Барбара Картленд - Рожденные в любви

— Я уверена, — промолвила она, словно размышляя, — что, даже родись я некрасивой, с красным носом и крысиными волосами, все равно была бы желанна для любого мужчины лишь по той причине, что я — твоя дочь.

Граф ничего не ответил.

— А поскольку Бог наградил меня, как говорится, хорошеньким личиком, а ты, папа, дал мне пытливый ум, я хочу большего. Для меня недостаточно просто заполучить человека, который даст мне свое имя.

— Многие мужчины предлагали тебе свои сердца.

— Я это знаю. Но предлагали они недостаточно… искренне.

В ее голосе сквозило отчаяние.

— Спокойной ночи, папа, — сказала она, направляясь к двери. — Готовься к поездке во Францию, но помни, что я не обещала тебе вести себя примерно и выходить замуж за кого бы то ни было, пусть даже он выиграет Гран-при.

Она остановилась на миг.

— В конце концов, один римский император пытался жениться на лошади…

Прежде чем граф успел что-либо ответить, Марсия исчезла, и он только услышал за дверью ее удаляющиеся шаги.

Граф вздохнул и помимо воли рассмеялся.

— Да, она неисправима, — резюмировал он. Поднявшись в спальню, Марсия не стала звонить служанке. Она заметила, что женщина простужена, и уговорила ее лечь в постель.

— Со мной все будет в порядке, миледи, — сказала служанка.

— Ложись и выпей чего-нибудь горячего, — посоветовала ей Марсия. — Если завтра будешь чувствовать себя плохо, скажи дворецкому, что я велела тебе оставаться в постели.

Марсия была рада, что осталась одна.

Она ловко справилась с застежками на спине и бросила платье на стул. Затем подошла к окну и отдернула занавески.

Казалось, звезды заполнили все небо, а луна заливала крыши серебряным светом.

Марсия подумала: уж коль ее имя происходит от названия планеты, то она — так же как Марс — является частью небосвода.

Она почувствовала крылья за спиной — вот бы улететь к звездам и оставить на земле все мелочи и сложности жизни!

«Что со мной не так? — спрашивала она себя. — Отчего я не могу влюбиться?»

Марсия вспомнила девушек, вместе с которыми была представлена ко двору в прошлом году. Они постоянно смеялись и рассказывали о тех мужчинах, которые нравились им, и о тех, которым нравились они.

Нет, она не способна соблазнить мужчину только ради того, чтобы насмешничать за его спиной.

Она отличалась от других девушек — ведь отец учил ее правилам поведения, скорее подходящим для джентльменов.

Может быть, поэтому она никогда не делилась с кем-либо своими сокровенными чаяниями, не обсуждала такие эпизоды, как предложение выйти замуж.

Она не считала возможным читать вслух полученные ею интимные письма, как это делали иные девушки.

Она сожалела, что вынуждена разочаровать автора, так как не может ответить взаимностью на его чувства.

Да, она получила множество предложений выйти замуж, в том числе от знатных людей, подобно герцогу Бакстедскому носящих древнее и уважаемое имя. Она испытывала к ним симпатию, интерес, иногда некоторое волнение… Но это была не любовь.

О любви она знала только из книг. Люди испокон веков искали любовь, боролись за нее.. Иногда им везло, и они находили ее.

«Что же такое любовь? — спрашивала она у звездного небосвода. — Как мне найти ее?»

Ответом была тишина.

И все же она почувствовала в мягком и теплом воздухе, вливающемся в комнату сквозь открытое окно, некие флюиды любви, от которых томится и вибрирует душа.

Наверное, это и есть любовь, способная превратить унылое и серое в возвышенное и прекрасное.

Любовь, которую она еще не встретила.

Марсия прекрасно понимала, что отец переживает за нее и старается ради ее блага. Именно так она восприняла его намерение взять ее с собой. Он взвалил на себя неблагодарную и трудную задачу — заставить ее выйти замуж за герцога.

Забавно, что сам герцог, так же как она, противится браку.

Несомненно, жена будет для него развлечением, которое надоест ему через пару недель.

Марсия и мысли не допускала, чтобы до нее дотрагивался и целовал тот, к кому она не испытывает никаких чувств.

«Это будет бесполезное путешествие, но по крайней мере интересное, — размышляла она. — Я увижу Францию, о которой раньше лишь читала, и встречу титулованного француза, который, уверена, весьма легкомыслен и подобно Казанове занят поисками удовольствий».

Она мысленно живописала истории о диком сумасбродстве Второй империи, слышанные в детстве.

Даже ее мать иногда рассказывала о безрассудстве богачей, бросавших целые состояния к ногам великих куртизанок. Наиболее дорогие и экзотические женщины, умевшие развлекать и очаровывать мужчин, получали в качестве подарков драгоценности, лошадей, экипажи, дома.

«Если подобное до сих пор происходит в Париже, то герцог, вероятно, не захочет обратить на меня внимание».

Когда она легла в постель, то уже не думала ни о любви, ни о герцоге де Руксе.

Ее теперь интересовало, окажутся ли его скакуны столь же великолепными, как те, что принадлежат ее отцу и равных которым она не знает.

Герцог де Руке прогуливался верхом, с удовлетворением оглядывая свои виноградники.

Урожай обещал быть щедрым, и это доставляло радость не только ему, но и людям, работавшим на него.

Под ним гарцевал один из превосходных жеребцов, которых он разводил сам, благодаря чему прославился на всю Францию.

Но этого казалось недостаточно. Герцог нуждался в большем количестве беговых лошадей и был уверен, что граф Грейтсвудский сможет помочь ему.

Он лелеял заветную мечту: его лошади должны стать лучшими скакунами не только во Франции, но и в целом мире.

Последняя поездка в Венгрию открыла для него много нового, и он не преминет поделиться этим с графом.

Герцог посмотрел вперед, на свой chateau, вырисовывавшийся на фоне темных деревьев у подножия огромных скал, вздымавшихся к небу.

Нигде в мире он не видел столь прекрасного сочетания высот и долин, как в Дордони.

Другие долины, похожие на эту, также изобиловали виноградниками, приносящими Франции вина, известные в Европе.

Но огромные черные ущелья казались чуждыми среди подобного пейзажа.

Герцог в эту минуту почти поверил в то, что, как говорят крестьяне, ущелье заселено духами.

Он тронул скакуна и стал взбираться вверх, к своему chateau.

Подъезжая к нему, он увидел радужный блеск фонтанов, переливающихся на солнце.

Красота родного края никогда не переставала удивлять и волновать его.

Он часто бывал в Париже и путешествовал по всему миру, но каждый раз, возвращаясь в свой дом в Дордони, знал, что именно здесь его место.

У лестницы, ведущей к парадной двери, его ждал конюх.

Спешившись, герцог сказал:

— Аквилин сегодня в хорошей форме.

Конюх улыбнулся, восприняв это как комплимент в свой адрес, и повел лошадь на конюшню.

Герцог медленно поднялся по ступеням и вошел в холл.

Когда он отдал шляпу, кнут и перчатки лакею, дворецкий сообщил:

— Господин, граф де Тивер ожидает в малом салоне.

На мгновение в глазах герцога вспыхнуло раздражение. Он не ждал визита племянника, сына его сводной сестры.

Единственный ребенок его отца от первого брака, она была намного старше его.

Герцог подозревал, с какой целью племянник приехал в chateau.

Тем не менее ничего не мог с этим поделать и нехотя направился в малый салон.

Он подумал, что Сардо скорее всего приехал один.

Лакей открыл дверь и, войдя, герцог убедился в своей правоте.

Сардо де Тивер одиноко стоял у окна.

Он быстро обернулся на звук шагов и сказал:

— Доброе утро. Вас, должно быть, удивил мой визит, но мне необходимо поговорить с вами.

— Это действительно сюрприз, — признался герцог. — Когда я последний раз видел тебя в Париже, ты чрезвычайно интересно проводил время.

В голосе герцога звучало осуждение, и от племянника не ускользнуло, что он особенно выделил слово «интересно».

Сардо де Тивер был красив, темноволос и одет по последней моде. На первый взгляд он производил благоприятное впечатление.

Тем не менее герцог подметил темные круги у него под глазами, что свидетельствовало о нездоровом образе жизни молодого человека.

Его тонкие губы были крепко сжаты, и это странно контрастировало с его подобострастной речью.

Герцог подошел к камину, который по случаю летней жары был убран цветами, и прислонился к нему спиной.

— Я догадываюсь, зачем ты ко мне пришел, Сардо. И мой ответ будет тем же, что и в прошлый раз.

— Я предполагал, что вы мне откажете, дядя Армон, — потупился граф, — но, поверьте, я нахожусь в крайне щекотливом положении, если его не исправить, все может вылиться в огромный скандал.

— Что на этот раз? — сурово спросил герцог. Сардо опустился в кресло.

— На самом деле, дядя Армон, в этом нет моей вины. Я пытался кое-что отложить, после того как вы помогли мне в прошлый раз, но связался с человеком, который выманил у меня большую сумму, а теперь он обанкротился, и у меня нет никакой возможности вернуть эти деньги.

Герцог уже неоднократно слышал эту историю, но не стал ловить племянника на слове.

— А куда ты дел довольно значительную сумму, полученную в наследство от отца, помимо денег, что дал тебе я?

Граф не ответил, и герцог сказал:

— Полагаю, большая часть этих денег ушла на женщин! Неужели ты еще не понял, что женщины вытягивают деньги из кошельков мужчин подобно магниту. И, честно говоря, ты не настолько богат, чтобы содержать их.

— Это нечестно, дядя, — жалобно промолвил Сардо. — Сами-то вы делаете, что хотите, почему бы и мне не делать того, что хочу я!

— Да, я делаю то, что хочу, как ты правильно заметил. Но я могу себе это позволить. А ты, к сожалению, слишком далеко зашел.

— Меня удивляет ваше обвинение, — недовольно произнес Сардо. — Я молод и хочу получать удовольствие от жизни до тех пор, пока не остепенюсь и осяду, как того требует моя матушка, в маленьком, скучном поместье в Нормандии, где абсолютно нечего делать и невозможно найти женщину, которая бы не стояла одной ногой в могиле.

Эта тирада на какой-то миг повергла герцога в изумление, однако, спохватившись, он сказал:

— Ты никогда не пытался устроить свое поместье; вместо этого ты до нитки обобрал свою мать.

Сардо вскочил с кресла.

— Опять эти разоблачения, обвинения… Я уже не надеюсь услышать что-нибудь другое!

— Ты сам виноват в этом, — продолжал герцог. — За последние несколько лет ты истратил поистине астрономическую сумму! И я повторяю тебе то, что говорил в прошлый раз: это не может продолжаться вечно. Ты не единственный родственник, которому я выделяю деньги.

— Мне это известно, — заявил Сардо. — Но ведь вы богаты, как Крез, и все они довольно неплохо живут за ваш счет, так почему же я должен оставаться в дураках?

Герцог нахмурился.

— Послушай, Сардо, не далее как вчера я просматривал список отчислений, которые сделал в пользу своих родственников за последние три года. Возможно, тебе будет интересно узнать, что ты возглавил его с огромным отрывом.

— Я ваш единственный племянник, — возразил Сардо, — а моя мать — ваша единственная сестра, следовательно, мои требования более законны, чем все притязания тетушек и кузин, которые начинают жаловаться на бедность и нищету, как только завидят вас.

— Но они чрезвычайно благодарны мне за помощь, и это говорит о том, что живут они более чем скромно. Они не могут позволить себе тратить деньги, как это делаешь ты, на парижских куртизанок, которые славятся своей расточительностью.

— Кому, как не вам, знать об этом, — грубо ответил Сардо.

Но, заметив выражение дядиного лица, он изменил тон.

— Пожалуйста, дядя, помогите. Мне угрожают кредиторы. Я не могу больше получить у них отсрочку.

Герцог не ответил. И в прошлый, и в позапрошлый раз Сардо рассказывал одну и ту же историю.

— Я обещаю, — продолжал Сардо, — я клянусь честью, что не влезу больше в такие долги. Но помогите мне сейчас, помогите! Это утопающий молит вас о помощи.

Излишне драматичные, театральные нотки, звучавшие в его голосе, насторожили герцога.

Те же самые слова племянник говорил в прошлый раз, в этой же самой комнате. Даже интонации те же.

Герцог бросил взгляд на часы.

— Пора обедать. Давай отложим обсуждение этого вопроса на более позднее время. Полагаю, ты останешься здесь. Поэтому составь для меня список всех твоих кредиторов. С именами и суммами. Мы все обсудим, и я решу, помогать тебе или нет.

Сказав это, он тотчас направился к двери, давая понять, что разговор закончен.

Сардо сжал кулаки и топнул ногой.

— Проклятие, проклятие! — воскликнул он. — Какого черта он не дает мне денег!

Сардо чувствовал, как в нем закипает ненависть к дяде. О, если б он имел возможность сказать герцогу, как опостылели ему все родственники!