Катя не успела ответить — в замке повернулся ключ, дверь открылась.

— Катерина Ивановна, на выход. — В проеме стоял Сергей, или как его там? Ухмылялся.

Девочка метнулась к Кате и вцепилась в нее.

— Я с вами!

— Я никуда не пойду без девочки, — заявила Катя. Сергей пожевал губами. Сплюнул.

— Пусть идет. Посидит в коридоре.

Они прошли через гудящее помещение, поднялись по железной лестнице на второй этаж. Впереди был длинный узкий коридор с рядом старых жестких стульев. Провожатый кивнул девочке на один из них:

— Сиди здесь!

Пнул ногой одну из дверей и подтолкнул туда Катю.

Катя дернула плечом и сверкнула глазами на провожатого.

Он усмехнулся и закрыл за ней дверь. Катя осмотрелась. Комната была небольшая, с окном. Стол, пара стульев — обыкновенная бытовка. Сзади раздался скрип двери, Катя резко обернулась, да так и застыла вполоборота: в комнату вошел Пашкин.

— Ну, здравствуй, Котенок…

Он подошел к Кате и взял ее за локти. Наклонился и поцеловал в уголок губ. Катя освободила руки и, сама от себя не ожидая, влепила ему пощечину. Он даже не дернулся. Только криво усмехнулся, и глаза его сузились, превратились в две темные щели.

— Узнаю мою любовь. Огонь! — Он вроде бы даже поощрял ее горячность.

Катя была в бешенстве. Она с силой оттолкнула попавшийся на пути стул. Пашкин засмеялся.

— Что тебе от меня нужно? — как можно спокойнее спросила она.

В коридоре сидит Инга. Нельзя терять контроль над собой.

Пашкин достал из кармана пачку ее любимых сигарет и протянул ей. Катя достала одну. Он щелкнул зажигалкой.

— От тебя мне нужно только тебя. — И сам засмеялся своему каламбуру. Свой собственный юмор он всегда ценил больше, чем чужой.

Катя поморщилась.

— А поконкретнее нельзя?

— Ну, что ж. Будет тебе и поконкретнее. Я соскучился. А ты теперь у нас дама недоступная, тебя поймать мудрено.

— Поймал, значит?

— Поймал! — Пашкин довольно засмеялся. — Как обстановочка для интимной встречи?

Он широким жестом очертил пространство бытовки.

— Не вдохновляет, — буркнула Катя, выпуская дым. Неприятнее всего — винить в ситуации некого. Она виновата сама. О Витьке она знала все. Он всегда был бандитом, и все кругом ей об этом твердили. Чего от него можно было ожидать? То, что для других являлось экстремальной ситуацией, для Пашкина было рутиной повседневности Сюда, в котельную, он вполне мог привозить особо упрямых клиентов. Когда занимался рэкетом. От этой мысли Катю слегка передернуло.

— Тебе что, понадобились деньги? — осведомилась она, наблюдая, как Пашкин играет ключами от «мерседеса». — Ты на мели?

Он пожал плечами.

— Деньги не будут лишними, — согласился он, — но, как оказалось, деньги не главное. Больше мне сейчас нужна ты.

— Зачем?

— Затем! — Пашкин посмотрел на нее зло, почти с ненавистью. Видимо, он сам был не рад, что приходится признаваться в своих слабостях.

— Только не говори мне о любви, — попросила Катя. — Не кощунствуй. У тебя всегда была уйма баб, а я тебе была нужна так… чтобы поддерживать иллюзию стабильности.

— Много ты понимаешь… — пробурчал Пашкин. — Вот бабы как раз для поддержания. А ты — это навсегда. Думаешь, я поверил, что ты меня разлюбила? В тебе просто обида говорит, поэтому ты меня отшила.

Катя внимательно посмотрела на бывшего любовника. По сути, она всегда считала его мужем. Хотела считать. Но не получалось. Он сам всегда старался держать ее на определенном расстоянии, чтобы камнем на шее не повисла.

Теперь она давно уже держала закрытой страницу их отношений. Она стала другой. Нынешняя Катя просто не смогла бы полюбить такого, как Пашкин. И ей было странно, что он думает иначе.

— Ты хочешь сказать, что устроил похищение, чтобы объясниться мне в любви? — уточнила она, бросая окурок на стол.

— Догадайся с трех раз.

Катя встала и подошла к окну. Пашкин ей не препятствовал. Из окна она увидела только ровный ковер снега и стену соснового леса. Вот и весь пейзаж. О местонахождении это говорило мало. Ясно, что за городом. Везли, их сюда по трассе, а затем немного — лесом. Потом ехали вдоль сплошного деревянного забора и подвезли прямо к этому кирпичному сараю с трубой. Но раз есть котельная, то рядом должны быть жилые помещения. Скорее всего это летний детский лагерь, зимой пустующий или служащий базой отдыха для таких, как Пашкин.

— Зачем ты притащил сюда девочку? — Катя повернулась к нему лицом. — Неужели ты не мог организовать нашу встречу, если она тебе так нужна, как-то по-человечески?

— С тобой по-человечески не получается.

Катя негодовала. Она поймала себя на мысли, что хочет кричать, кидать стулья, треснуть Пашкина по голове чем-нибудь тяжелым. Если бы она оказалась одна в этом плену, вероятно, она дала бы выход своим эмоциям. Но в коридоре сидел перепуганный ребенок.

— Отвези девочку назад в школу, а потом спокойно поговорим, — примирительным тоном предложила Катя.

— Может быть… — протянул Пашкин, помолчав. — Но сначала ты честно ответишь на один вопрос.

— Я тебя слушаю, — кивнула Катя.

Пашкин прошелся по комнате, словно собираясь с духом. В его облике скользнуло что-то. похожее на волнение. Или Кате это померещилось?

— Это… мой ребенок?

Пашкин не смотрел на Катю. Он уставился куда-то в угол. Зато она распахнула на него глаза, не в силах произнести ни слова.

— Как тебе такое могло прийти в голову? — отшатнулась она. Поставить белокурого Шурика рядом с Пашкиным? Не хватало, чтобы Шурику угрожала подобного рода опасность! Он и так висит между жизнью и смертью! Между Славкой и ею, Катей! Но Катя всегда была сильнее Славки. Она не отдаст Шурика ни мертвому Славке, ни живому Пашкину! Никому.

— Это мое дело, — отрезал Пашкин, и Катя увидела, как желваки на его скулах заходили ходуном. — Я тебя серьезно спрашиваю: это мой ребенок?

Катя медленно покачала головой.

В эту минуту Пашкин показался ей жалким и даже смешным. Она всего лишь отрицательно покачала головой, а он вздрогнул так, как если бы она крикнула.

— Не ври! — прохрипел он. — Только не ври мне из своих бабских соображений! Я подсчитал. Он мог быть моим.

— Ты ошибся, Витя, Катя не смогла спрятать презрения, своего превосходства над ним. Она спрыгнула с подоконника. — У нас с тобой могла быть дочка, но ты ее не захотел в свое время. А Шурик — не твой.

— Вот! Я так и знал. Причиной всему — тот твой аборт! Ты испугалась и скрыла от меня эту свою беременность. Больше того — спрятала ребенка. Но я не и обиде на тебя, Кать. Я тебя уже простил. Ты только скажи, подтверди мне…

— И что? — Катя усмехнулась. — Ты отдашь ему свое сердце — если он твой. А если не твой, то Бог с ним, тебе нет до него дела. Чего тебе надо-то, я не пойму? Ты хочешь убедиться, что не зря прожил свою непутевую жизнь, не все промотал? Что где-то кровиночка осталась?

Катя завелась. Как она была зла на него в эту минуту! Эгоизм самца делал Пашкина слепым и недалеким. Ей хотелось рассмеяться ему в лицо. Пашкин не уловил произошедшей в ней перемены. Подошел и тряхнул за плечи. Физиономия его была темной и хмурой.

— Ты, Катька, брось мне нотации читать. Без тебя тошно. Говори: мой это сын или нет. А то я за себя не ручаюсь…

Он не шутил. Лицо его стало нехорошим. Катя освободилась от его рук и отошла подальше. Села на стул.

— Нет, Витя, Шурик не твой. Он сын Славки Юнина.

Из Кати разом вышел весь пар. Ей как-то все равно стало, что Пашкин станет делать. Она почувствовала, как соскучилась по сыну. А Пашкин теперь стоял с открытым ртом и смотрел на Катю.

— Славка приходил ко мне в день суда, — устало проговорила она.

Виктор опустился на табуретку и обхватил голову руками. Кате было неприятно смотреть на него. Он может просидеть так целую вечность. Марат уже наверняка ищет их. Видел ли кто-нибудь в больнице, как она уезжала? Вряд ли кто на это внимание обратил. Остается надежда только на дежурного в школе, который выписывал пропуск. За окном густели сумерки…

— Витя, пора кончать это приключение, — осторожно проговорила Катя. — Уже поздно, девочка голодная. Отвези нас в город. Расстанемся друзьями…

Пашкин, казалось, не слышал ее. Когда он поднялся, белки его глаз были красные.

— Серега! — крикнул он и отвернулся к окну. Когда парень вошел, Пашкин добавил только: — Уведи их.

Когда он остался один, то долго стоял у окна, потом повернулся к столу, достал из кармана сотовый и некоторое время вертел его в руках. Затем вынул из бумажника визитную карточку Марата. Услышав в трубке голос Шатрова, Виктор заговорил:

— Шатров, тебя беспокоит Виктор Пашкин. Слышал о таком? Ну так вот, Катю сегодня не ищи, она у меня. Думаю, пора тебе узнать, что она всегда была моей, а с тобой, кореш, встречалась только из-за денег. Она сама тебе все скажет. Это я так, подготовить… — И Пашкин положил трубку. Он сам не знал, зачем сделал это. Порыв. Вероятно, мысль о том, что кто-то будет страдать в эту ночь не меньше, чем он, грела его.

Ночь Катя с Ингой провели в «камере». Им даже ужин организовали. Сергей принес бутерброды, чипсы и минералку. И снова запер их. Кате предстояла трудная ночь. Ингины вопросы ждали ее, притаившись по углам. Она ругала себя безжалостно. Как она, взрослая женщина, могла так влипнуть? Что она скажет Марату? Чем все это кончится? Инга, похоже, не собиралась ни о чем спрашивать. Она прижалась к Кате и вскоре ровно засопела — уснула. Зато Катя так и пролежала всю ночь, прислушиваясь к звукам за стеной. А под утро все-таки провалилась в нехороший, тревожный сон. Когда щелкнул замок, Катя долго не могла сообразить: продолжается ли еще ночь или уже наступил новый день?

За ней пришел Виктор. От него тянуло перегаром. Они вернулись во вчерашнюю бытовку, где густым туманом стоял сигаретный дым, на столе высилась гора окурков и маяком торчала недопитая бутылка водки. Стало ясно, что ночь Пашкин провел в раздумьях. Пашкина пьяного она изучила как нельзя лучше. Сейчас начнет разглагольствовать! Ничего конкретного от него не дождешься, а время идет! Судя по синеве за окном — сейчас уже около восьми утра. Голова была тяжелой после бессонной ночи.

— Витя, отвези нас в город. Не усугубляй положение. Только подумай, что ты натворил! Девочку наверняка уже ищут! Тебя ведь в тюрьму посадят…

Он угрюмо посмотрел на нее:

— Не маленький. Знаю. Теперь для меня пути назад нет.

— Как это?! — ужаснулась Катя. — Что ты собираешься делать?

— Водку будешь? — Пашкин плеснул в стакан.

Катя отрицательно покрутила головой.

— И у тебя тоже назад пути нет, — мрачно усмехнулся он и выпил.

— Что ты еще придумал?!

— Ничего особенного. Мы уедем отсюда. Ты и я. И ребенок. Пусть он не мой. На Славку я не в обиде, о мертвых плохо не говорят… Мне ты нужна.

— Куда уедем? Ты хоть понимаешь, что говоришь?

У Кати буквально завывало все внутри от собственного бессилия. Что делать? Как выбраться из этой тупиковой ситуации?

— За границу. Я потребую с Шатрова выкуп за дочку. Думаю, этих денег хватит, чтобы умотать отсюда.

— Что? — Катя все еще не верила. На первый взгляд это всего лишь пьяный бред. Но, судя по всему, Пашкин всерьез вбил себе в голову новую идею.

— Ты… уже звонил Марату? — упавшим голосом произнесла Катя.

— А чё ты так испугалась? Ты сама его неплохо выдоила. С американцем ничего не получилось — наш денежный мешок нашла. Я балдею от тебя, Катюха!

И он пьяно рассмеялся.. Катя до боли прикусила губу.

— Тебе так удобно думать, да, Вить? Удобно думать, что я с Шатровым из-за денег? А тебе не приходило в голову, что я просто люблю его? — Катя в глубине души понимала, что не стоит так говорить с Виктором сейчас. Но ее понесло. — Тебе не приходило в голову, что я могу встретить человека, который по-настоящему полюбит меня?

— По-настоящему? Это как? — прищурился Пашкин. — Растолкуй мне, пожалуйста. Значит, как я — это не по-настоящему?

— По-настоящему — это знать, что я у него одна! Понятно?

— Одна… — повторил Пашкин. — А ты уверена в ?том, Катерина Ивановна? Это он тебе сказал, что ты у него одна?

И Пашкин противно хмыкнул. Катю передернуло.

— Почему я должна выслушивать все это? — взорвалась она. — Что ты о себе возомнил? Да я сейчас разгромлю тебе тут вес! Стекла выбью! Понял?!

Катя схватила со стола стеклянную пепельницу, полную окурков, и шарахнула ею о батарею.

Пепельница со звоном раскололась на три куска. Окурки разлетелись. Пашкин с каким-то диким восторгом смотрел на Катю.

— Потише, мадам! — криво усмехнулся он. — Не забывай — ты моя сообщница. Соучастница, так сказать, преступления. Девочку-то ты из школы забирала! А если я тебя отпущу — побежишь к своему татарину в жилетку плакаться?