Я оставила в качестве рабочего названия «Безумный ревнивец» и, уставившись в одну точку, принялась сочинять сюжет. На экране медленно проплыла заставка «Твори, создавай, созидай, гениальность!» Надо сказать, что после развода все мои плакатики-вывески, развешанные по всей квартире (как, впрочем, и заставка на компьютере), кардинально изменились в содержательном плане. Вместо прежней «Работай, бестолочь!» мелькало напоминание, что я гениальна и не работаю вовсе, а творю и созидаю! Из старых объявлений осталось всего два – это «Ни дня без строчки» и то, что висит на стенке над кроватью: «Дорогая, вставай, тебя ждут великие дела!» Все остальные претерпели крутые изменения. Не знаю, с чем это связано, но после расставания с Власом я стала ценить и любить себя намного больше, зауважала даже – наверное, за двоих. Жестокие плакатики на холодильнике: «Прежде чем открыть эту дверь, посмотри на себя в зеркало!», «Если и это не помогает, встань на весы!», «Заклей рот скотчем!» заменили радостные, оптимистичные, как-то: «Голубка, ешь, что хочешь!», «Ни в чем себе не отказывай!» и «Не таскай тяжести – это вредно для здоровья!» Согласно последнему объявлению, никаких тяжестей я не таскала, вследствие чего холодильник мой всегда был пуст, поэтому-то я никогда ни в чем себе не отказывала – открыв его, я моментально закрывала, так как взять там было ровным счетом нечего.
На смену напоминанию на входной двери о том, что «много пить нельзя» и что меня «это деморализует», пришло предостережение: «Милая, чрезмерное употребление спиртных напитков поражает печень, что предательски выдают темные круги вокруг глаз и нездоровый цвет лица. Нужно любить свою печенку, как, впрочем, и все остальное!»
До полудня, кроме названия будущего романа, я не написала ни строчки – на меня не самым лучшим образом подействовал вчерашний разговор с Икки. Я вдруг первый раз за два месяца почувствовала себя одинокой и никому не нужной. Мне тоже уже не двадцать, и у меня нет ни любящего человека рядом, ни детей, ни тому подобных семейных радостей. От этой мысли сердце мое сжалось, а душу будто в полиэтилен запаковали, и я впала в глубокую депрессию. «Ну почему, почему? – в отчаянии думала я. – Когда жила с Власом, нужна была и Кронскому – он каждый день письма мне строчил, словно добивался, чтоб я развелась, а когда добился – от него ни одного письма. Не может же знать он, сидя в Бурятии и лечась у тибетских монахов от импотенции и нездорового секса в общественных местах, что я рассталась с безумным ревнивцем! Почему тогда нет никаких известий от «лучшего человека нашего времени» с тех пор, как Влас привез мне в Буреломы целый ворох эпистол Кронского и устроил по этому поводу чудовищную сцену ревности, которая и положила конец нашим с ним отношениям?» Думать-то я так думала, но почему-то в тот момент меня не посетила одна очень простая мысль: какова будет моя реакция, если великий детективщик современности вновь появится в моей жизни? И вообще, хочу ли я этого?
Размышления мои были грубо прерваны телефонным звонком. Я сначала рассердилась, но вдруг где-то в подсознании мелькнуло – «А что, если это Кронский!», и я с надеждой схватила трубку.
Однако это был не «лучший человек нашего времени» – в ухо ревмя ревела Икки.
– Это я, – только и смогла сказать она. Моя подруга то заливалась, то заикалась, то хрюкала, то сморкалась.
– Что случилось? Икки? Ты меня слышишь?
– Эхр! Хр! Ой-й-й-ой-ой! – и снова приступ плача. Продолжалось так не меньше пяти минут, после чего она завыла, высморкалась еще раз и закричала в неистовстве каком-то: – Я старая? Скажи мне, я старуха? Только честно! Не пытайся меня успокоить! Я выгляжу старше своих лет? Я себя совсем запустила? Да?
– Да что ты ерунду-то какую-то говоришь?! Ты выглядишь прекрасно, намного моложе своих лет! – Это было правдой – Икки нельзя дать больше двадцати восьми.
– Я же просила: не надо утешать меня! Скажи хоть раз в жизни правду!
– Наглость какая! Я тебе хоть раз врала? Или ты хочешь, чтобы я сейчас это сделала и сказала, что ты выглядишь на все сорок? Я не понимаю. Ты можешь объяснить, что стряслось?!
– Этот молокосос, юрист поганый, студент на подработке, после всего, что между нами было (а я тебе скажу, что никакого удовольствия я не получила, и вообще он в свои 23 года уже импотент конченый!), потребовал с меня 150 долларов!
– За что? – У меня челюсть отвисла.
– За оказанную сексуальную услугу! – Икки снова было собралась плакать, но я своим вопросом, видимо, помешала ей это сделать:
– А ты что?
– Дала червонец и сказала, что он и этого не заработал. Он возникать начал, а я говорю: «Если сию секунду отсюда не уберешься, я сигнализацию включу – милиция приедет, а я скажу, что ты в мою аптеку забрался и деньги из кассы украсть хотел!»
– А он что?
– Потаскухой меня обозвал! По-одонок! – Икки снова завыла.
– Сутенер! Альфонс! – Я очень сильно разозлилась – это что же получается? Женщинам после тридцати теперь мужикам за секс в долларах платить?! Нет, мир перевернулся! – Успокойся, Икки! Зря ты ему и десятку дала. Нужно было каблуком по причинному месту изо всех сил ка-ак долбануть! А потом скалкой по голове и пинком под зад! – высказалась я и поняла, что поездка с Адочкой за пряжей не прошла даром. – Забудь его! Надеюсь, вы предохранялись?
– Да, были у меня тут противозачаточные пилюли собственного изготовления, – хлюпая, проговорила Икки.
– Я не понимаю, при чем здесь пилюли? А если он болен чем-нибудь? Твои пилюли от этого защитят?
– А откуда могут быть в производственной проктологической аптеке презервативы? Простите, но мы их не изготавливаем!
– Ты должна всегда носить их в сумочке! – Я чуть было не ляпнула: «если такая безудержная».
– Откуда я знала, что он мне позвонит?! Ой-хо-хо-й! – Икки горько плакала. – А что, если он меня какой-нибудь гадостью зарази-ил?
– Не думай об этом! Вообще, забудь об этой ночи, будто не было ничего, а то так и с ума сойти недолго.
– А вдруг у него СПИД?
– Ничего у него нет, и его не было – тебе просто кошмарный сон приснился! Все. Забудь! И расскажи лучше, дома была? Как мамаша? Что в аптеке? – Я изо всех сил пыталась отвлечь бедняжку от печальных мыслей.
– Они все хотят моей смерти! Они угробят меня! Мамаша заявилась в шесть утра и сообщила, что в самом скором времени выйдет замуж за Векововского и что мы будем жить все вместе!
– Почему? Он бомж? У него квартиры нет?
– Откуда я знаю! Мы с ней переругались, и я ушла на работу. А в аптеке вообще кошмар! Это даже не филиал Ганушкина, это хуже! Сначала пришел Иннокентий и приволок с собой помимо Кати Кучкиной еще одну дефективную, с блуждающим взглядом – тоже бывшую ученицу твоей бабушки – они все в одном классе учились – Лиду Сопрыкину. Я в ассистентскую даже заходить боюсь! Они там носятся, скалками друг друга дубасят и ржут, как лошади. Я в подсобке заперлась, Светка в туалете опять рыдает, Варя пытается еще там что-то приготовить. За прилавком никого. Это ужас какой-то! В довершение всего полчаса назад в аптеку заявилась Адочка с рулеткой – мерки с этих кретинов снимать. Теперь носится вместе с ними между столами. Нет, мое сердце не выдержит такого издевательства! Ну вот ты мне скажи, как можно рулеткой мерки снимать? Твоя кузина – она строитель или модельер? Слушай, Маш, приходи! Сделай что-нибудь! Или к вечеру ты найдешь тут мое холодное тело!
– Ладно, сейчас оденусь и приду, – согласилась я, решив, что «Безумный ревнивец» может подождать, а моя подруга на грани помешательства.
– Я тебя буду ждать в подсобке. Только на тебя надежда, Машенька! Ты хоть Аду выпроводи! – И Икки положила трубку.
Я стремительно выключила компьютер, вскочила со стула...
Дзз... Дззззззззз... Дз.. Дз..
– Ну что еще?! – гаркнула я в трубку – я не сомневалась, что это была Икки.
– Корытникова! Что значит – ну что еще?! – возмутилась Любочка.
– Ой! Любочка! Я думала, что это не ты. То есть я не думала, что это ты, – растерялась я.
– Совсем уже! – Мой редактор все еще не могла успокоиться.
– Здравствуй, Любочка! Как дела? – как можно приветливее заговорила я.
– Тебе в редакцию пришло письмо – наверное, от поклонника твоего творчества. Приезжай, заодно и книжки заберешь, я все время о них спотыкаюсь.
– А что, вышел «Секс на сеновале»?
– Уж две недели как вышел!
– Завтра приеду, Любочка, обязательно приеду! – заверила я ее.
– Корытникова, а ты начала новый роман – нежный и романтический? – спросила она и притаилась.
– Конечно, уже заглавие придумала! – брякнула я.
– Заглавие? И, кроме заглавия, больше ни на что не сподобилась? – выдавила она и закричала: – Это ужас какой-то! Нужно немедленно увольняться! С кем? Скажи, Корытникова, с кем мне работать?! Кронский застрял в Бурятии, Кабздецкий снова в запое, ты, кроме названия, ничего придумать не можешь! Один Мнушкин силится что-то изобразить! Опять пишет какой-то пошлый бульварный роман, где действие происходит в XIX веке. Снова все исторические факты переврет, снова у него все герои – масоны, снова он привозит мне по главе в неделю да приговаривает: «Еще тепленькое, из-под пера!». Дурак! А я сижу целыми днями и переписываю его ересь! Потому что мне за это отвечать – и никому больше! Надоели вы мне все! – Она хотела, видно, трубку бросить, но передумала и, немного успокоившись, проговорила: – Итак, Марья Алексеевна, завтра я вас жду.
«Не в настроении», – подумала я о Любочке, надевая шубу.
Дзз... Дззззззззззззз...
Да что ж это такое! Как нарочно!
– Да! Але!
– Манечка, здравствуй, детка! Мы с тобой еще не разговаривали? – Это была Мисс Бесконечность.
– Нет, – буркнула я. – Мне некогда, говори, что надо, я убегаю!
– А мне ничего не надо! У меня все есть!
– Что у тебя есть-то?
– А что надо!
– А что надо-то?
– А чего есть!
– Мне некогда, я убегаю! Икки спасать!
– Событиев у людей! Событиев! – проговорила она не своим голосом. Опять где-то услышала и как попугай бездумно повторяет выученные ночью чужие фразы. Что-то знакомое: «Событиев у людей!» Вспомнила! Ну, конечно, бабушка вчера посмотрела фильм «Старый Новый год» и теперь сыпет из него вызубренными выражениями.
– До свидания!
– Поспешишь – людей насмешишь! Зачем Глория Амурыча обидели? – Старушка никак не могла запомнить имя-отчество своего секретаря – удивительно при ее-то отменной памяти!
– Извинись перед ним за меня и скажи, чтоб больше не лез не в свое дело! Пока!
– Не оставляй меня, мой друг! – страшно взревела Мисс Бесконечность.
– Что такое?! Что стряслось? Ты упала? – испугалась я.
– В обидах, боли и смятенье! Даруй мне, нищей, свет прощенья! Не оставляй меня, мой друг! – Тьфу ты! Она снова мозги мне пудрит!
– Я кладу трубку!
– Нет! Я самое главное не сказала! Мои выборы завтра отменяются! Их на послезавтра перенесли! Еще не время... – загадочно проговорила она.
– Хорошо, приеду послезавтра!
Наконец-то я вылетела на улицу, галопом добежала до проктологической аптеки, открыла дверь, ворвалась внутрь, скинула шубу и поняла, что дополнила дурдом им. Моторкиной. Я стояла посреди торгового зала в полосатой пижаме и тапочках!
Я так спешила на помощь подруге, что даже забыла переодеться! В моей голове было только одно: «Спасать! Спасать Икки от кретинов (как она выразилась)!», но сама оказалась в их числе. Однако мне ничего другого не оставалось, как выполнить свою миссию до конца, поэтому я плюнула на свой внешний вид и рванулась в подсобку.
– Икки, выходи, я пришла! – Повернулся ключ в замке, и я увидела бедную подругу свою с синяками под глазами от бессонной ночи.
– Маш, ты чо в пижаме-то? – спросила она обреченно так, будто говорила: «И ты тоже с ума сошла!»
– Не обращай внимания. Я просто очень спешила тебе на помощь. Где эта бездельница Света?
– Вон, в туалете сидит, – Икки указала на соседнюю дверь.
– Светлана! – решительно крикнула я в щелку. – Выходи!
– Нет! Пока Иннокентий здесь, я не выйду! Ни за что! – И она заревела.
– Что я тебе говорила?
– Да в конце-то концов, мне дадут мои свечи?! – послышался мужской голос из торгового зала.
– Варя! Отпусти больному его свечи да подробно объясни, куда вставлять и насколько глубоко! Проинструктируй как следует! – во все горло крикнула Икки своей помощнице и, снова взглянув на мою пижаму, повторила: – Ну что я тебе говорила?
– Света! Не забывайся! Ты на работе! Не хочешь выполнять надлежащие функции – увольняйся, а общественное место нечего занимать! Нам что, на улице, что ли, свои нужды справлять?! – Рыдания прекратились, наступила тишина – наверное, полная девушка с одной бровью размышляла, стоит ли ей и дальше держать оборону или все-таки сдаться. Наконец дверь открылась, и перед нами появилась девица, страдающая от неразделенной любви, с красной, заплаканной физиономией – должно быть, Светлана поняла, что удерживать свою позицию в отхожем месте бессмысленно – у нее иссякли за эти два дня как моральные, так и физические силы.
"Самое гордое одиночество" отзывы
Отзывы читателей о книге "Самое гордое одиночество". Читайте комментарии и мнения людей о произведении.
Понравилась книга? Поделитесь впечатлениями - оставьте Ваш отзыв и расскажите о книге "Самое гордое одиночество" друзьям в соцсетях.