— Тогда нас обоих.

Я снова посмотрела на фотографию. Она была такой же, как и на моей прикроватной тумбочке. Долгое время я смотрела на неё и запоминала каждую морщинку на ангельском личике. Тем не менее, увидев её сейчас здесь, в доме Бреди, незапятнанную моими слезами, мне показалась, что она новая.

— Твоя мама только что приехала. У тебя около девяноста секунд, пока она не начала тебя искать.

Мои глаза прищурились, и я вздохнула.

— Боже. Почему они настаивают на том, чтобы проводить этот день каждый год?

Он подошёл ближе, а его ладонь опустилась на моё плечо.

— Время лечит, Шарлотта.

Я покачала головой, скрестив руки на груди.

— Нет. Это пытка. И честно говоря, немного расстраивает.

— Да, понимаю. Есть немного. — Его рука мягко сжимает плечо. — Но это даёт твоей маме возможность улыбнуться, а Бреди, пусть и ненадолго, вытащить голову из песка, по крайней мере, в течение тридцати секунд.

Мои плечи вздрогнули, а сквозь губы вылетел грустный смешок.

Том Стэффорд был тем отцом, которого я бы никогда не хотела для своего ребёнка. Он был удивительным человеком, но я всем сердцем мечтала о том, чтобы мы никогда не встречались. Но я догадывалась, что если бы в этом драматичном случае можно бы было обнаружить луч надежды, то именно он бы его и нашёл.

Он оставался детективом, который с первого дня исчезновения Лукаса, разыскивал его. Сначала мы говорили каждый день — обычно по нескольку раз. Но, по стечению времени, встречи стали мимолетными, надежда утекала, а наши отношения становились всё более личными. Когда бы я ему не позвонила, чтобы поплакаться: в субботу вечером, случайно, в три часа ночи, он всегда был здесь, поддерживая меня своим молчанием.

Хотя я никогда особо не спрашивала, почему он был так добр по отношению ко мне, он сказал мне много лет назад, что когда-то, в возрасте трёх лет, потерял свою дочь — она утонула. Я думаю, что возможно чем-то напоминаю ему её. Не знаю, как бы я смогла без него пройти через всю эту кромешную тьму.

— Сегодня ты обратишь на неё своё внимание? — спросила я.

Его рука сжалась.

— Забудь об этом.

— Прошло уже пять лет с тех пор, как умер отец, — заявила я, поглядывая на него через плечо.

Его карие глаза потемнели ещё больше, когда он посмотрел на меня.

— Знаю. Я был на похоронах, Шарлотта.

— Тогда ты знаешь, что уже наступило время для неё двигаться дальше. Она одинока, Том.

— Да. И это я тоже знаю. На самом деле, время пришло для вас обоих — упрямых женщин из семьи Миллс — двигаться дальше, — с нажимом ответил он.

Я закатила глаза и отошла. Я не была монашкой или кем-то вроде неё, но когда самыми главными моментами в твоей жизни являются ужин и выпивка с пятидесяти шестилетними мужчиной, который неровно дышит к твоей матери, могло показаться, что на самом деле я не так уж и была далека от их образа жизни.

— Билли снова спрашивал о тебе сегодня. Я мог бы…

— Ни за что, — прервала я Тома. — Мы не будем снова обсуждать тему по имени Билли Вейнер.

Его губы дрогнули от сдерживаемой улыбки.

— Да ладно. Он хороший парень. Я бы женил его на тебе, если мог.

— Его фамилия Вейнер.

Улыбка расползлась по всему его лицу.

— Дай ему шанс, милая. Даже если у вас всё сложится, то на свадьбе ты сможешь заставить его принять свою фамилию.

Я почти улыбнулась. В течение каких-то нано-секунд вина, которую я носила в своей груди как огромный валун, воспарила, бросив вызов гравитации.

Почти.

Пока она не обрушила на меня снова от звука его голоса.

— Мы собираемся резать торт, — объявил Бреди с порога. — Вы собираетесь остаться там?

Том пришёл в состоянии полной боевой готовности, когда мы оба повернулись лицами к отцу Лукаса.

Я знала, что это будет самый сложный день для меня. Каждый год я сходила с ума от страха перед этим праздником. Но в этом году все было по-другому, и я подготавливала себя к этому больше, чем обычно. Его звали Уильям Лукас Бойд. Моя мама сообщила мне дату его рождения. Но когда я посмотрела на него, то почувствовала, будто меня переехал грузовой поезд.

Моё сердце кровоточило.

Мои руки дрожали.

Мою голову заполнил крик.

Моё сознание плакало.

Один взгляд на Бреди с шестимесячным маленьким мальчиком с чёрными волосиками и карими глазками на руках был намного хуже, чем любой удар судьбы. Он был направлен прямо в сердце своим ржавым, иззубренным лезвием прошлого.

Моя спина ударилась о твёрдую грудь Тома, пока я, отчаянно моргая, пыталась оставаться в настоящем. Воспоминания о том, как Бреди держал Лукаса, заполнили разум, грозясь задушить меня. Озноб от взгляда Бреди прошёл сквозь моё тело, когда он переместил малыша в своих руках.

— Боже, Шарлотта. Ты не могла взять выходной?

— Я… — Я провела рукой по своему медицинскому халату, разглаживая его, и сделала всё возможное, чтобы сохранить твёрдость в своём голосе. — У меня был пациент. Я только что приехала из больницы.

— Ну, я рад, что ты нашла время в своём загруженном графике, чтобы присоединиться к нам.

Это могло быть невинным предложением, исходящим от кого-либо. Но только не от Бреди.

Это всё ещё убивало меня, так же как и его обвинения во всём. Прошло уже почти десять лет, а нескончаемое презрение продолжало лучиться из его глаз, когда мы видели друг друга. Я часто думала, что могла бы прождать сотни лет, а он так бы и продолжал косо смотреть на меня.

Время абсолютно не залечило его раны.

Он ненавидел меня. Я могу с этим жить, если бы он не был единственной частью Лукаса, которую мне тоже пришлось оставить.

Его я тоже потеряла.

Ни для кого не было секретом, что я не справилась с эмоциональным потрясением, обрушившимся на меня с исчезновением Лукаса. Бреди сошёл с ума, когда я вернулась в школу спустя пять дней после этого несчастья. Но у каждого свои собственные методы борьбы с трудностями или — в нашем случае — с разрушениями собственной жизни. Для меня же это был первый шаг к моей карьере.

Я не могла сидеть дома, ожидая телефонного звонка или постукивания в дверь от кого-то, кто сообщил бы мне новость — я нашёл его. Что если и сожаления того дня сделали из меня почти калеку, вынуждая переживать этот ад часами. Да, с замиранием сердца я ждала того момента, когда мне принесут сына назад. Молясь всем и каждому богу по отдельности, которые когда-либо существовали. Изливая океаны слёз. Потеряв часть себя в глубине отчаяния. Но независимо от того сколько раз я торговалась с Вселенной ничего не менялось. Я хотела, чтобы мой сын вернулся больше чем увидеть очередной рассвет, но никаких зацепок, ничего, что я могла бы сделать.

Бреди обратился к телевидению и тесно сотрудничал со Службой по розыску детей, в то время как я отчаянно хотела укрыться за тенями. Нашу историю вкратце показали в национальных новостях. И всю вину переложили на меня, что было очень сложно принять.

Какая мать способна оставить своего ребенка одного в коляске?

Она заслуживает гнить в тюрьме.

Вероятно, она убила его и устроила это похищение, чтобы скрыть преступление.

Это были одни из самых популярных комментариев, которые прозвучали в СМИ.

По мнению общества именно я была во всём виновата.

Я почти вынесла себе приговор, а весь мир продолжал кидать в меня камни.

Поэтому я вернулась к работе, делая всё возможное, чтобы не допустить саморазрушения. А люди не понимали этого, почему я не реагирую. Я пожертвовала всем ради своей карьеры. Любовью. Друзьями. Временем, которое я могла бы провести со своей семьёй. Но не заблуждайтесь. Не колеблясь, я бы отдала всё это в ту же секунду, как ко мне бы вернули Лукаса.

Распрямив позвоночник, я отказалась показывать Бреди слабость. Моё сердце сломано, но я не позволю ему сделать этот день ещё тяжелее, чем он есть.

— Я здесь, хорошо? Давайте обойдёмся без всей этой чепухи. Разрежем торт. А потом разойдёмся, притворившись, что всего этого никогда и не было.

Его челюсть сжалась, когда он уставился на меня.

— Правильно. Конечно. Притворимся. Способ Шарлотты Миллс.

Мой смех прозвучал невесело.

— Да, Бреди. Я единственная, кто притворяется, в то время как ты поёшь «С днём рождения» нашему десятилетнему потерянному сыну.

Слова выскользнули наружу прежде, чем я успела о них пожалеть. Это был глупый удар, вызванный гневом. Я должна быть лучше его провокаций. На протяжении многих лет я стала настолько искусной в том, чтобы уклоняться от его оскорблений, но именно эти слова заставили меня ответить Бреди. В мире было недостаточно оружия, которое защитило бы меня от его нападок.

Я подобралась.

Его лицо ожесточилось, а ноздри раздулись от гнева.

Это произойдёт.

Воздух вокруг нас накалился.

— Бреди, — предупреждающе сказал Том за моей спиной.

Но было слишком поздно…

— И чья же это вина, Шарлотта?

Слова пронзили меня. Это была правда, и этот факт я не смела отрицать.

Моя.

Это была моя вина.

Всегда и навсегда.

— Достаточно! — её голос взорвал тишину комнаты, как предупреждающий свист стрелы.

Я представила её, шагающей к нам как супергероиня, её рука взлетела бы вверх и мебель скользнула бы обратно к стенам по её желанию. По правде говоря, она вошла на цыпочках на своих тонких каблуках, одетая в чистые, белые льняные брюки и светло-коралловую шелковую блузку, которая резко контрастировала с её коротко подстриженными темными волосами. В свои пятьдесят восемь она оставалась такой же прекрасной, как и тогда когда была ребёнком. Но, несмотря на её миниатюрность и правильность снаружи, она была воином внутри. Когда пропал Лукас, она боролась со всем миром от моего имени.

— Сьюзен… — начал Бреди, но резко прервался. Он не был достойным противником Сьюзен Миллс. Не так много людей могли справиться с ней.

— Сегодня не твой день, Бреди, — отрезала она. — Ты стоишь здесь, держа на руках своего сына, и продолжаешь оскорблять и обвинять? Никогда не поздно научить своих детей о понимании и прощении. Будь примером для него. — Она обхватила маленькую головку Уильяма, закрыв ему уши, и прошипела: — И прекрати быть мудаком в день рождения моего внука.

Боже, я люблю свою маму.

Бреди переложил малыша и не смотря на меня и не проронив ни слова в мой адрес, развернулся и, поджав хвост, бросился по направлению к комнате.

Мои плечи развернулись, когда облегчение накрыло меня.

Со своими метр пятьдесят шесть я была лишь на четыре дюйма выше мамы, но когда она обняла меня, я снова почувствовала себя ребёнком.

— Привет, любимая, — проворчала она, все признаки её грубости исчезли.

— Привет, мама, — пробормотала я.

Том медленно прошел мимо, оставляя нас одних.

— Ты в порядке? — спросила она, разрывая наши объятия.

— Да.

Она сжала мои руки и пристально уставилась в моё лицо, чтобы найти хоть малейшие признаки лжи.

Если она их найдёт, то своей добротой постарается их прогнать.

Я была не в порядке. Уже долгое время. Она ненавидела это, но проходили годы, и лучшее что она могла сделать, это просто принять это. Счастливая и беззаботная Шарлотта Миллс, которую она вырастила, умерла в то суровое сентябрьское утро.

Она посмотрела мимо меня.

— Знаете, Том. У вас должно быть оружие. Оно бы не убило тебя, но помогло бы несколькими минутами назад, пока меня здесь не было.

Он поднял голову от телефона и небольшая, но совершенно неподражаемая улыбка растянула его губы.

— Не хочу потратить мои зрелые годы в тюряге, Сьюзен.

Она усмехнулась и захлопала ресницами (как умеет делать только та куколка Бетти Буп).

— Нет. Наверное, не хотим, не так ли?

Я перевела взгляд с одного на другого, пока они стояли, уставившись друг на друга, их чертова химия просто душила меня.

Боже. Я тоже этого хотела. С кем-нибудь. С кем угодно. Хотя это произошло бы только если бы я позволила человеку приблизиться ко мне, узнать меня. Во многих отношениях это казалось непреодолимой задачей, почти такой же сложной, как и узнать, кто забрал моего сына.

— В любом случае, — протянула я, чтобы оборвать их незримую связь.

Мама покачала головой, вероятно для того, чтобы прийти в себя.

— Я слышала пирог готов.

Мои плечи напряглись. Когда это перестанет причинять мне такую сильную боль? Однажды я прочитала в книге о скорби, что все это связано с первыми шажками ребенка, который сосредотачивает вас на каждом дне. Прошло уже десять лет, а я всё ещё чувствую, что будто заморожена во времени, не ожидая его возвращения домой, но и не зная, каким образом двигаться дальше.

Возможно, пришло время для более решительных шагов. Даже гигантских. Я больше не могла топтаться на одном месте. Однажды я проснусь и пойму, что в своём отчаянном бегстве от боли в настоящем, я позволила своему будущему пройти мимо меня.