знай, что здесь, в нашем скромном городке, тебя ждут любящие родные люди, – молвила она на прощание. – Скорей возвращайся и порадуй мое сердце!

– Я скоро вернусь, моя дивная лада! – ответил на это Роман Михайлович, обнимая ее и целуя. – Неужели ты думаешь, что я смогу долго прожить без тебя?

За спиной княгини стояли дородные, розовощекие мамки. Двое из них держали в руках по дочери князя, а за руку третьей ухватился маленький мальчик – княжич Дмитрий – во все глаза смотревший на своего окольчуженного, сверкавшего чищеным железом рослого отца.

Князь Роман махнул им рукой, вскочил на коня, и маленький отряд быстро исчез из виду под громкие крики горожан, славивших своего господина.

Прибыв в Вильно, Роман Михайлович немедленно отправился во дворец в надежде повидать самого великого князя. Но дворецкий Ольгерда сказал ему, что «славный король нынче отдыхает и поэтому нечего его беспокоить: завтра на совете узнаешь все новости…»

Не сказали ничего по сути дела и встретившиеся русскому князю старшие сыновья Ольгерда – князья Андрей и Дмитрий.

– Батюшка вызвал сюда всю нашу знать, – молвил немногословный, мрачный князь Андрей, – но мы не знаем, почему он пригласил тебя!

– Видимо, хочет послать тебя на войну, – усмехнулся Дмитрий Ольгердович, – чтобы твоя кровушка не застоялась в жилах. Великий князь сам любит войну! Пойдем-ка, брат, отведаем доброго меда!

Роман Михайлович разделил трапезу с литовскими князьями в гостевом тереме великого князя, сытно пообедал, но выпил совсем мало: без того устал с дальней дороги. Князей Андрея и Дмитрия он знал еще с детства. Они ненамного были старше его: князь Андрей где-то года на три, а Дмитрий всего на год. Но, несмотря на незначительную разницу в возрасте, братья-князья сильно отличались друг от друга. Старший – Андрей – был немного выше ростом, поуже в плечах, быстрей в движениях. Он совсем немного уступал ростом Роману Молодому. Князь же Дмитрий был почти на голову ниже русского князя, однако имел более широкие плечи, чем у его старшего брата, и по силе ничем не уступал с виду Роману Михайловичу. Дмитрий Ольгердович был веселым и общительным, любил поговорить с другими князьями и во время обеда все что-то бормотал, выводя, порой, из задумчивости князя Романа.

Андрей же Ольгердович, сидя за трапезой, лишь один раз выжал из себя скупые слова, отвечая на здравицу в честь отца. Его суровое, желтоватого цвета лицо оживало лишь при упоминании битв и воинских подвигов. Только цветом серо-свинцовых глаз и темных волос, а также какими-то неуловимыми чертами лица братья походили друг на друга.

На следующий день, прибыв в терем великого князя, Роман Молодой вновь встретился со старшими сыновьями Ольгерда Гедиминовича и даже уселся между ними на скамью в первом ряду совещательной залы.

Великий литовский князь Ольгерд вошел в залу и занял свое золоченое кресло, стоявшее перед скамьями его подданных.

При его появлении все сидевшие встали и поклонились, не сгибая спины. Уже расположившийся в кресле Ольгерд Гедиминович небрежно кивнул им головой и, не отвлекаясь на созерцание присутствовавших, сразу же приступил к делу.

– Привет моим братьям, сыновьям и прочим знатным людям! – сказал он своим громким, властным голосом. – Я собрал вас здесь в связи с неотложными делами и важными событиями!

И он стал подробно рассказывать о затруднениях казны, о плохом и нерегулярном поступлении денег и товаров с провинций, об угрозе голода, ввиду плохого урожая прошлого года, об опасных делах крестоносного немецкого рыцарства.

Все это князь Роман уже слышал от других литовских князей, и поэтому он никак не мог понять, в связи с чем его вызвал в свою столицу великий князь Ольгерд. Глядя на одетого в расшитый золотом красный кафтан и красивые, с золотыми полосками, штаны великого князя, Роман Молодой постепенно успокаивался и чувствовал себя в состоянии, близком ко сну. Однако он не закрывал глаз и с любовью взирал на своего высокого покровителя. Ольгерд Гедиминович, произнося речь, смотрел как бы над толпой, его глаза, серые и задумчивые, словно витали где-то высоко, и, казалось, он отрешился от всего, не связанного с его настоящей речью. Но вот он перешел к событиям, произошедшим в соседних русских княжествах, и его глаза сразу же оживились, засверкали. – К нам пришло немало новостей от наших соседей, – сказал он, – и новостей весьма тревожных! На Руси свирепствует заразное поветрие! Это – страшная беда! У нас ведь тоже еще раньше побывала «черная смерть, но такого урона, как это случилось на Руси, мы не имели. У нас полегли только дряхлые старики и хилые младенцы…Нам повезло, что был неплохой урожай…Поэтому сытые люди, как знать, так и чернь, почти не пострадали…

Далее он рассказал об усилении Московского княжества, о том, как Симеон Гордый сумел без войны навязать великому смоленскому князю Ивану мир и тем самым ослабить влияние Литвы на Смоленское княжество. Но он особенно подчеркнул, как большую неудачу в своей внешней политике, улучшение отношений Брянского княжества с Москвой.

– Раньше москали враждовали с Брянском, – отметил он, – и мы знали, что всегда будем иметь надежного союзника против Москвы в лице брянского князя. А теперь не успел новый князь Василий войти в Брянск, как сразу же послал своих людей к Семену, предлагая москалям не только мир, но даже союз!

– Неужели это так?! – вскрикнул сидевший на краю первой же скамьи брат великого князя Кейстут Гедиминович. – Мы упустили Брянск! Почему же мы не послали туда своего человека?!

– Так получилось! – поморщился, недовольный тем, что его перебили, великий князь. – Мы совсем не ожидали такой прыти от Ивана Смоленского! Еще не остыло тело нашего друга Дмитрия Красивого, а там уже уселся этот хитрец Василий!

– Кто же сообщил старому Ивану о смерти Дмитрия? – вновь вскричал раздраженный князь Кейстут. – Может, сами брянцы послали за тем Василием?!

– Не спеши, брат, – поднял руку Ольгерд Литовский, – и не мешай мне говорить! Там, в Брянске, случилась еще одна беда. Вслед за князем Дмитрием умер их владыка Иван. А митрополит Феогност, сидящий в Москве, воспользовался этим, и быстро утвердил на брянское епископство своего человека! А новый епископ сразу же подучил брянских бояр, чтобы они пригласили на княжение союзного Москве смоленского ставленника! Вот бояре и поехали за князем Василием в Смоленск…

– Тогда понятно, – кивнул головой Кейстут, – что это все – козни Москвы! Я тебе говорил, что нам следовало хорошо подумать о своих православных христианах и заполучить своего митрополита, покорного Литве…А наш митрополит тогда назначил бы епископа в Брянск…

– Я предпринял в этом направлении определенные шаги, – усмехнулся князь Ольгерд, и его золотая корона, венчавшая голову, блеснула драгоценными камнями. – У нас уже есть нужный человек, тверской монах Роман, сын тамошнего боярина. Он сам напросился в митрополиты нашей славной литовской земли и готов поехать в Царьград за высоким саном!

И великий литовский князь стал рассказывать о том, что «в Царьграде нынче произошли беспорядки», что законный царь Иоанн был изгнан своим тестем, который и стал править Византийской Империей. – А теперь, – подвел итог тем событиям Ольгерд Гедиминович, – у греков – полная сумятица и беззаконие, а все дела решаются только с помощью денег! Поэтому мы дадим нашему Роману достаточно серебра, чтобы он подкупил всех знатных греков и корыстного патриарха! Пусть же этот Роман станет митрополитом и будет достойным противовесом православной Москве! А потом подумаем и о брянском епископе!

– А как быть с брянским князем? – вновь нарушил рассуждения своего брата князь Кейстут.

– С князем Василием? – вскинул брови Ольгерд Гедиминович. – У нас есть для Брянска свой, законный князь! – Он бросил взгляд на Романа Молодого. Тот встрепенулся. Великий князь, встретившись с ним глазами, неожиданно как бы потеплел и заулыбался. В свою очередь, Роман Михайлович тоже улыбнулся и почувствовал себя не гостем, но сыном великого литовского князя. Как бы отвечая на его мысли, князь Ольгерд после минутной паузы сказал, вытянув перед собой правую руку и указав ею на князя Романа: – Вот перед вами мой приемный сын Роман! С таким же именем, как у того тверского попа! Вот с этими Романами, мои братья и друзья, мы нанесем достойный удар по той злокозненной Москве и, без сомнения, овладеем Брянском!

– Слава моему мудрому брату! Слава великому князю и русскому королю! – громко закричал, вскочив со скамьи, князь Кейстут.

– Слава великому князю Альгирдасу!!! – заорали едва не хором вставшие со скамей знатные литовцы.

– Слава! – кричал, не помня себя, растроганный вниманием великого князя, Роман Молодой. – Долгих лет моему названному отцу! Здоровья и славы!

Когда все успокоились и сели, великий князь, заметно повеселевший, поднял руку и вновь заговорил. Он подробно остановился на военных делах, опять вернулся к денежным трудностям и предложил своим магнатам сделать все возможное, чтобы выплатить в казну необходимые деньги с мест, а в случае неудачи в этом деле, посоветовал им самим из собственных доходов покрыть недоимки. Все сидевшие в зале внимательно слушали своего повелителя, и, казалось, в Великом княжестве Литовском царят мир и согласие.

Наконец, завершая свою речь, Ольгерд Гедиминович сказал: – Ну, а теперь, мои верные люди, немного отдохните, и через час прошу вас придти к моему пиршественному столу, на обильную трапезу! Мы и там поговорим, во время славного пира. А пока все могут быть свободны, останься лишь ты, мой сын Роман. Я хочу с тобой побеседовать. Приходи в мою малую светлицу. Эй, Гембутас! – Он взмахнул рукой. Откуда-то из зала выбежал его дворецкий. – Проводи же моего сына Романа в тайную светлицу!

Сказав это, великий князь встал и быстро удалился в проем бесшумно раскрывшейся перед ним двери.

Князь Роман, сопровождаемый верным слугой великого князя, без задержки проследовал по длинному темному коридору, по шуршавшим под ногами персидским коврам. Наконец, где-то в середине коридора, дворецкий открыл тяжелую дубовую дверь, и в глаза князя Романа, привыкшие к темноте, ударил яркий свет многих свечей, горевших в великокняжеской светлице. Русский князь переступил порог, и слуга удалился, плотно закрыв за ним дверь.

В небольшой комнате за белым, выточенным из слоновой кости столиком, сидел в мягком кресле великий князь Ольгерд. Напротив него, через тот же столик, стояло такое же пустое кресло. – Садись, сынок, – сказал великий князь, указывая ладонью правой руки на кресло. – Ты, наверное, удивлен, что я захотел с тобой поговорить?