– Я польщена. – На лице Тод появилась улыбка, холодная, как серебряная пряжка на ее рёмне. – Но за дверью вас ожидают две потрясающие девочки.

С этими словами она откровенно оглядела Хадсона, оценивая его возможности. Подбирая о нем материалы, Клэр узнала, что, несмотря на свой преклонный возраст, это был чрезвычайно агрессивный в сексуальном плане мужчина. Однако эта красивая и уверенная в себе женщина не догадывалась, что ему невыносимо тяжело даже смотреть, как она приближается к нему.

– Мы могли бы на время отложить нашу встречу, – предложила Тод, – дать возможность проституткам разрешить вашу маленькую проблему. А может быть, не такую уж и маленькую?

Ее понимающая и одобряющая улыбка мешала Хадсону сосредоточиться на чем-то ином, кроме как скорейшем удовлетворении своих мужских потребностей.

– Проститутки? Вы имеете в виду моих временных секретарш?

– Все в порядке, я ничего не имею против. Это их работа. – Тод тихо засмеялась. – То, что вам постоянно нужен секс, знают все ваши знакомые и даже почти все незнакомые. В медицине это называется сатириазисом.

– Этот термин выдумали завистливые мужчины.

– Возможно. Я тоже не раз думала об этом.

– Мир полон женщин, желающих секса, – сказал Хадсон. – Но далеко не все они настолько привлекательны, чтобы во время физической близости доставляло наслаждение еще и любоваться их красотой.

Улыбнувшись ему кокетливо и несколько двусмысленно, Клэр спросила:

– Вероятно, они были бы более привлекательными, если бы меньше хотели секса?

– Возможно, мы узнаем об этом, не так ли? – тоже улыбнувшись, ответил Хадсон. – Не желаете что-нибудь выпить?

– От шампанского я не отказалась бы, если у вас есть.

– Разумеется.

Из заполненного до отказа холодильника Хадсон достал бутылку «Ля Гранд Дам» и, мастерски откупорив ее, разлил вино по бокалам. Тод изумленно приподняла красиво очерченные брови.

– Вы оказываете мне честь, – сказала она. – Я слышала, вы редко пьете алкогольные напитки. Вероятно, сказывается возраст? А может быть, не в порядке с обменом веществ или боитесь сделаться импотентом?

Но ее острые коготки Хадсону были только приятны. С каждым вылетающим из ее прекрасного ротика словом он узнавал эту женщину все больше и больше.

– Вы очень хорошо осведомлены, – признался он.

– Даже не представляете, насколько хорошо, мистер Хадсон, – ответила Тод.

От ее загадочной улыбки ему сделалось не по себе: он точно знал, что сейчас речь идет не о сексе.

– Я обладаю необычайно полным досье на вас, – продолжала Тод и слегка чокнулась с ним. Придвинувшись совсем близко и заглядывая Хадсону в глаза, она прошептала:

– И я собираюсь опубликовать каждое слово из вашего досье, если, конечно, вы не назовете мне сногсшибательную причину, по которой этого делать не следует.

Глава 4

Все-таки с трудом добившись от Новикова признания, почему он обратился за помощью именно в «Риск лимитед», Редпэт, смягчившись, решила обсудить детали предстоящего дела в своем офисе. Вместе с Крузом и Джиллеспи она уже привыкла к изнуряющей жаре пустыни, но у русских стал, по ее мнению, нездоровый цвет кожи: Гапан не проронил ни слова, хотя было видно, как действовало на него палящее солнце.

Все пятеро расположились в подземном помещении, находящемся в самом конце комплекса «Риск лимитед». Из офиса Редпэт проложен туннель, ведущий внутрь холма, где всегда поддерживался прохладный воздух.

Редпэт незаметно распорядилась, чтобы Джиллеспи принес холодные напитки. Крузу было приятно и немного смешно наблюдать, как этот темнокожий гигант изящно подносил лимонад.

Круз хорошо знал о мастерстве Джиллеспи наносить телесные повреждения: каждый день в течение всего года он учил Круза все новым и новым способам убивать людей. Вот почему в данный момент ученик старательно скрывал свою усмешку, видя, как Джиллеспи предлагает каждому тарелочку с имбирными пряниками собственного приготовления.

В этом огромном сержанте текла смешанная кровь. Стойкий боец, превосходный повар и вообще умный человек, Джиллеспи гордился тем, что его предками были шотландцы и выходцы из африканского племени зулу.

В отличие от Круза Редпэт никогда не скрывала своих эмоций от Джиллеспи. Они любили вечерами играть с ним в шахматы или просто вести дружескую беседу. Будучи телохранителем, тактиком и доверенным лицом Редпэт, Джиллеспи проявил добрый, почти мягкий характер своей натуры. Он также отлично справлялся с ролью слуги, хотя Круз чувствовал, что вместо пряников тот с удовольствием подал бы Новикову цианистый калий.

С присущей ему элегантностью Новиков осушил третий стакан лимонада. Несмотря на то, что он находился под открытым небом менее десяти минут, ему очень хотелось пить. Новикова раздражало, что Круз догадывался об этом.

– Может, еще лимонада? – вежливо спросил Круз.

Новиков не ответил, бросив косой взгляд в его сторону. Ему сейчас доставляли удовольствие прохлада, царившая в офисе Редпэт, и представившийся случай выяснить, являлись ли обоснованными слухи о любовной связи между хозяйкой офиса и Джиллеспи. Было очевидно, что они уважали друг друга и испытывали взаимную симпатию. Но что касалось секса… Пока Новиков был в этом не уверен.

– Я не тороплю вас, Алексей, – сказала Редпэт, – но если ваше дело не терпит отлагательства, тогда начните прямо сейчас.

Новиков нахмурил брови.

Круз с раздражением отметил, что появившиеся при этом складки на лбу русского сделали его еще более красивым. Интересно, тренировал ли Новиков перед зеркалом такое выражение лица. Обстоятельства меня вынуждают раскрыть несколько важных государственных секретов, – неохотно вымолвил Новиков. – Поэтому я буду очень признателен, если мы с вами останемся наедине, мисс Редпэт.

Круз нервозно помешивал кубики льда в стакане с лимонадом.

– Я здесь присутствую, потому что этого хочет Кассандра, и ты прекрасно об этом знаешь, – резко произнес он. – И хватит говорить ерунду, приступим к делу.

Несколько минут Новиков внимательно разглядывал своего бывшего противника. С тех пор в Крузе произошли какие-то изменения, но Алексей не мог понять, что именно нового в нем появилось. Круз Рован считался профессиональным оперативником, обладавшим особым, чисто американским отношением к политике. Но несмотря на все свое профессиональное мастерство, ему с трудом удалось загнать Новикова в ловушку, подобно тому, как если бы какой-нибудь знаменитый шахматист выиграл очередную партию у своего менее одаренного противника.

Прежде Новикова это раздражало. Как ни странно, злило и сейчас. Однако он был слишком умен, чтобы не признать, что, несмотря на победу в финальном раунде, все остальные выиграл, и с явным преимуществом, Круз.

Круз всегда действовал безжалостно и результативно. С годами стал более хладнокровен. Новиков вдруг с тревогой обнаружил, что происшедшая в Противнике перемена сделала его более опасным.

– Когда мы встречались в последний раз, – сказал Новиков, – ты считал меня обыкновенным шпионом, действующим под прикрытием Министерства культуры.

– Так оно и есть, – резко ответил Круз.

– Для тебя, возможно. Тебе можно было позавидовать: ты сам выбрал себе работу, а меня заставляли работать на КГБ. На самом же деле я был, да и остаюсь по-прежнему, по образованию и по призванию, искусствоведом.

– О, разумеется.

– В действительности, – продолжал Новиков, не обращая внимания на сарказм Круза, – я являюсь главным хранителем ценной и самой большой выездной выставки русского искусства. Вероятно, ты уже слышал о ней – «Драгоценности России»? – Не дав Крузу возможности что-либо ответить, Новиков сам ответил на собственный вопрос: – Нет, конечно же, ты ничего не слышал. – И обратился к Редпэт: – А вот вы, я уверен, слышали. Выставка должна открыться в эту пятницу в музее искусств Хадсона в Лос-Анджелесе.

На ничего не выражающем лице Редпэт появилось еле заметное изумление.

– Да, я слышала, что Хадсон намерен открыть свой музей экспозицией произведений искусства из России, – сказала она.

– Эта выставка с огромным успехом прошла в Токио. Все выставочные экспонаты были уложены и отправлены одним рейсом, добавил Новиков.

– Но пропало яйцо, – начал расследование Круз, заметив, что темнокожий великан Джиллепси постоянно держался на расстоянии вытянутой руки он Новикова и Гапана.

– Оно называется «Рубиновый сюрприз», – перебил его со страдальческим видом Новиков.

– Все равно, как оно называется: Главное, что когда вы укладывали экспонаты перед вылетом из Токио, оно находилось на месте. Ведь так? – уточнил Круз.

– Да. Мы пользовались услугами компании по воздушной перевозке ценных грузов. Очень надежная компания.

– Ты уверен, что яйцо, которое вы перевозили, не было подделкой?

– Абсолютно уверен. Все экспонаты прошли таможенный осмотр, были доставлены вчера в Лос-Анджелес. Как только мы стали проверять, нет ли каких повреждений после перевозки.

– И ты обнаружил, что яйцо исчезло.

– Верно.

– Какова его стоимость?

– Оно бесценно с точки зрения как истории, так и искусства, – ответил Новиков. – Ведущим создателем произведений искусства в царской России было семейство Фаберже. Именно они делали уникальные вещицы. Подобные безделушки – скорее произведение фантазии, – согласился Новиков. – Хотя многие искусствоведы охотно поспорили бы с вами, если речь зайдет о знаменитых яйцах Фаберже, которые стали подлинными произведениями искусства.

– В течение последних семидесяти лет в России так не считали, – съязвил Круз.

– Мнения меняются вместе с политикой, – вежливо ответил Новиков. – Когда убили царя, изделия Фаберже были запрещены. «Рубиновый сюрприз» был последней работой Фаберже для царского семейства. Однако о его существовании никто не знал до недавних подробных переписей государственной сокровищницы.

Редпэт понимающе кивнула. Не являлось секретом, что Россия хваталась за каждый возможный источник пополнения своей денежной казны, включая распродажу произведений искусства, которые были надежно спрятаны от людей вот уже много лет.

– Итак, некий герой революции, преодолев свои пролетарские предубеждения, скрывал «Рубиновый сюрприз» у себя в доме, – подвел итог Круз. – Затем какой-то другой герой народных масс во время очередного восстания конфисковал у него это яйцо.

Новиков, стиснув зубы, произнес:

– Я не знаю, как яйцо оказалось в государственном хранилище. Оно было найдено во время инвентаризации.

Круз закрыл глаза, обрабатывая полученную информацию, подобно компьютеру. Затем, потянувшись за бокалом, поймал на себе изучающий взгляд Новикова. Круз догадывался, что именно так привлекло внимание русского: его указательный палец на левой руке был всего с один дюйм. Новиков понял, что Круз заметил его любопытство, и опустил глаза, прежде чем продолжить.

– Выставка включает в себя показ произведений искусства дореволюционной России, но основную ценность представляют изделия Фаберже: хрустальные, покрытые глазурью цветы, экзотические животные, также сделанные из хрусталя, двадцать великолепных лакированных портсигаров, а также позолоченные рамы для картин, инкрустированные алмазами, – произнес Новиков.

– Откуда же взялись все эти сокровища? – лениво поинтересовался Круз.

– Купчии бывших владельцев или что-то в этом роде?

Редпэт метнула на Круза гневный взгляд.

– Сотни подобных вещей были отняты у аристократов большевиками, – продолжил Новиков.

– Включая алмазы, – добавил Круз. – Они черпали их лопатами.

– Военная добыча, – ответил Новиков, взмахнув своей изящной рукой. – В наиболее тяжелые годы советское государство очень истощило свою казну, лишь бы повысить свободно конвертируемую валюту.

– А остальное было разграблено коррумпированными официальными лицами из компартии и бюрократами из министерства культуры, верно? – спросил Круз!

– Возможно, – согласился Новиков, улыбаясь так же неприветливо, как и Круз. – Мои экспонаты представляют собой все самое ценное, что осталось в государственной сокровищнице. Некоторые из них поистине уникальны. К их числу относится и «Рубиновый сюрприз», а также яйцо из Санкт-Петербурга.

– Пасхальные яйца, – подытожил Круз.

– Они очень знамениты, – тихо произнесла Редпэт. – Александр III впервые заказал подобное яйцо для своей жены. Оно получилось настолько восхитительным, что царь сделал традицией каждый год на Пасху делать подобные подарки.

– Совершенно верно, – сказал Новиков. – А по заказу его сына, последнего русского царя, за год было изготовлено еще два таких яйца, одно для его матери и одно для жены. В течение нескольких лет русскими промышленниками тоже было заказано некоторое количество яиц Фаберже.

– А почему оно называется «Рубиновым сюрпризом»? – спросил Джиллеспи.