— Прошу прощения, мисс Адамс, но мистер Кошински улетел вчера в Детройт на похороны бабушки. Он вернется не раньше вторника. Передать что-нибудь от вас?

— Нет, Господи, нет! — болезненно вскрикнула Сирил, скорее расстроенная своей неудачей, чем сочувствующая чужому горю.

Положив трубку, она начала лихорадочно соображать. Ей требовался натурщик с идеальным телосложением — никак не меньше.

Сирил пробежала глазами по списку постоянно сотрудничавших с ней натурщиков и отобрала четырех, после чего снова попыталась выйти на связь. Двое из них оказались вне города — на фотосъемках, Фрэнк Дайон упал с мотоцикла и сломал ногу, а о Расселе Грине Сирил вообще не смогла ничего узнать: даже его подружка была не в курсе, где он.

Оглушенная и раздавленная, Сирил машинально закрыла сумочку, куда положила кошелек, и, покинув дамскую комнату, двинулась в ресторанчик, где обедала вчера.

На выходе из здания федерального суда она вдруг развернулась и ринулась обратно. Присев на корточки и выудив из мусорной корзины обрывки записки, она хотела уже подняться, когда увидела в дверях испуганную уборщицу с тележкой.

— Мой список покупок на день… — пролепетала Сирил в ответ на немой вопрос изумленной женщины, зачем-то показывая ей издали один из клочков.

2

Оглядев зал ресторанчика, Сирил не обнаружила ни одного свободного не только столика, но и даже места. Внимание ее привлекло какое-то движение в дальнем углу помещения.

Длинный, загорелый до бронзового цвета палец указывал ей на свободный стул. Сирил, оскорбленная таким фамильярным жестом, хотела развернуться и уйти прочь, но тут разглядела, кто ее зовет: «эллинский бог» призывно махал рукой и широко, во весь рот, улыбался.

По счастью, он сидел не один, а в обществе другого присяжного — поджарого брюнета-лирика. Лирик читал очередную книгу, одновременно налегая на чили. Сирил вспомнила, что всегда отличалась хорошими манерами и умением войти в контакт с любыми партнерами, а потому подчинилась зову желудка и двинулась в направлении столика.

Скользнув в кресло между коллегами-мужчинами, она как ни в чем не бывало заказала официантке салат, рогалик и кофе.

За это время она успела унять пустившееся было вскачь сердце и натянуть на лицо маску хладнокровия. Затем любезно кивнула каждому из мужчин, ничем не выдав, что присутствие одного из них выбивает ее из привычной колеи.

— Рад видеть вас с нами! — громыхнул голос того, кто так притягивал и пугал ее.

— Ну, выбор был не так уж велик… Я имею в виду, что все места заняты… Так что спасибо за отзывчивость.

— Мы и для себя старались, правда ведь, Тернер?

Худосочный брюнет оторвал туманный взгляд от толстенной монографии, на обложке которой золотились слова «Завоевание Мексики и Перу». Карие глаза его скользнули по лицу Сирил, затем по ее полупрозрачной блузке, задержавшись там, где сквозь ткань проглядывали кружева бюстгальтера.

Резким движением он захлопнул том.

— Ваш к-коллега, присяжный заседатель М-мэтт Тернер, — запинаясь от волнения, представился он.

Привычная со всеми своими клиентами и натурщиками общаться на короткой ноге, Сирил без промедления протянула руку:

— Здравствуйте, я — Сирил Адамс.

Почти тут же она осознала, что совершила стратегическую ошибку: подав руку одному, она неизбежно должна была ту же любезность проявить и в отношении другого.

Пожатие бронзовой руки колосса ее удивило и даже чуть-чуть озадачило: вместо железной хватки, — а ладонь была мозолистой и натруженной, и ее ручка утонула в этой лапище, — прикосновение его пальцев оказалось чудесно мягким и осторожным, если не сказать — волнующим.

Словно искра пробежала по ее телу, щеки разрумянились как два яблочка.

— Шон Стивенс, Сирил, — прогромыхал великан без пауз, словно их имена были каким-то образом связаны в одно целое.

— Да, знаю… — обмолвилась Сирил и тут же пожалела о своем признании. В янтарных глазах напротив что-то мелькнуло.

— Знаете? — Он выжидающе приподнял бровь.

— Да, конечно, еще с процедуры отбора, — заявила Сирил, памятуя, что лучшая оборона — это наступление. — Помните, адвокаты спрашивали нас, что мы делали в ночь на четвертое января в три утра?

— И перестали ли мы бить наших жен! — воодушевленно встрял Мэтт Тернер.

— Вот именно! — рассмеялась Сирил. — Я даже припоминаю, что вы по профессии учитель, Мэтт.

Слава Богу! Она, оказывается, помнит кое-что и о других присяжных, а не только имя Шона Стивенса. Кстати сказать, до сих пор и оно не всплывало в ее памяти. Интересно, в чем тут дело: может быть, это своеобразное табу, страх назвать вслух имя дьявола и тем накликать на себя беду?..

— А вы, мистер Стивенс? — повернулась она к Шону, переступив через суеверный страх.

Теплые золотистые глаза Шона дружески рассматривали ее лицо, после чего его божественные губы расплылись в озорной улыбке.

— Да, действительно, а как же я?..

— В-вы… вы имеете какое-то отношение к строительству!.. Я правильно запомнила?

Еще бы не правильно, когда она ловила буквально каждое слово по ходу его опроса — как, впрочем, и любая другая женщина в зале суда.

— И работаете вы то ли с цементом, то ли со сталью, то ли… — Сирил для большей убедительности поморщила лоб.

— То ли с деревом, хотите сказать? — добродушно закончил он.

— Ну конечно же! Вспомнила: вы плотник!

— Что-то вроде того, — скупо отозвался Шон. — А вы, Сирил? Почему я ничего не помню о вас?

Его голос возбуждал как физическая ласка.

— Я стояла в списке первой, так что мне выпала честь вызнать все про всех остальных коллег, — пояснила Сирил, усмехнувшись. — Поскольку вы, ребята, отбирались во второй шестерке, на моем допросе вы не присутствовали.

— Так кто же вы по профессии? — спросил Мэтт.

— Нет, ничего не говорите, Сирил! Посмотрим, сумеем ли мы сами определить, — вмешался Шон.

— Ну, это несложно! — заявил Мэтт. — Сирил — топ-модель в каком-то иллюстрированном журнале.

Он с плохо скрытым удовольствием окинул взглядом ее фигуру. Сирил не смутилась — скорее, ей стало смешно. Зато когда то же самое проделал Шон, реакция ее была почему-то совершенно иной…

— Нет, не думаю! — тряхнул золотой гривой Шон. — Конечно, у нее рост, сложение… и глаза… Но фотографы предпочитают других — тех, про которых можно сказать «кожа да кости», а Сирил явно не из этой категории.

Стараясь не показать, как прекрасно она понимает, на что намекает Шон, Сирил дружелюбно улыбнулась — и только.

— Ну, тогда она стюардесса! — не унимался Мэтт.

Прежде чем Сирил успела посетовать, что Мэтт подходит к ней с весьма шаблонными мерками, перед ними выросла официантка и поставила на стол салат.

— Боюсь, у нас не хватит перерыва на еще один десяток попыток, Мэтт, — снизошла она. — Я готова сейчас слона слопать, а потому прекращаю турнир и объявляю: я — коммерческий художник.

С минуту она сосредоточенно ела, а потом, заморив червячка, повернула голову к Мэтту:

— Где вы преподаете?

— В одном из колледжей округа Ориндж. Всю эту четверть — по вечерам, почему, собственно, и оказался среди присяжных. В будущем году я стану школьным инспектором и смогу другим учителям и детям сказать, что честно исполнил свой гражданский долг. — Мэтт улыбнулся. — Кроме того, — не стану отрицать, — быть присяжным доходнее, чем преподавать в колледже.

Шон издал сочный басовитый смешок, очаровавший Сирил еще в зале.

— Вы это про те несчастные двадцать пять баксов, которые мы получаем за каждое заседание?

— Ну, в сумме получается не так уж мало, а потом плотник, конечно, имеет больше возможностей подзаработать, чем преподаватель колледжа. Кстати, для вас эта неделя заседаний не обернется ведь прорехой в бюджете?

— Не-ет, наша компания к каждому работнику подходит индивидуально, так что я ровным счетом ничего не теряю, — неторопливо отозвался Шон, не спуская глаз с Сирил, и откинулся в кресле, позволяя официантке забрать со стола посуду и поставить кофе.

В этот момент Сирил почувствовала прикосновение его большой, твердой как камень ноги. Первой мыслью было: случайность. Но когда официантка перешла к ней, а носок кожаного ботинка продолжал поддевать подъем ее ноги, совершая при этом некое ласкающее движение, Сирил доняла, что не спит и не бредит.

Стараясь держаться как можно небрежнее, Сирил элегантно подвинулась, подобрала под себя ноги и, мстя Шону Стивенсу за его неслыханный, оскорбительный моветон, обратила всю силу своего обаяния на бедного, недалекого и доверчивого Матиаса Тернера.

— Кстати, Мэтт, какое интересное совпадение! Мой отец тоже был учителем рисования в колледже и работал там тридцать лет, — еле слышно прошелестела она на ухо Мэтту.

Она подчеркнуто игнорировала присутствие рядом с собой загорелого титана, притворившись, что целиком ушла в беседу с учителем.

Шон сидел и не знал, что ему теперь делать. Конечно, эта мальчишески нелепая выходка с играми под столом — далеко не поступок джентльмена, но он никогда раньше и не оказывался в такой ситуации. А что еще хуже: чем больше он смотрел на Сирил — тем больше убеждался, что она именно та единственная, которая ему нужна.

Жизнерадостная и красивая, умная и нежная… Что еще нужно мужчине? Ничего. Вот только бы этот Мэтт здесь не околачивался и не путался под ногами… То, что это чучело гороховое горит энтузиазмом, — полбеды: хуже то, что Сирил, кажется, увлечена им ничуть не меньше.

Что это — месть Фортуны? Мать не раз предупреждала, что он еще заплатит за те девичьи сердца, которые беззаботно разбивал в бытность старшеклассником. Да, если быть честным, он сполна пользовался тогда своей выигрышной внешностью… Но ведь это была беспечная жестокость подростка, не более того!

А став взрослым, он был добр и внимателен к родителям и вообще к старшим. Он любил детей, собак… и женщин — особенно тех, что обращались с ним как с каким-нибудь Квазимодо. Другое дело: что он не припомнит, когда в последний раз женщина так откровенно пренебрегала им.

Но даже если это и Божья кара, Шон не собирался сдаваться без боя. Хочет Сирил того или нет, но она заметит его присутствие рядом!

В разгар своего затянувшегося обмена двусмысленностями с Мэттом Сирил, вздрогнув, ощутила железные пальцы на своем колене. Как ни шевелила она ногой, — стряхнуть ладонь Шона или помешать его большому пальцу ласкать ее бедро не удавалось.

Разумеется, устраивать сцену она не собиралась: к двадцати семи годам за плечами у нее был богатый опыт обращения с такими зарвавшимися молодчиками. Все так же оживленно беседуя с учителем, она приподняла свободную ногу и с размаху вонзила острый каблук в ступню Шона.

Прошло несколько мгновений — и Сирил с изумлением констатировала, что ее контрудар не произвел ни малейшего впечатления на оппонента. И лишь когда она уже собралась капитулировать и покинуть ресторан, с губ его слетел смешок, после чего рука Шона, напоследок пожав ей колено, тихо вернулась на свое исходное место за столом.

Сирил тут же убрала каблук с его ступни и спрятала торжествующую ухмылку, пригубив бокал с водой.

Мэтт явно не догадывался о протекавшей под столом схватке, но вдруг спохватился, что за столом их как-никак трое, и бросился извиняться:

— Боже, Стивенс, я как всегда вошел в раж и позабыл обо всем на свете! Вам надо было остановить меня. Учителя, когда дорвутся до слушателя, становятся просто невменяемыми! Я вовсе не думал игнорировать вас! — пылко воскликнул он, не сводя, впрочем, преданного взгляда с Сирил.

— Все в порядке, Тернер. Лучше оставаться незамеченным, чем получать шпильки в ногу. — Шон высокомерно усмехнулся, глядя в недоуменное лицо учителя.

При виде чарующих ямочек на его щеках Сирил тихонько застонала.

Шон тем временем взглянул на часы и присвистнул.

— Ничего себе! Когда от души веселишься, время летит со скоростью света, — он подмигнул Сирил. — Ребята, у нас всего пять минут, чтобы добежать до здания суда!

Движением руки он подозвал официантку, чтобы рассчитаться за всех, и пресек протесты товарищей по обеду.

Торопясь за устремившимися вперед мужчинами, Сирил поблагодарила свои длинные ноги. Она бросила взгляд на Шона — тот шагал легко и непринужденно, словно никуда не спешил. У него вообще была на редкость грациозная походка для человека его роста и комплекции. «Лев в пустыне… Хищник, охотящийся скрадом…» — подумала Сирил и тут же покраснела при мысли о том, кто может оказаться его очередной жертвой.


Тихий стон отчаяния и разочарования вырвался у Сирил, когда вошла судья и пристав разрешил присутствующим сесть.