– Идем ко мне, – пригласила Манечка и привела подружку в свою светелку. Здесь стояла узкая железная кровать, застеленная белым покрывалом, этажерка с книгами. Широкий подоконник был весь заставлен цветами в горшках. На длинной полочке в ряд сидели Манины куклы.

– Девочки, помогайте-ка мне накрывать на стол! – позвала матушка Александра.

Кухня у Вознесенских располагалась внизу, в большом полуподвальном помещении. Там стояли плита, большой разделочный стол, буфет с посудой, по стенам на крюках были развешаны дуршлаги, половники, сковородки. На столе, накрытые чистыми полотенцами, стояли противни с пирожками, а рядом, присыпанные мукой, ждали своей очереди слоеные треугольнички и звездочки песочного печенья.

– Берите, девочки, тарелки из буфета и несите наверх.

Ася и Маня со стопками тарелок поднялись на верхний этаж. Посередине большой комнаты стоял длинный стол, накрытый белой вышитой гладью скатертью. Манечка принесла льняные крахмальные салфетки и положила стопкой рядом с тарелками.

– Я сейчас.

Маня убежала зачем-то вниз, а Ася начала привычно накрывать на стол. Расставила тарелки – большую вниз, маленькую плоскую – наверх, на каждую водрузила сложенную горкой салфетку, положила рядом ножи и вилочки. До блеска натерла принесенные Маней стаканы.

– Какая же ты молодец, Ася!

Матушка Александра стояла в дверях с большим блюдом пирожков.

– Как у тебя все ловко получилось! А салфетки-то! Надо же… Я так не умею.

От похвалы Маниной матери у Аси голова закружилась. Она не нашлась что ответить и принялась раскладывать пирожки в принесенные Маней плетеные корзинки. Вниз – салфетку, чтобы углы свисали по краям, а затем – пирожки. Сладкие в одну корзинку, с капустой и картошкой – в другую. Затем фигурно разложила на блюде подоспевшие слоеные треугольнички, а вокруг – звездочки печенья.

– Папе понравится, – шепнула Маня, и, легок на помине, вошел отец Сергий в сопровождении сыновей.

– Мам! Мы голодные как звери! – с порога крикнул Алексей, но, увидев гостью, осекся и покраснел. От досады не сдержался и показал Асе язык. Она отвернулась.

– Со Светлым воскресеньем вас, девицы! – вроде бы серьезно проговорил батюшка, но не успела Ася и рта открыть, как отец Сергий подхватил их с Маней на руки и закружил по горнице, рискуя опрокинуть приборы на столе.

Вот уж тут пришел черед Аси конфузиться! Вот уж не ожидала она от серьезного и степенного отца Сергия подобной выходки… Платье задралось, обнажив нижнюю юбку! Какой кошмар!

– Папочка! И меня! И меня! – скакал вокруг Ванечка. А Маня знай себе хохочет, вцепившись отцу в бороду.

Хорошо хоть матушка подоспела и отослала старших мальчиков за самоваром.

– Кто же это так красиво стол сегодня устроил? – хитро прищурился отец Сергий. – Или помощницы у матушки объявились?

– Это она, она! – хохотала Маня, показывая на подружку.

Наконец батюшка опустил их на пол. Ваня тут же взобрался отцу на руки.

– Что же вы гостью работать заставили? Молодцы…

– Она не гостья, она своя. – И матушка Александра погладила девочку по голове. И Ася словно уплыла куда-то. В доме Сычевых были не приняты подобные нежности…

От начищенного до блеска медного самовара, на который из окна лился щедрый солнечный свет, отскакивал солнечный зайчик. Он скользил по скатерти, прыгал в стакан с чаем, полз по руке. Отчего-то всем было весело. Наверняка виной тому являлся шаловливый посланец солнечного луча.

– Папа, ты видел, Ванькина яблоня зацвела! – объявил Артем, поглядывая на младшего братишку. Тот скромно дул в блюдце, делая вид, что разговор его не касается.

– Не может быть! – воскликнул отец Сергий. – Георгий грозился спилить ее еще в прошлый свой приезд! Выходит, напугалась?

– Это не яблоня напугалась, папа, это наш ботаник напугался, – возразил Алексей. – Поверил дядиным угрозам и давай яблоню уговаривать!

– Пять лет не цвела! – добавила матушка Александра, пододвигая Асе печенье. – Думали – все, засыхать начала.

– И уговорил-таки? – с прищуром вопросил отец Сергий.

– Да ты сам посмотри, папа! – не выдержала Маня. Цветение яблони являлось сюрпризом для родителей, а Артем проговорился! Ей не терпелось вывести всех в сад.

– А я, как снег сошел, стал с ней разговаривать, – признался польщенный вниманием Ванечка. – Ты, говорю, цвети давай, а то спилят.

– А она тебе что? – с хитрецой поддел Алексей.

– А она слушала, слушала, да и зацвела! – радостно закончил мальчик.

– Ты бы, Ванятка, соседкину кошку уговорил пореже котят приносить, – подсказал Артем. – А то соседка всякий раз грозится их утопить, а нам с Алешкой приходится бедных котят спасать и пристраивать в надежные руки.

– А надежных рук все меньше… – притворно вздохнул Алексей.

– Кошка не послушает, – серьезно ответил Ванечка. – Она своих котят любит…

И матушка Александра погладила младшенького по голове.

Став взрослее, Ася стала подозревать, что ходила к Вознесенским именно за этим – чтобы матушка Александра погладила ее по голове. Когда Вознесенские собирались за столом, то создавалось ощущение, что они не проголодались, а просто соскучились. Они подшучивали друг над другом, рассказывали новости о котенке, запутавшем нитки; о цветке, который наконец расцвел аккурат к приезду гостей из Питера; о носке, который связала Маня и который потерялся, а потом оказалось, что его облюбовала для себя мышь… О старшем, Владимире, который пожелал выучиться на трубе и теперь играл в учебном оркестре…

Здесь не велось скучных взрослых разговоров, в которых не могли бы участвовать дети.

Отец Сергий, которого Ася обычно видела в церкви и в гимназии, приоткрылся для нее с новой стороны. Раньше она была убеждена, что священник, отягощенный ответственностью перед Богом и знанием чужих грехов, должен всегда быть суровым, величественным и несколько отстраненным от людей. Именно таким он виделся ей в церкви. В гимназии он оказался тем учителем, которого обожают гимназистки. На его уроках всегда стояла идеальная тишина, ловилось каждое его слово. Он говорил так, словно обращался лично к каждой из них, и Ася всегда была уверена, что говорит он для нее и отвечает на ее вопросы. И ей казалось, что из всего класса отец Сергий выделяет ее и особенно рад, когда она обращается к нему с вопросом. Став старше, поняла: он относится так ко всем своим духовным чадам. К каждому – особенно.

Дома же отец Сергий бывал весел, живо интересовался делами детей, называл жену «матушка Сашенька», а с маленьким Иваном вел долгие серьезные беседы вечерами, сидя на ступеньках крыльца.

Как-то раз Маня под большим секретом рассказала, что за матерью раньше ухаживал брат отца, Георгий, офицер царской гвардии. А мать предпочла будущего священника.

– Жила бы ты сейчас в столице… – сказала Ася.

Манечка лишь с улыбкой недоумения взглянула на нее.

– А разве у нас в Любиме плохо?

Ася пожала плечами.

– Это место… Ну, ты же слышала про Геннадия Любимоградского?

– Это старец, что жил когда-то в лесу недалеко от города. Так?

– Да, но говорят, однажды на переправе с него потребовали плату, а когда денег не оказалось, то перевозчики со святого сняли в уплату рукавицы. А было холодно, и…

– Ну да, старец рассердился и напророчил – быть городу Любиму не сыту, не голодну, не бедну, не богату. Так здесь с тех пор люди и живут – не бедные, не богатые.

– А ты хочешь стать богатой, Ася? – улыбнулась Манечка. Сони при этом разговоре не было.

Ася задумалась. То, чего она ждала от жизни, не вмещалось в грубое и ограниченное слово «богатство».

– Я… Я хочу чего-то необыкновенного! Понимаешь?

– Мама говорит, что необыкновенное – это для мужчин. А нам нужно мечтать о самом обычном.

– Как это скучно!

Так или иначе, благодаря дружбе с Маней у Аси появилась своя компания, которая организовывалась на каникулах и состояла из подруг Манечки, мальчиков Вознесенских и их товарищей. Зимой непременно на Обноре по тонкому прозрачному льду катались на коньках. Можно было разогнаться и докатиться до ближнего омута. Потом постепенно снег засыпал ледяное поле, и молодежь отвоевывала у снега территорию – напротив Вала расчищался каток, где компания весело проводила все дни. Каждый день до темноты молодежь выделывала фигуры на льду. Катались по одному и парами, взявшись за руки крест-накрест. Часто старший брат Манечки, Владимир, затевал цепочку – все вставали друг за другом и, держась за одежду, скользили за ведущим. Бывало, ведущий зазевается, столкнется с кем-нибудь, и вся цепочка посыплется друг на друга. Смех, суматоха!

Хозяйский Петер шустро носился по катку, подобно жуку-плавунцу. Он подталкивал сестер, ставил подножки знакомым и незнакомым девочкам. Когда проделки Петьки надоедали, девочки бросались за ним вдогонку, стремясь поймать. Юркий как ртуть, Петер крутился юлой, зная, что девочки мечтают посадить его в сугроб. Впрочем, хозяйский сын был не так уж страшен для Аси.

У нее на катке имелся личный преследователь.

Ей то и дело портил настроение Алешка Вознесенский. Так и норовил толкнуть ее в сугроб или поставить подножку на льду. Он тут же подавал руку, делая вид, что это вышло случайно, но она-то знала! Не глядя на протянутую руку, Ася кое-как поднималась сама и старалась оказаться как можно дальше от него. Но он, похоже, нарочно преследовал ее, словно задался целью извести. Однажды после очередной подножки Ася схватила его за руку и посмотрела в лицо. Глаза у него были цвета темного льда. Он не мигая смотрел на нее.

– Послушай, за что ты меня так ненавидишь? – негромко спросила она. Он моргнул, лицо его вытянулось. Ася что-то хотела добавить, но, увидев приближающегося к ним Артема, развернулась и уехала.

С этих пор Вознесенский не приставал к ней на катке. Он вообще стал вести себя так, будто ее не было. Ася решила, что ее это вполне устраивает.

К Рождеству каток обычно заваливало снегом, и молодежь перебиралась на гору – кататься на санях.

Здесь тоже не было покоя от парней. Они так и норовили перевернуть сани с девочками. В этот раз Ася приехала на гору с Сычевыми. Катались в небольшой лодке с обледенелым днищем.

Их привез на Орлике Егор, за эти годы ставший совсем взрослым. Девочки попрыгали в снег, Егор собрался развернуться, чтобы ехать домой, но его остановила Анна. В свойственной ей манере склонила голову набок, прищурилась и, играя мехом своей пушистой муфты, предложила:

– Прокатись с нами, Егор!

– Что я, маленький, что ли… – пожал плечами Егор, даже не думая подчиняться Анне.

– Нас парни переворачивают! – настаивала она и незаметно дернула за руку Эмили. Та сейчас же стала уговаривать Егора не отказываться. Ася совершенно не понимала, зачем Анна донимает Егора. Она замечала, что с некоторых пор Егор испытывает неудобство от внимания старшей дочки хозяина. Она все чаще являлась в конюшню под предлогом интереса к лошадям. Вызывала Егора по разным придуманным надобностям. Было в цепляниях Анны что-то такое, что вызывало неодобрение Аси. И она была солидарна с Егором и желала, чтобы он отказался и спокойно уехал по своим делам. Но не такова была Анна, чтобы отступить. Ее поддержал Петер:

– Егор, Егор, миленький, прокатись с нами! Ну пожалуйста!

Петька повис на рукаве Егорова тулупа. Егор уже мялся, склоняясь остаться. Ася поняла, что Анна добилась желаемого. Но зачем? Что за каприз?

– Ну, забирайтесь в лодку.

Девочки попрыгали, Егор оттолкнул обледенелую посудину, разбежался и прыгнул внутрь. В это же время с горы вниз устремились еще несколько саней, полных румяными пассажирами. Визг стоял на горе.

На самой середине горы в лодку врезались чьи-то тяжелые сани. Посудина накренилась влево, все полетели в снег. За Асю уцепилась Эмили, сверху колобком в них врезался Петер, их настигла Грета. Клубок из тел, шуб, валенок покатился вниз.

Наверху остались лишь Анна, упавшая навзничь, и Егор, возящийся с перевернутой лодкой.

Анна лежала в снегу на спине и наблюдала за Егором. Ей было шестнадцать, пора расцвета. Но это всеобщее правило коснулось ее лишь отчасти. Анна оставалась все такой же худой, плоской и белесой. Эта бесцветная оболочка никоим образом не была способна отобразить тот пожар, который вспыхивал всякий раз, когда рядом оказывался красивый парень. К сожалению, интересным парням не было дела до переживаний бесцветной Анны. Ее затмевала подружка Липочка. Лишь дома, осознавая свою власть, Анна давала волю желаниям. Она привыкла, что ее капризы удовлетворяются.

– Помоги же мне подняться, медведь!

Егор оставил лодку и подошел к ней. Едва он протянул Анне руку, она ловко дернула его на себя. От неожиданности парень не устоял и повалился, совершенно вмяв Анну в глубокий мягкий снег. Она же быстро обхватила руками его курчавую голову, приподнялась и впилась губами в его губы.