– Окна! – Она нацелила на него щетку для волос. – Не забудь нанять стекольщика. У нас столько разбитых окон!

Именно Сэди придумала нанять мистера Стикли для общего руководства ремонтом главного дома, и тот с энтузиазмом взялся тратить состояние Пикеринга почти с той же скоростью, с которой его наращивал.

– Основной капитал в безопасности, – заверил он Грэма. Там были еще слова вроде «амортизации», «процентного прироста», так что глаза Грэма вскоре остекленели, и он просто махнул рукой – «продолжай работать».

– У вас отлично получается, старина.

Лицо Стикли осветилось улыбкой.

– Благодарю вас, ваша светлость. Я надеюсь когда-нибудь оказаться здесь гостем.

Грэм ответил ему недоуменным взглядом.

– Да мы вообще не собираемся вас отпускать.

У маленького управляющего определенно увлажнились глаза. А что касается Грэма, то он не мог дождаться, пока Стикли освободится и займется остальной частью поместья.

Однако в этот момент усадьба выглядела хуже, чем прежде. То, что покосилось, снесли. Разбитое заколотили досками. То, что еще поддавалось починке, убрали. Кругом зияли огромные дыры, и валялся мусор.

Грэм и Сэди жили в самом центре этого водоворота. Грэм со всей сердечностью пригласил семьи Брукхейвенов и Марбруков на помощь. Те с извинениями отказались. В это время умер старый герцог Брукмор. Колдер и Дирдре взяли Мэгги, котенка, Фортескью-младшего и перебрались в свою новую резиденцию в Брукморе. Ральф и Феба сразу отправились в Брукхейвен, надеясь обосноваться там и осуществлять опеку и надзор за имением в интересах первого сына мужского пола, который родится у Колдера и Дирдре.

Дирдре призналась, что уже ждет ребенка. Феба продемонстрировала прежде не замеченный в ней соревновательный дух и вскоре тоже оказалась в интересном положении.

Сэди счастливо засмеялась этим новостям от кузин и тут же потащила Грэма в дом, чтобы попрактиковаться. Грэм с энтузиазмом поддержал эту мысль. И не раз.

Сейчас, стоя в холле, он закашлялся от штукатурной пыли. Муж Мойры, Джон, безмятежно вытряхивал кусок брезента с балкона над головой Грэма.

– Прошу прощения, ваша светлость.

Вот они, радости возвращения домой! Грэм поднялся наверх, старательно избегая волчьих ям на лестнице, где были вынуты раскрошившиеся мраморные ступени. Теперь лестница ждала ремонта, а ее очередь подойдет нескоро.

Сэди не оказалось ни в кухнях, ни в саду, ни даже в конюшнях. Грэм подавил смешок. Сэди заявила, что ей нет нужды учиться ездить верхом и что она в жизни больше не сядет ни на одну лошадь. Тем не менее она постоянно торчала в конюшнях, подкармливая сахаром крепкого пони, на плечах которого сейчас лежала большая часть перевозок.

С верхней площадки лестницы Грэм оглядел свои владения. Удивительно, как мало у него сохранилось воспоминаний о прежней жизни в этом доме. После ритуального костра, в котором сгорели последние остатки иссохших и пыльных охотничьих трофеев, в этих прекрасных залах все реже чувствовался жестокий дух старого герцога.

Вместо этого Грэм начал ощущать благословенное присутствие матери. Может быть, она приходила сюда? Конечно, он не верил в это по-настоящему. Возможно, он просто замечал следы женского присутствия. Каждое дело, за которое бралась Сэди, давало исключительные результаты. Казалось, дом просто жаждет, чтобы о нем заботились, улучшали его, любили.

«А разве не так и мы, люди?»

Наконец, устав от поисков, Грэм запрокинул голову и, перекрывая стук молотков, визг пил и прочую какофонию, выкрикнул ее имя:

– Сэди!

– Я здесь, Грей.

И он пошел на ее соблазнительный голос, прилетевший из старой герцогской спальни. Она стояла на коленях у камина и вычищала скопившуюся за годы золу. Сэди выглядела усталой, изможденной, чумазой и абсолютно счастливой.

– Сэди, ты не должна сама этим заниматься. Ты испачкаешься!

Сэди посмотрела через плечо и рассмеялась.

– На себя посмотри!

Грэм опустил глаза на свою рабочую одежду, испачканную битумом.

– Я командовал кровельщиками в северных коттеджах, – объяснил он. – Я не мог не испачкаться.

Сэди откинулась назад и села на корточки.

– Гм-м-м… Видно, тебе там понравилось. Ты весь, как мальчишка, в грязи.

– Я такой. Я грязный мальчишка. – Он бросил на нее плотоядный взгляд.

Она ответила тем же.

– Хочешь вечером посмотреть, как я принимаю ванну, грязный мальчишка?

Грэм с трудом проглотил слюну. Надо же, он снова возбужден. «Всему свое время». Он прочистил горло.

– Конечно, хочу. – Тут он вспомнил, зачем поднялся наверх. – Время занятий верховой ездой.

Сэди закатила глаза.

– Лошади очень полезны. Могут таскать экипажи и все такое. Я слышала, какие-то народы их даже едят. Думаю, не стоит загружать их еще и верховой ездой.

Грэм опустился на колени с ней рядом.

– Ездить верхом очень приятно. Обещаю, тебе понравится. Не надо бояться.

Сэди фыркнула, совсем как лошадь.

– Я не боюсь. Как я могу бояться существа, которое в три раза больше меня, имеет огромные зубы и железные подковы?

– Признаю, когда они нападают на беззащитные цветочки – это ужасно, я даже представить себе боюсь, что испытывает куча сена, когда в нее вгрызается лошадь.

Грязная угольная щетка ударила его в грудь, но Сэди смеялась.

– Ну ладно. Как только я здесь закончу, сразу приду в конюшню и буду учиться.

Меняя тему, Грэм огляделся вокруг.

– Чем тебе так нравится комната моего отца?

Сэди склонила голову набок.

– Дурачок, это не комната твоего отца, это твоя комната!

– Наша комната, – пророкотал он ей в ухо. – Если ты будешь проводить со мной все до одной ночи нашей жизни, то я буду спать, где тебе нравится.

Сэди захихикала, когда его небритая щека защекотала ей кожу, потом вдруг посерьезнела и посмотрела ему в глаза:

– Я люблю тебя, Грей. И полюбила тебя раньше, чем ты стал герцогом.

Грэм улыбнулся и потер грязное пятно у нее на щеке, но только размазал сажу.

– Я люблю тебя, Сэди, моя госпожа. И полюбил раньше, чем ты стала одной из самых богатых женщин в Англии. Я полюбил тебя раньше, чем ты превратилась в самую красивую женщину Англии. И я почти уверен, что полюбил тебя раньше, чем ты превратилась в самую сумасшедшую женщину Англии, но тут я, пожалуй, рисковал.

Сэди улыбнулась, расточая свое, теперь уже знаменитое, обаяние лишь на него одного. Он всегда хотел, чтобы было именно так.

Оба были в грязи и саже, но он стал целовать ее как сумасшедший. От его неутомимых рук и умелого языка она почти лишилась сознания.

И они занялись любовью прямо в золе, герцог и герцогиня, для которой все-таки наступило счастливое будущее.