Хотя Джоселин и ожидала увидеть нечто подобное, но от зрелища, которое развернулось перед ее глазами, у нее перехватило дыхание и сердце чуть не остановилось. Как по сигналу, лошади охраны все разом обезумели, когда сотни фунтов мяса, костей и железных доспехов всей тяжестью надавили на заботливо размещенные Томом под седлами колючки терновника. Животные оглашали пространство бешеным ржанием, взбрыкивали, лягались, метались из стороны в сторону, сталкивались, крутились на месте, разрывая копытами землю, подымая тучи пыли и стряхивая с себя всадников. Все, кто был рядом, в страхе разбегались. На пленников никто не обращал внимания. Про них забыли.

Роберт вонзил шпоры в своего скакуна, опрокинув наземь ударом кулака ближайшего охранника, преграждавшего ему путь. Они с Джоселин пустились галопом через взбаламученный лагерь.

Джоселин низко пригнулась к холке коня, понукая его и пытаясь не отставать от летящей впереди фигуры де Ленгли. Люди разбегались при их приближении, что-то крича. Людские вопли вместе с лошадиным ржанием слились в общий режущий слух, но невнятный рев.

Река была уже близко, холодная, чуть подернутая рябью от набегавшего ветерка. На быстринах она ослепительно сверкала. Травянистый берег круто обрывался к воде.

Конь Роберта напрягся, уперся задними ногами, вбирая в себя дополнительную силу, вытянулся для прыжка и, пролетев по воздуху несколько ярдов, упал на воду, взметнув по бокам могучие фонтаны брызг.

Теперь настала очередь Джоселин. Она почувствовала, что конь ее колеблется. Уже приготовившись к прыжку, он вдруг передумал, попытался остановиться, хотя было уже слишком поздно. Эта остановка сыграла роковую роль. Джоселин рвануло вперед, перекатило через лошадиную шею. Проклиная неразумное растерянное животное, она хваталась за все возможное — узду, гриву, — чтобы избежать падения.

Но тут мягкая рыхлая почва на краю берега осыпалась, и оба — и Джоселин, и конь — вниз головой окунулись в реку.

Джоселин ударилась о воду, погрузилась и тотчас устремилась подальше от смертельно опасных копыт обезумевшего коня. Скакун отчаянно бился в воде, грозя задеть ее, ослепляя и не давая возможности набрать в легкие воздуха. Наконец конь как-то пришел в себя и поплыл. Джоселин тут же потянулась за поводьями, но опоздала. Течение уже унесло их за пределы досягаемости.

Роберт развернул своего жеребца, уже достигшего середины реки, и направился обратно к Джоселин. Наверху, на обрыве, раздавались истошные крики. Два воина верхом спрыгнули с берега за спиной у Джоселин.

— Роберт! Нет! — умоляла она. — Не возвращайся!

Она нащупала ногами дно и ринулась навстречу ему, но едва могла противиться силе течения. Река тут же подхватила ее, понесла вниз.

— Не возвращайся, Роберт! — вновь крикнула она.

Но Роберт не повернул. Он миновал Джоселин и устремился, как безумный, навстречу преследователям, отрезая путь двум конным воинам, загораживая ее собою от них. Когда они сблизились, один из анжуйцев замахнулся мечом, но Роберту удалось увернуться и схватить воина за руку. Оба яростно боролись за обладание оружием, а их кони теснили и кусали друг друга в закрученном ими водовороте.

Все это длилось считанные секунды. Каким-то чудом Роберт овладел мечом и вытолкнул тяжеловесного рыцаря из седла в реку. Затем он развернулся, чтобы напасть на второго противника, но тот уклонился от схватки. Его больше волновала участь сброшенного в воду товарища. Несчастный взывал о помощи. Ведь рыцарь в доспехах, лишенный лошади и попавший на глубокое место, мог считаться уже смертником.

Роберт использовал выигранные им драгоценные мгновения, чтобы снова развернуть коня и последовать вниз по течению за Джоселин. Он догнал ее. Когда он поравнялся с ней, она уцепилась за его рукав, прижалась к боку плывущего коня. Роберт вытянул ее из воды и посадил впереди себя. Конь, раздувая легкие и отфыркиваясь, плыл достаточно быстро. Течение помогало ему.

Но тут в воду начали вонзаться стрелы.

— О Боже! Нет! — простонал Роберт, наклонился и закрыл своим телом Джоселин. Этого он опасался больше всего. Против лучников и их стрел он был бессилен.

Внезапно откуда-то сверху донесся знакомый голос разгневанного герцога:

— Прекратите, дурни! Я выколю глаза тому меткому стрелку, кто попадет в них.

Роберт рискнул приподнять голову и оглянуться через плечо. Ливень стрел мгновенно иссяк. С полдюжины лучников, одетых в цвета эрла Честера, рассыпались по берегу, но пребывали в неподвижности. За их спинами Генри Анжу, восседая на своем великолепном скакуне, яростно препирался о чем-то с самим лордом Честером.

Роберт вздохнул с облегчением и направил коня поперек реки. Воины Стефана уже заметили их, главное, узнали его. Они скакали вдоль берега, выкрикивая приветствия и имя де Ленгли.

Через минуту конь Роберта нащупал ногами дно и вскарабкался на низкий, тинистый берег. Роберт, сжимая Джоселин в объятьях, ликовал.

— Мы свершили это! — торжествовал он. — По милости Божьей мы спасены!

Джоселин справедливо напомнила:

— По милости Божьей и Генри Анжу.

Роберт улыбнулся. Конечно, Джоселин права.

Честер не преминул бы их прикончить, если бы его не остановили. Он взглянул на противоположный берег. Раздосадованный эрл и его лучники брели обратно к своим лошадям.

Одинокий всадник, оставшийся у реки, был похож на конную статую.

Река была не так широка, и все же Роберт и Генри Анжу не могли разглядеть выражение лица друг друга. Роберт приветственно поднял вверх меч в знак признательности. Выждав короткую паузу, герцог в ответ слегка приподнял руку.


Через несколько дней Генри Анжу после стремительного марша забрал в свои руки замок Кроумарш, а затем с главными силами пришел на выручку многострадального гарнизона и населения Уоллингфорда.

Король, не готовый к сражению с превосходящим его по числу противником, ограничился лишь тем, что выделил триста всадников охранять Оксфорд и совершать набеги на тылы армии Генри. И все же Стефану, когда он собрал достаточные силы, пришлось выйти навстречу герцогу.

После долгого ожидания многие тысячи солдат наконец-то встретились лицом к лицу, разделенные лишь рекой, как уже было раньше при Малмесбюри, и так же, как при Малмесбюри, битва все откладывалась.

В сумерках Роберт возвратился с совещания у короля. Джоселин поспешно поднялась из-за стола, на котором было раскинуто ее шитье.

— Так, значит, завтра? — спросила она в нетерпении.

Роберт ничего не ответил, и его молчание испугало ее.

— Ради Бога, не скрывайте от меня ничего. Скажите, сражение состоится завтра?

— Нет, Джоселин! — Он яростно тряхнул головой, словно стараясь избавиться от каких-то смутных мыслей. — Все так странно. Сражения не будет. Во всяком случае, в ближайший месяц.

— Как?

— Объявлено перемирие на четыре недели. Но де Люси по секрету сказал мне, что оно может быть и продлено в случае необходимости. Архиепископ Теобальд и епископ Винчестерский, брат короля, объединили свои усилия, чтобы заставить Стефана и Генри начать переговоры. Все это задумали и осуществили Лестер и другие знатные лорды из обоих лагерей. Они отказались дальше воевать, решив, что пора кончать взаимное истребление. Стефан и герцог должны прийти к какому-то соглашению. Ходят слухи, что король и Генри возражали, но раз и у того, и у другого нет войска, то какая может быть война.

Джоселин не хотела верить своим ушам. Лишь осознав, что Роберт говорит серьезно, она испустила радостный крик и припала к его груди. Да благословит Господь Лестера и всех тех, у кого сохранилась в голове хоть капля разума, кто решился прекратить этот разгул безумия, пока Темза не набухла от крови.

— Знал ли Генри раньше об этом заговоре, трудно судить. Но если во главе его стоял Лестер, то подозреваю, что Генри был осведомлен. Это объясняет и его великодушное поведение в тот день на реке.

— Какая разница, почему он так поступил, — проговорила Джоселин.

Ей действительно было все равно. Прижимаясь щекой к груди мужа, она ощущала, как бьется его сердце, и замирала от радости при мысли, что оно уже не остановится по какой-либо нелепой случайности завтра и в ближайшие дни и что супруг ее не сложит голову в бессмысленной битве.

— Я буду благодарна Генри до конца жизни, — тихо произнесла она.

Роберт кивнул.

— Я по-прежнему не доверяю ему и, наверное, никогда не буду доверять, но ненависть моя к нему угасла. Он сам потушил этот костер. По всей вероятности, он станет моим королем. Черт побери, какой это будет крутой поворот в моей судьбе! Все шепчутся, что Генри объявят наследником престола, а Юстас будет обойден. Конечно, так просто Юстас не смирится с этим, но за ним никто не пойдет, а в одиночку Англию он не отвоюет.

Все это уже мало интересовало Джоселин. Невыносимая тяжесть спала с ее души. Теперь она могла полностью отдаться своему счастью и в довершение открыть мужу тайну, тщательно скрываемую ею до той поры. Она не хотела отягчать его в ожидании грядущего сражения излишними заботами и беспокойством за свою жену. Сейчас она получила право на признание.

С таинственной улыбкой она произнесла:

— Я слышала, что супруга герцога ждет первенца. Что вот-вот из Анжу придет весть…

Роберт подтвердил:

— Генри надеется, что родится мальчик.

— Значит, между нашими детьми разница в возрасте будет небольшая.

Он весь напрягся, застыл.

— Ты хочешь сказать, — медленно сказал он, — что носишь мое дитя?

— Разумеется, твое, а чье же оно еще может быть?

— О, Христос! Прости, что я не так выразился… Я совсем не думал оскорбить тебя.

Джоселин рассмеялась, счастливая от того, что смогла подарить радость любимому человеку, что он принял этот дар и сам переполнен счастьем.

— Я знаю… я знаю, что ты так не думал… Это я виновата, что известие свое облекла в неподходящую форму. Я совсем потеряла голову от радости… не знала, что говорю… Скажи, Роберт, ты доволен, что у нас будет ребенок?

— Да, Джоселин, да!

— Повтори еще раз!

— Да! — Он глянул на нее озабоченно. — А когда это произойдет?

— Вероятно, в феврале.

— Голодное время, — пробормотал он. — Я часто слышал, что это плохой месяц и для матери, и для ребенка.

Джоселин улыбнулась. Ей ли было не знать, какие проблемы сразу же стали волновать его.

— В Белавуре достаточно припасено еды. Не бойся, я не отощаю и младенца вскормлю сама.

— Вы, мадам, не будете голодать! Даже если мне придется подчистить закрома по всей Западной Англии…

Джоселин заключила его массивную голову с львиной гривой в свои узкие ладони. Как мог такой храбрый мужчина столь бояться самой простейшей, самой обычной вещи на Божьем свете?

— Выслушайте меня, Роберт! Сейчас, чтобы избавить себя от беспокойства в последующие месяцы. Я не из хрупких и хилых придворных дам, которые падают в обморок, как только чихнут. Я сильна и здорова и способна рожать вам сыновей. Мой отец всегда горевал, что во мне мало утонченности, присущей леди.

Роберт прижал ее ладонь к своим губам, покрыл поцелуями.

— Я знаю, что ты мужественна и сильна, и все же я никогда не оставлю тебя без присмотра. Я буду всегда с тобой, даже если Стефан и Генри снова разъярятся и начнут рвать друг друга в клочья.

Он посмотрел на нее, и неожиданная робкая улыбка появилась на его лице.

— Иногда подобная тревога становится проклятием. До того, как я встретил и полюбил тебя, мне не было страшно. И вот теперь, когда я, казалось бы, обрел мир и покой, удовлетворение во всем, я стал бояться, что потеряю это. То, что дала мне ты, Джоселин. У меня появилось то, что жалко терять. Я теперь буду шарахаться от любой подозрительной тени в коридорах замка, вздрагивать при каждом появлении гонца, думая, что он привез дурную весть.

— И все же ты доволен, Роберт, да? — Она провела пальцами по его щеке.

— Я уже ответил тебе и еще раз отвечу — да! Может быть, страх за тебя, за ребенка и тяжкая ноша, но такую ношу несут на плечах все мужчины на свете. Почему же я должен отличаться от них?

Джоселин закрыла глаза, когда он поцеловал ее.

31

Лондон, 1154 год, декабрь

Огромный зал в Вестминстере был набит битком. Разгоряченные тела прижимались плотно друг к другу, и оттого, что все были облачены в тяжелый бархат, усыпанный драгоценными каменьями, и меха, жар и духота становились все более нестерпимыми. Мужчины и женщины нарядились в самые роскошные свои одеяния, желая быть замеченными и вызвать зависть у таких же лордов и леди, приглашенных на первую представительную ассамблею, устраиваемую новым королем Англии.

Джоселин стояла возле эрла Лестера и жалела, что ее роста недостаточно, чтобы видеть действо, происходящее в дальнем конце зала. Оттуда доносился до нее лишь вздымающийся и опадающий волнами ропот мужских голосов, когда очередной лорд или барон, один знатнее другого, вызывались поодиночке для принесения повторной присяги на верность Генри.