Однако в данной ситуации у него остается единственная надежда — убедить герцога дать ему денег. Даже если он должен питаться его объедками и целовать его ботинки — иного выхода нет.

Сардо всегда завидовал именитости своей семьи со стороны матери. Хотя его отец был аристократом, он не мог тягаться в великолепии и изысканности с герцогом де Руксом.

Поместье, столь немилое сердцу графа, на самом деле было довольно симпатичным местом, по-своему оригинальным. Старинная усадьба находилась во владении его семьи в течение нескольких столетий, но была расположена в тихой, полузаброшенной части Нормандии.

Когда Сардо повзрослел, его мечтой стало непременно уехать оттуда, чтобы наслаждаться парижской жизнью.

Молодой, темпераментный франт был желанным гостем в беспутном и легкомысленном парижском обществе. Женщины не обходили его вниманием даже тогда, когда он не мог блеснуть столь же значительными суммами, какими щеголяли более солидные, но менее привлекательные мужчины.

Сардо жаждал славы. Хотя бы среди женщин, которых мать считала неблагопристойными, и мужчин, которые не могли быть приняты в поместье де Рукса.

Но… все это оказалось ему не по силам, так как требовало огромных средств. Поэтому, не сумев более ничего выжать из своей запущенной земли и пришедшего в упадок дома, он был вынужден обратиться к герцогу.

«Я ненавижу его! Как я его ненавижу!»— повторял про себя Сардо.

Тем не менее он спустился к обеду в столовую.

Прошел в салон, где обычно герцог вместе с гостями дожидались объявления о трапезе.

Там уже собрались многочисленные родственники, изыскивающие любой повод, чтобы остановиться в дядюшкином поместье. Нигде более во Франции они не могли бы устроиться лучше. Нигде нища не была бы столь хороша, вина столь благородны, а хозяин столь обаятелен.

Это приводило Сардо в бешенство. В то время как он ненавидел дядю, все остальные в семье раболепствовали перед ним, словно он был если не богом, то по меньшей мере королем.

Все они окружали его, ласкаясь, будто спаниели с услужливыми мордами. Они слушали герцога так, словно он только что сошел с Олимпа.

Когда Сардо вошел в салон, герцог сказал:

— У нас еще один гость, которого, я думаю, вы не ожидали здесь увидеть. И он уже прибыл.

Гости повернулись в его сторону; послышались возгласы:

— Сардо! Какой сюрприз!

Большинство из них приходились ему тетушками и кузинами. Мужчины, мужья родственниц герцога, его сверстники, смотрели на Сардо — как ему казалось — с презрением.

«И их! Их я тоже ненавижу!»— прошептал про себя Сардо.

На лице его играла обаятельная улыбка, которую он всегда мог изобразить в нужный момент.

Благодаря этому умению пожилые дамы из числа его родственниц видели в нем «милого мальчика».

Он расточал комплименты старушкам и флиртовал с более молодыми.

К тому времени как они прошли в столовую, все, казалось, были в отличном настроении.

Только герцог пристально наблюдал за Сар-до, опасаясь, что тот предпримет попытку выжать деньги у кого-либо из родственников.

В банкетном зале, свободно вмещавшем пятьдесят, а то и шестьдесят человек, кормили вкусно и щедро.

Герцог по натуре был эпикурейцем и стремился получать удовольствие от всех своих занятий.

Поскольку во Франции каждый общается через стол так же легко, как и с соседом, начался оживленный разговор. Cap до обнаружил, что здесь он может быть столь же остроумным и вызывать к себе интерес, как и в Париже. Тамошние женщины отличались умением заставить мужчину чувствовать себя на высоте.

Когда трапеза подошла к концу и большинство гостей вернулись в салон, герцог откланялся.

Он должен был прочитать письма и обдумать проблему Сардо, прежде чем снова приступить к разговору с ним.

Поэтому, дабы племянник не смог найти его, он пошел не в салон, где обычно проводил время, а в библиотеку.

Там на рабочем столе, который он использовал в свободное время для составления истории семьи герцогов Рукских, лежало фамильное древо.

Герцог проследил историю своего рода на протяжении многих веков; на том же листе в самом низу было вписано его имя и имя его жены, которая умерла в год замужества. И хотя это произошло более девяти лет назад, Армон знал, что никогда не сможет забыть ее.

Это было ужасное несчастье.

Отец его, как это зачастую бывает в знатных аристократических семьях, сам решил, кто будет женой его единственного сына, когда тот пребывал еще в юношеском возрасте.

Он остановился, как ему показалось тогда, на самом привлекательном варианте: их поместье и поместье маркиза де Лаше граничили друг с другом.

Этот союз должен был сделать обе семьи еще более могущественными.

Дочь маркиза, на взгляд отца Армона, была необычайно хороша собой.

И, хотя видел ее совсем недолго, он решил, что она станет замечательной женой для его сына, как только тому исполнится двадцать один год.

Во Франции считалось естественным для наследников титула жениться как можно раньше, так что этот брак был в лучших традициях предков.

Армон стал весьма привлекательным молодым человеком.

Превосходный наездник и искусный фехтовальщик, он получил множество призов и в школе, и в университете.

Не было во Франции семьи, не желавшей породниться с герцогами Рукскими. Он мог выбрать любую невесту.

Тем не менее герцог сделал выбор за него. Не оставалось сомнений, что Армон женится на девушке, буквально «живущей по соседству».

Молодые люди практически не видели друг друга, поскольку Армон редко бывал в Париже и столичном обществе.

Но он принимал участие в скачках на собственных лошадях и серьезно интересовался лошадьми, принадлежавшими его отцу.

Он хорошо стрелял и слыл непревзойденным охотником на кабанов. Его приглашали поохотиться практически в любой стране Европы его ровесники аристократы, которым он сразу становился другом и товарищем.

Свадьба поразила всех великолепием и пышностью. На церемонии венчания присутствовали архиепископ и два епископа. Его Святейшество папа Римский прислал поздравление из Ватикана.

Подарки, полученные новобрачными, заняли три комнаты в замке маркиза.

Армон был удивительно красив, его невеста — прекрасна.

Пожилые дамы роняли слезы, когда молодожены отправлялись в свадебное путешествие. Ливень из лепестков раз угрожал затопить экипаж.

Позже, когда молодые остались наедине, Армону открылась горькая истина Его жена, столь очаровательная внешне, была столь же безумна.

Тупая, угрюмая и замкнутая, она лишь во время редких приступов истерически и неудержимо кричала.

Армон понял, что попал в ловушку. Родители его жены так стремились с ним породниться, что даже не намекнули на болезнь дочери.

Он все понял, но было уже поздно, и ничего нельзя было исправить, поэтому он никогда не оставался наедине с Сесиль.

Раньше, до свадьбы, когда они оставались одни, ему постоянно казалось, что кто-то подслушивает у двери. Теперь он знал, так оно и было. И не потому, что он мог напугать девушку, а потому, что она могла напугать его!

Армон привез ее обратно домой.

Он заставил своего отца и отца Сесиль посмотреть правде в глаза. После долгих разговоров Сесиль забрали в заведение, которое называлось госпиталем, но на самом деле было обыкновенным сумасшедшим домом.

Менее чем через год Сесиль умерла, что для всех оказалось наилучшим решением проблемы.

Но вся эта история оставила в душе Армона страх перед женитьбой. Он поклялся, что больше никогда не попадет в подобную западню. И никогда больше не позволит другим устраивать свою жизнь.

Теперь герцог де Руке зрелый мужчина. Тогда ему был только двадцать один год, и он фактически всецело находился под влиянием отца, который был властен над его душой и телом. Но это не обижало и не огорчало Армона — он искренне любил и уважал отца и не сомневался, старый герцог лучше знает, что необходимо для блага сына.

Теперь же он решил стать единоличным хозяином своей судьбы. Больше никто никогда не помешает ему жить так, как он считает нужным.

Конечно, это повлияло на его характер: он стал властным и, как казалось некоторым родственникам, чрезвычайно упрямым.

На самом деле это была непреклонная решимость делать все по-своему, не допуская ни малейшего давления со стороны других.

Но прежде всего ему надо было забыть постигнувшую его трагедию. И он отправился в единственную столицу мира, как бы специально предназначенную для человека, утратившего иллюзии и разочаровавшегося в жизни.

Она встретила его с распростертыми объятиями.

Некоторое время он провел в обществе красивейших куртизанок Парижа. Но вскоре открыл для себя прекрасных и более оригинальных замужних женщин своего класса.

Они были счастливы иметь любовную связь с красивым и интересным молодым человеком, достойным восхищения.

Сначала он снискал расположение дам старше себя, обучаясь науке любви, в которой столь преуспели французы. Это было обязательное образование для каждого молодого и пылкого Ромео.

Позднее он стал более разборчив, флиртовал только с женщинами своего возраста и никогда с более молодыми и неопытными.

Они были подобны призраку Сесили; ее белая вуаль, прикрывающая прекрасное и бессмысленное лицо, преследовала его повсюду.

Через некоторое время родственники сначала мягко, а затем все настойчивее стали твердить ему о наследнике.

Но каждое их слово оживляло кошмар его медового месяца так ярко, словно это было вчера.

— Я никогда не женюсь без любви, — сказал он своей бабушке.

Она с ужасом посмотрела на него.

— Но, мой мальчик, что же ты делал все эти годы?

— Наслаждался жизнью, бабушка. Но, мне кажется, это не любовь.

— Не понимаю, — проворчала она. Армон наклонился и поцеловал ее в щеку.

— Тебе нелегко это понять. Но я обещаю, бабушка, как только влюблюсь, приведу к тебе свою избранницу.

Вдовствующей герцогине пришлось этим удовольствоваться.

Она любила внука и горько плакала, узнав о его любовной связи с прекрасной маркизой, чей муж постоянно находился в отъезде.

Детская в родовом замке была заперта, в то время как она надеялась увидеть здесь гурьбу детишек, резвящихся вокруг фонтанов и сующих крошечные ручки в каменные чаши в надежде поймать золотую рыбку.

— Ну что я могу сказать ему?! — вопрошала она в своих молитвах.

Армон все равно не послушает ее и поступит по-своему.

А герцог, судя по всему, был необычайно счастлив. Пять лет назад умер его отец и в двадцать пять лет он стал полноправным хозяином поместья. Ему нравилось применять новые методы в организации хозяйства, он усовершенствовал виноградники, завоевав всеобщее признание и уважение.

Но настоящее удовольствие получал он от лошадей, которые с каждым годом приносили ему все больше наград.

Он выигрывал одну скачку за другой и слышал от многих владельцев лошадей:

— Если вы будете продолжать в том же духе, то нам скоро придется эмигрировать.

Герцог в ответ смеялся.

Несмотря на зависть и неприязнь, он продолжал работу с лошадьми, зная, что побуждает таким образом владельцев больших конюшен добиваться более высокого уровня скачек, и был уверен: самым захватывающим событием являются соревнования между ними.

Этим вечером, он, как всегда, навестил своих лошадей перед тем, как их закроют на ночь.

Сказал главному конюху, что лошадь, на которой он собирается ехать завтра утром, выглядит не очень хорошо. Похвалил его за нескольких других, выглядевших великолепно.

Возвращаясь в chateau, он заметил, что уже половина пятого.

Примерно в это время должен прибыть граф Грейтсвудский. Будучи хорошим хозяином, герцог подумал о том, что граф — англичанин, а стало быть, ему должно понравиться чаепитие в английском стиле.

Поэтому он приказал дворецкому накрыть стол в Salon Bleu .

Его шеф-повар славился чудесными patisseries .

Герцог надеялся, что тот не забудет и про неизменный атрибут английского чая — огуречные сэндвичи.

Уж очень хотелось, чтобы графу Грейтсвудскому понравилось у него.

Герцог прошел в chateau через боковую дверь и проследовал по длинному коридору в переднюю часть дома.

Хорошо, что революция не принесла разрушений и изменений в Дордонь. Большая часть обстановки осталась со времен Людовика XIV.

Огромное количество антикварной мебели, картин, других произведений искусства пересекло Ла-Манш уже после революции. И это была не только впечатляющая коллекция Букингемского дворца, а еще пять великолепных комнат в замке Скоун в Шотландии — граф Мэнсфилдский в то время был послом во Франции. Практически в каждом доме, куда заходил герцог, он обнаруживал великолепно инкрустированные комоды и рабочие кабинеты. Они могли попасть туда только из Версаля и из замков погибших аристократов.