ДВОР КЛИВЛЕНДСКОЙ БАШНИ был странно тихим. Беззвучная, неподвижная ночь скрывалась под карнизами и арками, словно тихо ожидала прихода своего времени; даже чье-то одинокое окно светилось тусклее, чем обычно. Может быть, завершив долгий пятничный ужин, люди поспешили перейти в менее заброшенные корпуса кампуса.

И где же мне начать поиски этого существа – мужчины, по сути своей являвшегося призраком? Та секретарь в дворницкой приняла меня за лунатика из–за невинного упоминания смотрителя/ключника. Теперь я могу ярко представить ее реакцию, если добавлю в список «наставника Дионисия».

О, и кстати, он не стареет. Вероятно, он даже и не умрет. Вы могли заметить его прогуливавшимся на своих... копытах. Нет? Это вам ни о чем не напоминает?

Проктер Холл был, как обычно, закрыт. Потом я вспомнила, как он говорил что-то о схождении вниз. О каких-то лабиринтах. Спустятся ли твои друзья с тобой, или ты отважишься пойти в одиночку?

Вот она, та маленькая лестница, на которой я увидела его в первый раз. Сделанная из белого камня, она так круто уходила вниз, что мне, просто взглянувшей на нее, стало нехорошо. Я никогда не проверяла, куда она вела, и никого не спрашивала об этом.

Ты едешь учиться, а не гоняться за призраками прошлого. Оно очень быстро станет для тебя падением по спирали вниз.

Я начала спускаться вниз. Где-то наверху эхо моих шагов звучало все тише и тише под сводчатым потолком.

Подвал. Подобие гостиной с телевизором и хаотично стоящими стульями. Столы для бильярда. Мишень для игры в дартс. Старый пыльный диван цвета ржавчины. И табличка:

ПБар

Подвальный бар

Это твой оазис!

Я проследовала по коридору через многочисленные повороты мимо ряда закрытых дверей, пока одна из них не заинтересовала меня. В ней не было ни смотрового глазка, не был приколочен номер, зато там были два листочка плюща, искусно вырезанные прямо на дереве, и было видно даже тонкую паутину прожилок и крошечные витки на стебле. Увидеть рисунок плюща в кампусе было обычным явлением, это лишний раз напоминало о том, что Принстон находился в числе восьми учебных заведений (Лига Плюща), чьи названия были в верхней строчке по рейтингу ВУЗов в стране. Но под листочками карандашом кто-то нарисовал шесть кружочков, изображавших перевернутую пирамиду.

Виноград.

Мне никогда не приходила в голову мысль, что листья плюща и виноградные листья, оказывается, так похожи. И что единственным отличительным знаком были ягоды.

Я потянулась к ручки двери.

– Ты никогда не должна открывать дверь, в которую, возможно, ты не захочешь входить.

Мое тело словно окаменело от звуков этого голоса. Я не слышала никаких шагов. Я не заметила большой темной тени, крадущейся за мной по коридору. И он вообще не должен существовать вне границ этих старых легенд. Но когда я обернулась, он был там. Такой реальный, что в этом не было сомнений. Как будто он шел рядом, сжимая в руке конец невидимого поводка, привязанного ко мне.

ПРОСТО УДИВИТЕЛЬНО, КАКАЯ ЧУШЬ ПРИХОДИТ В ТВОЮ ГОЛОВУ, когда ты страшно напугана.

Так вот как я умру? В подвале? На мне нет даже белого платья, только обычные джинсы и флисовая толстовка с капюшоном. А эти острые штуки в его нагрудном кармане, это что... стрелы для дартса?

Он спокойно стоял и смотрел на меня. В тишине.

У этого типа точно козлиное выражение лица. Мы можем придумать классный триллер в духе старой доброй классики: Молчание Козлов. Подзаголовок: Забита Насмерть в Подвале Стрелами для Дартса.

Он поднимает руку.

Я делаю шаг назад.

Эльза тоже умерла в подвале? Может быть, через несколько лет в кампусе нас будут называть “Пропавшие Сестры Славин”.

– Не бойся меня. Я не причиню тебе вреда.

Мило с его стороны сказать такое. Но разве обычно тебе не говорят что-то подобное, перед тем как убить и сбросить тебя в какую-то канаву?

– Кто вы такой, Сайлен? Я имею ввиду... кто вы на самом деле?

– Я мог бы тебе сказать. Но какой в этом смысл, если ты уже догадалась?

– Почему тогда ваши ноги не... – Я взглянула туда, где должны были быть его ноги, если бы его брюки не были бы такими длинными и практически не волочились по полу.

– Более козлиными? – Его низкий горловой смех эхом отскочил от стен. – Если бы я захотел, они бы такими были. Но ты не находишь, что они привлекли бы чужие любопытные взгляды?

При этих словах его невысокое тело начало менять свою форму и трансформироваться в подобие зверя с черной кожей и всем остальным – и вот он уже стоял на копытах с улыбкой, словно все эти метаморфозы не потребовали от него ни малейшего усилия.

– Значит, вы действительно... – Я не могла сказать это слово вслух, совершенно пораженная тем, что рядом со мной стояло существо из легенд и мифов – сатир во плоти – и совершенно уверенная в том, что теперь моя жизнь никогда не будет прежней, когда он подтвердит мои догадки, – сатир Силенус?

– Да, я Силенус. Хотя я лично предпочел бы для тебя остаться Сайленом. Меня уже достаточно долго называли Силенусом на протяжении сотен лет.

Сотни лет. Он, должно быть, видел очень многое за это время. И где-то в не самом дальнем уголке его памяти среди этих витков времени есть секрет, который теперь просочился в мою такую короткую человеческую жизнь.

– Вы знали мою сестру? – Сама возможность этого заставила меня позабыть обо всех вопросах, что я должна была ему задать (ну например, что же скрывается за этой дверью и почему он считал, что я не захочу входить в нее). – Я видела вас в ежегоднике от 1992 года. Вы должны были знать ее.

– Только глупец может заявлять, что знает сердце, подобное ее, – он вздохнул и покачал головой. – Я был этим глупцом.

Что означало одно – даже всеведущий сатир не смог устоять перед прекрасными чарами, как и все остальные.

– Вы расскажете мне о ней?

Его тело постепенно снова приняло человеческий облик, как будто волосатый черный снежный человек начал таять и принимать прежнюю форму, меняя темную кожу на штаны и копыта на ботинки. Затем он направился по направлению к винтовой лестнице. Медленная неуклюжая походка – было очевидно, что человеческие ноги не самый его любимый способ передвижения в пространстве. Сзади он казался уставшим, неуклюжим, слегка полным мужчиной... если бы его не сопровождало звучание флейты. Однажды я уже слышала эту мелодию, сыгранную им, и теперь узнала ее: она была из балета “Послеполуденный отдых фавна” и была написана Дебюсси. На греческом она звучала бы немного иначе – “Послеполуденный отдых сатира”. Прозрачные мечтательные ноты, словно волшебный дым от фимиама, поднимались к потолку, как будто он решил заколдовать весь дом, или по крайней мере, повергнуть его в сон.

Мы все еще поднимались по последним ступенькам, когда дверь скрипнула. Проктер Холл открылся, приветствуя нас у своего преддверия.

Он пропустил меня вперед. Вокруг было темно, но как только мы вошли, люстры словно вернулись к жизни и выглядели теперь так необычно, как я еще никогда не видела – статические электрические лампочки превратились в крошечные язычки пламени, дрожа внутри стеклянных плафонов. Ни один звук не сможет покинуть эти стены. Я понятия не имела, куда я шла.

– Ты поражена? – он протянул мне руку. Я ожидала, что его кожа будет невероятно холодной, но она была теплой, как и у любого человека. – Я рад, что ты не больше не боишься меня.

В чём был смысл страха? У него были силы, которые я и представить не могла (или понять, или пытаться сбежать от них). И хотя часть меня все еще ожидала, что я в любую секунду проснусь в своей постели, я начала понимать, что это не было просто сном. То, что рука, держащая мою руку, была реальной.

– Реальной? Вещи становятся реальными, только если ты сама захочешь этого.

Он еще и читал мои мысли. И, как будто все происходящее недостаточно нервировало, он вдруг начал вести меня сквозь столы. Буквально сквозь них. Я могла видеть стулья, которые я так много раз расставляла, деревянные поверхности столешниц, которые я протирала в конце каждой смены, но теперь наши тела двигались в обширном пространстве так, как будто в столовой был только пустой воздух.

Когда мы достигли противоположного конца комнаты, он отпустил мою руку.

– События прошлого не должны быть частью настоящего. И все же ты хочешь позволить им войти в твою жизнь?

– Она была моей сестрой. И наверное, до сих пор ею является. Это делает ее частью моего настоящего, даже если она действительно стала... – Менадой? Неким гибридом самодивы? Мне необходимо было найти разумный способ произнести это: – Это правда, что она спасла Риса?

– Правда является очень гибким понятием, Тейя.

– Но это все же лучше, чем секреты. Я всю свою жизнь была окружена какими-то тайнами.

– Так значит, теперь тебе нужен кто-то, кто мог бы раскрыть их тебе. А что заставляет тебя думать, что я их законный хранитель?

– Если не вы, то кто же?

Он указал на огромный камин рядом с нами.

– Что ты видишь?

Высоко в камне был вырезан щит школы в сети лиственного орнамента. Это были плотные листья, чьи пышные края напомнили мне о дереве над горным озером, о котором я прочитала в легенде несколько месяцев назад.

– Это дуб?

– Да. Что еще?

Я узнала белочек. Ящериц. Еще были бабочки и птицы. Но он все ждал чего-то большего. Потом я заметила голову другого животного, выглядывающую между ветвями. Были изображены только морда и пара колючих глаз на ней: талисман школы. – Этот тигр?

– Это ровно такой же тигр, как эти листья на двери – листья плюща.

– Они не были от плюща, я была в этом уверена. Они были просто замаскированы под символ Принстона, если только не приглядеться хорошенько.

– Это рысь. – Он посмотрел на резное изображение и словно обращался к животному, скрытому внутри, а не ко мне. – Это самое неуловимое животное: хранитель тайн. Она приходит и уходит как призрак, она видит, сама оставшись незамеченной. Одна из священных гонцов бога.

– Бога?

– Диониса. Только рысь может раскрывать тайны прошлого. Через глаза животного ты можешь увидеть события, скрытые пеленой времени, так, как если бы они происходили прямо сейчас на твоих глазах. Но тот, кто ищет рысь, получает или благо, или бич.

– Я не знаю, что это значит.

– Прошлое становится благословением или проклятием после того, как ты увидела его. Хочешь ли ты испытать свою удачу?

Я ответила, что хочу. Если единственный способ узнать правду означал риск навлечь на себя проклятие, что ж, пусть будет так. Он отвел глаза и снова посмотрел в глубь зала. Ничего не шевелилось. На секунду даже мерцание ламп замерло под тяжелым ребрами потолка. И затем, была ли это правда или я только хотела, чтобы это было правдой, но перед нами возникло животное – его лапы бесшумно касались пола и каждое движение плавно перетекало в следующее, поражая ловкостью молодого хищника. И вот наконец, его глаза устремили свой странный взгляд на нас: голубовато–зеленые, как глубокие воды озера, в котором плакучая ива соединила свое отражение с отражением чистого неба.

– Теперь подойди и задай ей свой вопрос на ухо.

Я подумала, что он шутит, но он кивнул в сторону рыси. Вещи становятся реальными, только если ты сама захочешь этого. Практически онемев от страха, я медленно встала на колени и потянулась навстречу зверю, сначала лишь одной рукой.

Пестрый мех был настолько мягким, что я едва могла чувствовать его, мои пальцы словно погружались в свежевыпавший снег. На ушах животного поднялись торчком пучки черных волос. Царапая пол, оно обнажило свои когти.

Я наклонилась к нему, успокоенная тихим звуком мурлыканья, и прошептала свой вопрос: только одно слово. Имя девушки, у которой была самая необычная судьба из всех, кого я знала.

Словно ужаленная этим звуком, рысь отскочила. Она остановилась в нескольких футах от нас, глядя в коридор своими глазами, полными ясной мудрости. Потом что-то начало меняться в этих глазах, в ее гипнотическом взгляде, как будто вся необъятность времени сосредоточилась в нем, возвращая события давно прошедших дней и заставляя их снова принять осязаемую форму прямо здесь, в Проктер Холле.

Лужайка. Голые деревья. Ночь, опьяненная красотой луны. И быстро идущая девушка в белом пальто. Она стремительно идет по траве, словно ее время уже на исходе.

Она пробирается через застекленную дверь, стараясь не разбудить того, кто заснул среди пустых бутылок и разбросанных партитур. Она склоняется над человеком. Улыбается. Она берет его руку и надевает на палец кольцо.

Затем парень просыпается. Она пытается поцеловать его, но он видит это кольцо и превращается в безумца: его внезапная ярость, отблеск серебряного кольца, брошенного на пол, их сердитые голоса (не было слышно ни одного слова, как будто звуки приглушены глубокими водами). Девушка спокойно смотрит, как он нашаривает среди связки автомобильных ключей один нужный, и затем надевает на нее шлем. Но даже после того, как она натянула шлем, и после того, как двигатель взревел в ночи, холодок от ее растаявшей улыбки не желает покидать комнату...