– Мисс Блейк, вы прекрасная ученица, но вам надо прекратить так напряженно думать.

Софи поморгала, чтобы остановить головокружение.

– Значит, вот в чем секрет такого совершенного изящества светских женщин – пустые головы!

Лементер ответил веселым смехом.

– Ну нет, свой ум вам менять не следует, дорогая. Сообразительность поможет вам в любых обстоятельствах. И помните: стоять надо, выпрямившись во весь рост, двигаться – небыстро, улыбаться – лишь тем, кто того заслуживает. А если кто-то, любой человек, задумает вас обидеть, то не краснейте и не смущайтесь. Надо уставиться на такого наглеца и смотреть в упор до тех пор, пока он сам не смутится и не оставит вас в покое.

Такое легче сказать, чем сделать.

– Но что мне сказать людям? Откуда мне знать, о чем следует говорить?

Лементер покачал головой.

– Никогда не задавайте вопросов. Только отвечайте и только после очень короткой паузы, как будто вам скучно. Скучающий вид сейчас в моде. И не беспокойтесь, вы скоро поймете: все это – просто рутина, действительно несколько скучная.

Софи нахмурилась.

– Правда? Я всегда была слишком напугана, чтобы заметить это. Но если так, то зачем ехать? Зачем ночь за ночью наряжаться, прихорашиваться, танцевать?

Лементер усмехнулся:

– Игроки могут быть скучны, но сама игра – нет. – И он снова поклонился. – Мисс Блейк, я сейчас уезжаю, а утром вернусь со всем, что вам потребуется для завтрашнего маскарада у лорда и леди Уэйверли.

О нет!

– Маскарад? – Она с усилием сглотнула. – Так скоро? Но я не… мы же не…

Лементер уже направлялся к выходу, но обернулся и ухмыльнулся:

– Мисс Блейк, я когда-нибудь вас подводил?

Софи опустила глаза на свои руки, плотно сжатые на коленях. Завтра? Но ведь к завтрашнему дню она ни за что не успеет превратиться в томную, элегантную Софию! Он считает, что она способна на чудо?

Софи прикрыла глаза и заставила себя успокоиться. Может, она и не волшебница, но Лементер-то настоящий волшебник. В любом из его платьев женщина может весь вечер простоять в углу и все равно блистать. Во всяком случае, нормальная женщина.

Ладно, на ней хотя бы будет маска.


Грэм легко пришпорил коня – он долго тренировался делать это так. Практика оказалась кстати, ибо, не будь он отличным наездником, мог бы вывалиться из седла в эту самую минуту.

Перед ним был главный дом поместья Иденкорт. Огромный, величественный, импозантный, но – в руинах. С того места, где он остановил коня – на невысоком холме как раз над домом, – Грэм видел, что у конюшен провалилась крыша, крыло для слуг рассыпалось, а просторные сады представляли собой густую путаницу сорняков и завалы из валунов. Основная часть дома на первый взгляд сохранилась неплохо, но Грэм не решился пустить коня вниз по склону, чтобы войти внутрь.

Почему все так плохо? Он же был здесь только… Боже, прошло почти пятнадцать лет! Дом и тогда выглядел запущенным, неухоженным, даже заброшенным и слишком старым. Но сейчас казалось, что никто не забивал ни одного гвоздя, не тратил ни ведра известки на его стены лет пятьдесят.

Похоже, если процесс уже начался, дома разрушаются очень быстро. Грэм прикрыл глаза. А он-то надеялся, что в отчете Абботта невзгоды преувеличены. Теперь Грэму казалось, что на самом деле в своих оценках юрист проявил консервативную сдержанность. Абботт все еще верил, что поместье можно спасти. У Грэма такой уверенности не было.

Он проехал несколько миль по землям Иденкорта и видел, что поля и сады находятся в жалком состоянии, а ведь семейное предание утверждало, что некогда Иденкорт был одним из прекраснейших и богатейших имений в Англии. Какое несчастье с ним случилось?

Грэм смотрел на дом, который ненавидел всю жизнь, ненавидел не за камни, окна и изящный изгиб крыши, но за людей, которые в нем жили, за людей, на которых он, видимо, похож больше, чем сам полагал.

Нечего спрашивать, какое несчастье случилось с этим домом. С ним случился он, Грэм, его отец и братья, его дед и прадед. Кавендиши всегда любили игру, а не работу. Кавендиши не лучше любых паразитов.

Грэм развернул коня и пустил его в галоп. Совсем как в юности, он стремился оказаться как можно дальше от Иденкорта. Но вместо ощущения подавленности и обиды, которые гнались за ним по пятам в прежние времена, на сей раз его преследовал самый тяжелый стыд.

Глава 8

Вечером в тот же день Грэм, прикрыв глаза, сидел в кабинете отца перед громадным столом, сплошь покрытым газетами. Как ни странно, он никогда не видел, чтобы отец писал или читал за этим столом, гигантским, как речная баржа.

Скверно. Возможно, используя отец хоть изредка эту комнату для чего-либо иного, кроме курения и выпивки, Иденкорт не оказался бы в столь плачевном состоянии.

Глаза Грэма были закрыты, но в голове продолжали крутиться слова.

«Наводнение. Неурожай. Пожар. Голод».

Вот что хуже всего. Немногие оставшиеся верными хозяевам арендаторы или те, у кого не было другого выхода, буквально умирали от голода. Он скакал мимо их коттеджей на прекрасной лошади, в отличном костюме, и ему становилось дурно от бедности и запустения этих мест. Грэм буквально ощущал тошноту, вспоминая, сколько денег он бездумно проиграл за карточным столом, извел на вино и женщин. В прошлом, когда у него пустели карманы, а ростовщики больше не давали в долг, он выпрашивал деньги у братьев или у отца, ни на минуту не задумываясь, откуда эти деньги брались.

Он годами избегал Иденкорта, и даже когда приезжал, то не обращал внимания на состояние дома, лишь выражал недовольство по поводу здешней убогости. Эгоистичный идиот, он только вздыхал с облегчением, когда наступала пора уезжать.

За Иденкорт отвечал отец, но, зная отца, Грэм должен был понимать, что никаких реальных действий эта ответственность за собой не влекла. «Я не хотел ничего знать. Я хотел только развлекаться». А значит, он ничем не лучше старого герцога. Даже хуже, потому что он, Грэм, человек более умный и одаренный.

«Софи, ты говорила обо мне правду».

Сожаление о несделанном разъедало ему душу, но Грэм понимал, что у него нет времени на самобичевания. В конце концов, разве самоедство не еще одна форма эгоизма: снова тратить силы на себя одного?

В дверь заглянул Николз и объявил, что к нему посетитель. Грэм оторвал голову от сложенных на столе рук.

– В такой час?

Николз ответил ему кислым взглядом. Подразумевалось, что если Николз вынужден не ложиться, а прислуживать своему неразумному хозяину, то и любой другой человек может позволить себе не спать, а ходить по гостям.

Бедный старый Николз нелегко перенес смерть хозяина и его наследников. Грэм надеялся, что старик уйдет в отставку, хотя новоявленный герцог был не в состоянии предложить ему хотя бы какую-нибудь пенсию, но Николз с собачьей преданностью продолжал служить, хотя и позволял себе временами высокомерное фырканье.

Настоящее испытание ждало Николза из-за того, что Грэм решил не устраивать грандиозные похороны, когда старый герцог и его сыновья после трехнедельного морского путешествия вернутся наконец в Англию.

Грэм полагал, что после нападения слона и долгой дороги тела едва ли можно будет представить публике. Да и у отца почти не было друзей, которые могли бы получить удовольствие от пышных похорон. Грэм планировал тихонько спихнуть родственников в фамильный склеп в поместье Иденкорт, как только корабль войдет в порт. Чем меньше шума, тем лучше, пусть даже Николз больше никогда не принесет ему горячей воды для ванны.

Гостем оказался солидный мужчина, которого Грэм прежде не видел и чье имя в тот же миг выскользнуло из его памяти, ибо сразу за представлениями последовала демонстрация долговых обязательств покойного герцога.

Грэм просмотрел ворох бумажек в поисках каких-либо признаков мошенничества, но из неразборчивых подписей отца было ясно, что тот назанимал денег под залог доходов от поместья на несколько лет вперед – доходов, которые никогда не будут получены, если немедленно не вложить в землю весьма значительные средства. Дела были куда хуже, чем Грэм рассчитывал. Где он найдет невесту, чья семья согласится не только восстановить Иденкорт, но и выплатить эти чертовы долги?

– А вы уверены… – Грэм потер лицо, – я имею в виду… нет ли возможности прийти к некоему соглашению?

Гость подался вперед и постучал по бумагам.

– Ваша светлость, это же контракты! Я делал вашей семье одну уступку за другой, а сейчас у меня просто нет другого выхода, кроме как тотчас представить эти векселя к оплате.

Грэм вздохнул.

– Мне надо произвести довольно много подсчетов, прежде чем я смогу сделать какие-то… Ладно, в данный момент я работаю над неким решением… – Интересно, сочтет этот тип женитьбу на богатой невесте достаточным финансовым обеспечением? Сам Грэм полагал, что все это выглядит не слишком надежно.

Собеседник с жалостью посмотрел на новоявленного герцога.

– Ваша светлость, я – еще не самое худшее из того, что вас ждет. Мне известно, к каким людям в конце концов обращались ваши родственники, когда ни один порядочный человек уже не предоставлял им кредита. Поэтому я и явился сюда так рано, пока вы еще… здесь.

Грэм с сомнением посмотрел на собеседника. «Пока вы еще живы…» Именно так хотел выразиться этот тип? Разумеется, нет. Наверняка у отца хватило здравого смысла не опускаться до опасного уровня. Хотя откуда бы этому здравому смыслу взяться, если старый герцог ни разу в жизни его не проявлял?

Грэм беспомощно простер руки.

– Я твердо намерен признать все долги нашей семьи. Как мне заставить вас в это поверить?

Гость торопливо огляделся. Его глаза с жадностью обежали картины, гобелены, прекрасную, хотя и поцарапанную мебель.

– Кстати, я случайно прихватил с собой дополнительную повозку…

Случайно. Все ясно. Грэм тяжко вздохнул. Надо смириться. Похоже, его наследство обдерут со стен прямо сейчас, еще до похорон.

Через час незваный гость с удовлетворенным видом отбыл с повозкой, наполненной всевозможными ценностями, включая фамильное серебро, потеря которого привела Николза в состояние агонии. В ответ Грэм получил несколько долговых обязательств и теперь сидел перед камином, швыряя их в огонь – одно за другим, чтобы казалось, будто их сгорело больше. Не слишком ли патетично? Но ведь он и правда взволнован перспективой принять решения. Он нужен людям Иденкорта, а ему нужна богатая невеста. И нельзя терять ни минуты. Ухаживания, помолвка – все это займет немало времени. Могут пройти месяцы, прежде чем он сумеет вложить в имение хотя бы какие-то деньги. Кстати, лондонский сезон тоже скоро закончится, осталась всего пара недель. Все обаяние мира не поможет его людям продержаться еще одну зиму. Эта мысль пригибала Грэма к земле.

Он вернулся к столу, потер лицо, чтобы глаза сфокусировались на лежащих перед ним отчетах. Протянул руку, придвинул стул и расположился на нем с возможным комфортом.

Акры, рощи, леса – голый остов Иденкорта. Рассыпающиеся мельницы, ветхие конюшни, сгнившие элеваторы – разлагающиеся остатки умирающего имения. И арендаторы – сердце Иденкорта, которое с каждой минутой бьется все медленнее. Чтобы спасти их, Грэм был готов жениться на лошади, но только на очень богатой. Если невеста будет всего-навсего выглядеть и ржать, как лошадь, Грэм решит, что ему повезло.

Слова и цифры закружились перед глазами. Грэм тряхнул головой и откинулся в кресле. Нельзя за несколько дней узнать то, чему следовало учиться смолоду. Самое лучшее, что он может сейчас сделать для Иденкорта, – это лечь спать, чтобы выглядеть свежим, и завтра на светском аукционе успешно продать собственные тело, душу и титул. Грэм бросил взгляд на часы. Не завтра, а уже сегодня. Все-таки удивительно, что его так беспокоит перспектива брака без любви. Странно, он и не думал, что настолько романтичен.

Небо за аркой окна посветлело. Еще одна ночь без сна. Надо и правда ложиться спать, иначе он распугает всех потенциальных невест. Но вместо этого Грэм вскочил на ноги, вышел из кабинета, со столика в холле подхватил перчатки и шляпу и шагнул в первый утренний свет. Ноги сами собой понесли его в сторону Брук-Хауса.


Но не один Грэм провел эту ночь без сна. У себя в спальне, в Брук-Хаусе, Софи вытянула шею, чтобы разглядеть себя в небольшом зеркальце. Если Лементер заметит круги у нее под глазами, мало ей не покажется, но она просто не могла заставить себя сомкнуть глаза хоть на минуту.

У нее за спиной Патриция нетерпеливо пританцовывала от возбуждения, она только что внесла в спальню платье для дебюта «Софии».

– О, мисс, оно такое элегантное! Вы всех поразите, это уж точно.

Софи встала, желая скорее увидеть, что привезли этим утром, но едва смела взглянуть на наряд. Если это будет не чудо, не волшебство, а всего-навсего обычное платье, если окажется, что сама она безнадежна, то… Нет, она в это просто не верит! Сделав глубокий вдох, девушка обернулась и…