– Это не я, – снова повторяю я.

Ее глаза вспыхивают от радости.

– Прекрасно. Давай посмотрим, сможем ли мы найти настоящую.

Настоящее время

Либби

Перед первым уроком, когда я открываю свой шкафчик, оттуда вылетает какой-то предмет и приземляется прямо мне на ботинок. Это листок бумаги, сложенный втрое. Некоторое время я просто молча пялюсь на него, поскольку по собственному опыту знаю: листы бумаги, сложенные подобным образом, как правило, не сулят ничего хорошего.

Наконец, я поднимаю его и разворачиваю внутри шкафчика, чтобы никто не видел.

Самый Толстый Подросток Америки спасен из своего дома

Это статья из Интернета, а вот и я на размытом снимке в тот момент, когда сотрудники службы спасения катят меня по лужайке перед домом.

С другой стороны еще одна фотография, на которой крупным планом изображено мое лицо. Она сделана вчера в нашей столовой. Рядом с фото кто-то написал: «Поздравляем! По всеобщему голосованию ты теперь – самая толстая девочка-подросток в нашей школе!»

Я закрываю дверцу шкафчика и прижимаюсь лбом к холодному металлу, поскольку испытываю одновременно и жар, и головокружение, а все начинается именно таким образом. Может быть, она чувствовала то же самое, когда приехала в тот день в больницу? Может быть, для нее все тоже начиналось именно так?

Я чувствую облегчение лишь на секунду, а потом металл разогревается еще сильнее, чем моя кожа, и я пугаюсь, что могу теперь обжечься. Я сосредотачиваюсь на том, чтобы поднять голову, пока она не принимает обычное вертикальное положение. При этом сам коридор накреняется. Тогда я открываю дверцу шкафчика и концентрирую внимание на крючке для верхней одежды, на своих книгах, на этом маленьком уголке моей вселенной. И начинаю глубоко дышать.


На первом уроке Мик из Копенгагена о чем-то заговаривает со мной, но я слишком занята и не слушаю его. Я пишу заявление о том, что хочу уйти из школы.

Уважаемая директор Вассерман!

Большое Вам спасибо за предоставленную мне возможность продолжить образование. К сожалению, я не смогу обучаться в Вашей школе, поскольку тут собрано огромное количество идиотов.

Зачеркиваю последние слова и пишу:


…из-за достойной сожаления эпидемии идиотизма.


Что еще за «достойная сожаления эпидемия идиотизма?»


Я поворачиваюсь к Мику из Копенгагена:

– Как тебе больше нравится: «огромное и достойное сожаления количество идиотов» или «достойная сожаления эпидемия идиотизма»? Или, может быть, сильнее было бы сказать, что в некоем месте «собрано огромное количество идиотов»?

Он хохочет, и вокруг его глаз очерчиваются маленькие морщинки, похожие на крохотные лучики солнца.

– Либби Страут, ты меня изумляешь. И чертовски меня заводишь!

Ну, что ж, хоть одного человека на свете…

Джек

Дни следуют один за другим, но этот выдался хуже всех остальных.

Ты находишь забавным издеваться над женщинами?

Тебе кажется, что задираться – это достойно?

Расстройство пищевого поведения – это совсем не смешно, кретин.

Мне хочется уйти отсюда прочь. Единственное, ради чего я все это натворил, – так только чтобы вы сами не перебесились.

Еще постоянно слышу вот такое:

Было прикольно, чувак. Да ты настоящий храбрец!

Неплохо получилось. Ты вышел неотразимым.

И еще:

Прикол получился что надо, Масс. А что это был за второй парень? Ой, погоди-ка, это же была ДЕВЧОНКА!

Послушай, Масселин, не перепугай (вставить фамилию любой новенькой телочки), а то она тебе по заднице надает.

Единственное, что успокаивает, – так это то, что я не могу определить, кто именно выкрикивает это все, пока я иду по школьному коридору.

Кэролайн Лашемп держит меня за руку на перемене между первым и вторым уроками, а когда кто-нибудь пытается что-то прокричать мне, говорит:

– Просто игнорируй их.

Неожиданно я понимаю, что она для меня снова та самая милая Кэролайн, которой была несколько лет назад, и сосредотачиваюсь на ощущении ее ладони в своей руке.

Либби

В течение дня в моем шкафчике появляется еще несколько распечатанных на принтере статей. Я пытаюсь заставить себя посмотреть на это дело с положительной точки зрения – по крайней мере мои сверстники использует Интернет для чего-то другого, кроме посещения соцсетей и порносайтов. Но, честно говоря, это мало меня утешает. К четвертому уроку становится ясно, что все уже знают меня как «ту самую девочку, которую пришлось спасать, вытаскивая из собственного дома, ломая при этом стены». Я просто какая-то распространительница инфекции, переносчица чумы или что-то в этом роде. На всех уроках я сижу одна, как будто моя полнота заразна.

Давным-давно, когда я получала много подобных злобных записок, мой отец переговорил с адвокатом, и тот посоветовал ему сохранять все письменные доказательства на всяких случай. А что, если, к примеру, случится что-то очень уж страшное и меня убьют? Тогда по этим запискам можно было бы выследить потенциальных подозреваемых.

Репортер: Тебе тревожно? Тебе страшно за собственную безопасность?

Я: Я даже рада, что вы об этом спрашиваете. Может быть, мне и надо бы бояться, но я искренне верю в то, что тех, кто пишет мне такие записки, бояться не нужно. Их нужно просто пожалеть. По своему опыту знаю, что самые последние трусы как раз и прячутся за угрозами и всякими обидными словами.

Я пихаю все эти статьи себе в рюкзак. Не думаю, что кто-то в школе нацелился убить меня, но все же лишняя предосторожность не помешает, ведь никогда нельзя до конца быть уверенной в своей безопасности.


Я возвращаюсь в столовую, хотя как раз здесь мне меньше всего хотелось бы сейчас находиться. Вхожу в зал, и шестьсот голов одновременно поворачиваются, чтобы поглядеть на меня. Шестьсот ртов начинают гудеть, шестьсот пар глаз неотрывно следят за моим передвижением. Я чувствую, как постепенно утрачиваю возможность спокойно дышать, будто кто-то при этом говорит мне: «Каждый сам за себя. Удачи тебе, теперь сражайся одна!» Я иду вперед, не дыша. Шаг, еще шаг и еще один шаг. Я иду и считаю шаги так, как мне рекомендовали мои наставники.

До круглого стола у окна ровно тридцать семь шагов. Здесь расселись Айрис, Бейли и Джейви Де Кастро. Я цепляюсь за спинку стула. Она кажется мне настолько твердой и надежной, что я почти готова так и стоять, изо всех сил впившись в стул. Но потом я все же опускаюсь на сиденье и произношу:

– Что же, получилось прикольно.

Бейли говорит чуть слышно, потому что, что уж там скрывать, все вокруг стараются прислушаться к нашей беседе.

– Я знакома с Джеком Масселином с седьмого класса и не могу поверить, что он способен на такое. То есть, конечно, он не идеальный ученик, и был случай, еще в младших классах он учился в этой школе первый год, а мы – второй, так вот они вместе с Дэйвом Камински похитили первоклашку и заперли его на крыше за мужским туалетом на втором этаже…

– Это был Уолт Кейси. – Джейви отчаянно мотает головой, и при этом ее пышная челка со свистом рассекает воздух несколько раз подряд: вжик-вжик-вжик. – Бедняжка Уолт!

Айрис застывает на месте, не успев сделать глоток из своего стакана:

– А что такого случилось с Уолтом?

– Просто он… сам испортился. – Джейви хмурит брови и смотрит в сторону какого-то мальчишки, сидящего в другом конце столовой. Я полагаю, что это и есть тот самый бедненький Уолт Кейси собственной персоной. Как будто в подтверждение ее слов он начинает копаться в носу.

Бейли тем временем продолжает:

– Я вот что хочу сказать. Если бы ты подробно объяснила, что произошло, и попросила догадаться, кто за этим всем стоит, я никогда бы не подумала, что это дело рук Джека Масселина. Никогда. Я бы начала подозревать многих других, способных на нечто подобное, но только не его. Например, это мог быть Дэйв Камински или Сет Пауэлл. Или Ханты, само собой, или Рид Янг, или Шейн Огуз или даже Стерлинг Эмери… – И она продолжает перечислять всех мальчишек, существующих на белом свете.

– Думаю, он сильно жалеет о том, что натворил.

Они переводят взгляды на меня.

– Он в тот момент ни о чем не думал. Джек совершил большую глупость и теперь очень сильно об этом сожалеет.

Тут в разговор вступает Айрис:

– Так ты его защищаешь?

– Я просто как бы пытаюсь вползти в его шкуру.

– Просто Аттикус Финч, – замечает Джейви и поднимает правую руку, чтобы мы могли хлопнуть ее по ладони в знак одобрения этих слов. – Если бы он попытался проделать то же самое со мной, я бы, как суперниндзя, сама напала на него. – Впрочем, Джейви готова использовать приемчики суперниндзя против любого, кто ее достает.

– Неужели ты никогда не совершала ничего такого, о чем потом горько сожалела? – произношу я и смотрю на Бейли в упор.

– А прошлогоднее школьное фото считается? – интересуется Джейви.

Я тыкаю пальцем в свой ленч, так заботливо приготовленный папой, и отодвигаю еду подальше от себя. Не могу сейчас есть. Только не теперь, когда все вокруг пялятся на меня.

– Ты слышала новости про Терри Коллинс? – спрашивает Айрис. – Она переезжает в Миннесоту.

– Бедняжка Терри, – комментирует Джейви, и при этом ее челка снова со свистом рассекает воздух: вжик-вжик-вжик.

– Она ведь участвует в «Девчатах», да? – вспоминаю я.

Джейви многозначительно поднимает вверх указательный палец и уточняет:

– Участвовала.

Джек

В столовой ни Кам с Сетом, ни кто другой из тех идиотов, которых я называю своими друзьями, ни о чем ином говорить уже не могут. При этом Сет пытается наглядно изобразить все происшедшее тем, кто сам не присутствовал при данной сцене.

– Вот черт, Масс! – реагирует один из идиотов, и в его голосе да и на лице светится искреннее восхищение.

Я слегка кривлю губы, словно я слишком крут чтобы улыбаться во весь рот, и поднимаю руки вверх, словно хочу сказать: «Да что вы, ребята, какие пустяки!»

– Это потому, что я – это я, а ты – это ты. – Я одобрительно ударяю Сета по ладони и отправляюсь к окну понаблюдать за крупной девочкой, которая и есть, как мне кажется, Либби Страут.

Через какое-то время я чувствую на себе взгляд Кама.

– Куда это ты так пялишься?

– Никуда.

Он поворачивается к окну, внимательно всматривается в даль, потом снова принимается глядеть на меня.

– А знаешь, я иногда просто не могу тебя понять. У тебя с половым членом все в порядке, как и у всех нас? Или в твоей недоразвитой груди еще помимо этого бьется сердце?

Я притворно ухмыляюсь:

– У меня, как ни у кого другого, с членом все в полном порядке.

Вот почему мне нравится Кам, несмотря ни на что. Он далеко не глуп, и лет этак через пятнадцать – двадцать из него, скорее всего, выйдет неплохой парень. Чего не скажешь про всех остальных.

Сет и вся компания поздравляют меня, замечая, какой же я все-таки прикольный. У меня такое ощущение, что я становлюсь почему-то все меньше и меньше. В это время к нам подходит девушка в окружении подружек, и все они выглядят для меня одинаково. У всех похожие волосы. Одинаковый блеск на губах. Одинаковая одежда. Одинаковые тела. Первая девушка заявляет:

– Почему бы тебе не выбрать кого-нибудь своего же размера, Джек Масселин? – и выливает мне на голову бутылочку низкокалорийного сока.

– Только не на волосы! – дико орет кто-то. – Куда угодно, только не на волосы!

Раздается всеобщий хохот.