Селеста Брэдли - Самый желанный

Виски на вкус напоминало мочу. Грэм с подозрением посмотрел на графин. Что задумал этот Николз?

Разочарованный и раздраженный, он швырнул графин в жерло камина у себя в кабинете. Тот рассыпался на осколки, виски вспыхнуло голубым пламенем.

«Графин был из тонкого хрусталя. Ты целый месяц мог кого-нибудь кормить на такие деньги!»

С каких пор его внутренний голос стал женским? И всегда оказывается прав.

Все, что можно продать, будет продано. Лондонский дом следует выставить на аукцион. Вроде бы он не входит в майорат… Возможно, этого хватит, чтобы успокоить самых горластых – и опасных – кредиторов и заплатить за новые крыши для арендаторов, которые решились провести зиму в Иденкорте.

А после этого ему грозит настоящая бедность.

За себя он не боялся. У него как будто совсем пропал аппетит, а за последние сутки стало ясно, что он не способен выпить достаточно, чтобы заглушить этот язвительный, лживый голос у себя в голове. Так что ему самому не нужна ни еда, ни питье, только крыша над головой и кресло, чтобы тупо сидеть в нем и ни о чем не думать.

Да, он рехнется. Превратится в сумасшедшего герцога, станет бродить по огромному, ветхому дому, и матери будут пугать им непослушных детей.

«Будь хорошим мальчиком, иначе герцог унесет тебя».

Тени страхов из его собственного детства метались в мозгу Грэма. Беспокойный дух требовал действий. Грэм вскочил на ноги… Но ему некуда было идти. На Примроуз-стрит его не ждал никто, кроме Тессы. Не было там ироничной рыжеватой девчонки с длинными ногами и слишком умными мозгами, что не пошло ей на пользу.

«Куда она пошла, когда ты бросил ее в церкви?»

Он не бросал ее. Она стояла в толпе целая и невредимая.

«Но толпа презирала ее. Даже священник смотрел на нее враждебно».

Это не его дело. Не его любовь, не его любимая. Не его Софи.

«Просто твоя жена».

Грэм потер лицо руками. Его жена, Сэди.

«Сэди».

Грэм произнес это имя вслух, как будто пробуя его на вкус.

– Сэди, герцогиня Иденкорт. – Звучало неправильно. Имя, как у прачки, и титул, выше которого только королевский. Смешное сочетание.

В голове как будто возник радостный смех. «Смешное, но превосходное».

– Видишь, я же говорила тебе, что он пьян.

Грэм даже не потрудился обернуться.

– Ты пропустила мою свадьбу, Дирдре.

– Это справедливо. Ты пропустил мою. – Она прошла в комнату, следом за ней – Феба. Грэм ждал, что за ними появятся их покорные мужья, и облегченно вздохнул, когда этого не случилось. Он считал их неплохими людьми, но сейчас ему тошно было видеть влюбленные пары, а этих супругов явно соединяла любовь. Это просто чувствовалось в воздухе.

«Я не могу дышать. Не слышу, как бьется мое сердце. Я не могу жить без своей Софи». Которой не существует на свете. «Какая нелепость».

Надеясь прогнать этот голос из головы, он стиснул ее руками. Может, надо посоветоваться со священником? Ведь они временами занимаются экзорцизмом?

Внутренний голос заткнулся, но заткнуть Дирдре было невозможно, если ее разбирало по-настоящему.

– Чем ты тут занимаешься? Сидишь в темноте и пьешь? – Она прошла к окну и раздвинула портьеры, впустив в комнату ужасный, безжалостный свет. Уперла руки в бока и стала его рассматривать. – Тебе следует заняться делами, важными делами.

Ослепленный Грэм захлопал глазами, его мозг пронзили тысячи раскаленных игл.

– Сейчас же задерни! Ковер выцветет. Наверное, мне его скоро придется продавать.

Дирдре помахала у него перед носом какой-то бумажкой.

– Ты должен кое-что сделать и помочь Сэди.

Феба пожалела Грэма и немного сдвинула портьеры.

– Дирдре, – сказала она, – ты лучше опрокинь свой ушат гнева на здешнего дворецкого. Ну что за бездельник! Думаю, нам всем не помешала бы чашечка чая.

Дирдре недовольно вздохнула, протянула свои бумаги Фебе и в праведном гневе выплыла вон из комнаты. Бедный Николз.

Феба расправила листочки. Грэм тем временем рухнул в большое кресло за массивным столом.

– Очень странная комната, – светским тоном заметила Феба.

– Ты бы видела ее до костра, – пробурчал Грэм.

Феба улыбнулась.

– Обожаю костры. Но медведь мне тоже нравится. Такое могла бы сотворить Со… Сэди.

Грэм закрыл глаза. Она проникла в его кости и кровь. Какая разница, если следы ее присутствия появляются то тут, то там?

– Она добавила бант.

– А… – Феба присела на низенькую скамеечку у его ног. – Грэм, я не слишком давно тебя знаю. И Сэди знаю не дольше. Но мне кажется, что она любит тебя по-настоящему. – Феба вздохнула. – Она так печальна.

Значит, она в Брук-Хаусе. Ну разумеется.

«Целая и невредимая».

Ему нет до этого дела. Ни капельки. Тем не менее некий тревожный дух перестал беспокойно кружиться у него в голове, устало поник и, успокоенный, предался скорби. Глупый, глупый верный пес. Глупое, верное сердце.

Грэм откинулся в кресле.

– Феба, какая разница, любит она меня или нет? Я даже не знаю эту женщину.

– Грэм, если ты не уволишь этого мрачного дармоеда, я выплесну этот вонючий чай тебе на колени.

Не открывая глаз, Грэм сказал:

– Прекрасно. Вот и Дирдре вернулась.

«Ты сам себе не надоел еще?» Надоел. Грэм открыл глаза.

– Думаю, ты сам себе уже опротивел, – заявила Феба.

– Мне точно опротивел, – согласилась Дирдре.

Но больное сердце Грэма все не успокаивалось.

«Она разрушила мою жизнь!» В финансовом смысле – конечно, но не в других. Хотя нет, разрушена вся его жизнь.

Феба сверкнула глазами.

– Она сделала это только для тебя, Грэм!

– Она лгала мне!

Дирдре фыркнула:

– Всего одна ложь. Одна маленькая ложь. Неужели ты сам никогда никому не солгал, а, Грэм?

– Но…

– Она была совсем одна, – вмешалась Феба.

Это поразило Грэма. Он знал, каково это – всегда быть в одиночестве.

Феба продолжила:

– Ты поместил ее на пьедестал. А это несправедливо. Раньше или позже она все равно оступилась бы и упала. Она – всего-навсего человек.

Но Грэм не считал Софи простым человеческим существом. Он считал ее… в некотором роде иконой, символом правды, добродетели и… Видит Бог, ему уже дурно от собственных неотвязных мыслей.

Конечно, легко винить ее во всех бедах, но поместье Иденкорт попало в трудное положение задолго до того, как она появилась на свет. И, скорее всего, в этой беде оно оставалось бы еще долго. Даже если бы волшебным образом у семьи появились деньги, для поместья чудо бы не произошло. Впереди ждала бы тяжелая, затяжная, последовательная работа, работа, для которой, как это ни трудно было признать, Грэм мог оказаться не готов.

Он считал, что ему нужны были деньги Лилы, но это был прежний Грэм, рассчитывавший, что кто-то снимет с него самое тяжкое бремя. Он поднял наконец голову и посмотрел на кузин.

Сэди Уэстморленд врала им тоже. Обманула их, выставила в дурацком свете и даже пыталась украсть их наследство!

Она, черт возьми, хотела отдать это наследство ему, так сказать, на тарелочке с голубой каемочкой. А у него самого она украла только сердце. Но ведь он отдал его по собственной воле, ведь так?

Дирдре внимательно наблюдала за Грэмом.

– Лементер рассказал нам, что у тебя была возможность отменить свадьбу. Интересно, ты задавался вопросом, почему этого не сделал?

Грэм запустил пальцы в волосы.

– Я не мог погубить ее.

Феба ласково ему улыбнулась.

– Но мог погубить себя?

Дирдре улыбнулась, как кот, нализавшийся сметаны.

– На мой взгляд, это любовь.

Любовь.

– Черт подери все на свете! – Грэм вскочил на ноги. – Я забыл! Эта тетка, Блейк, сказала, что собирается предъявить обвинения!

Миссис Блейк, полная горечи и жаждущая мести, остановилась в доме на Примроуз-стрит. Тесса, выигравшая битву за наследство Дирдре, великодушно это позволила, а уже через час собрала собственные вещи и переехала к новому любовнику. Когда у человека еще более ядовитая натура, чем у самой Тессы, его общество утомляет довольно быстро.

Грэм, Феба и Дирдре вместе поднялись по ступеням дома. Когда распущенный дворецкий Тессы открыл наконец дверь, он оказался лицом к лицу с тремя ангелами мести.

Дирдре поразила его сияющей улыбкой, которая, правда, не достигла ее яростных глаз.

– Добрый день, Херрик. Мы явились с родственным визитом.

В гостиной дома по Примроуз-стрит Грэм, Феба и Дирдре окружили испуганную и дрожащую миссис Блейк.

– Вы заявили, что она была служанкой? – Феба была само терпение. Терпение и беспощадность. – Но вы никогда ей не платили, это верно?

– Но я дала ей дом, разве нет? Обращалась с ней как с членом семьи! Зачем еще было платить? Те деньги прислали на имя моей дочери! А она их украла! Это черная неблагодарность и грех!

– Вашей дочери? – Грэм говорил медленно, не сводя глаз с Фебы и Дирдре, потом многозначительно приподнял брови.

У Фебы расширились глаза, но Дирдре сразу схватила суть.

– Да-да, – согласилась она с миссис Блейк и сочувственно кивнула. – Вашей дочери Софи.

Миссис Блейк немедленно подалась вперед, к единственному источнику сострадания в этой комнате.

– Да, моей дорогой, драгоценной…

– Дочери. – У Фебы приподнялись уголки губ. – Вашей дочери.

Миссис Блейк начала подозревать, что происходит что-то неладное, что гости без конца повторяют одну и ту же фразу.

– Да, – раздраженно повторила она, – моей дочери Софи, и что из этого?

Грэм опустил глаза на свои сложенные руки.

– Когда вы потеряли дочь, вы привезли домой С… мисс Уэстморленд, правильно?

Теперь женщина насторожилась по-настоящему.

– Да. Я тосковала по своей дорогой Софи, и когда ее не стало, моя экономка привезла девочку, сироту, чтобы она составила мне компанию. Экономка сказала, что выбрала эту девочку потому, что она похожа на мою дорогую Софи – хотя лично я никакого сходства не видела.

Грэм, рассматривая саму женщину и миниатюру, которую она с трагическим видом прижимала к груди, отметил, что Софи… э-э-э, Сэди, была достаточно похожа на них обеих, и любой мог поверить, что она родилась в этой семье. Волосы – скорее рыжие, чем светлые, глаза – особого серого цвета, дымчатые, и ко всему прочему – характерный нос Пикерингов. Грэм заметил, что Феба и Дирдре пришли к такому же выводу. Эта женщина собиралась выдать сироту за собственную дочь и получить состояние Пикеринга!

– Гм-м-м… – Дирдре улыбнулась уж слишком любезно. – Скажите, как это называется, когда человек берет сироту из приюта и предоставляет ребенку кров? – Подыскивая слово, она щелкнула пальцами. – Грэм, помоги? Слово выскочило из головы.

Грэм улыбнулся.

– Думаю, ты вспоминаешь слово «удочерение».

Дирдре удовлетворенно улыбнулась и опять стала похожа на сытую кошку.

– Точно. Именно удочерение. – Она едва не мурлыкала, слегка прищурившись, наблюдая за миссис Блейк.

Тут вступила Феба:

– Вы сами сказали, что деньги предназначались вашей дочери. Разве удочерение не превратило Сэди Уэстморленд в вашу дочь, а также в полноправную правнучку сэра Хеймиша?

На лице женщины появилось злобное выражение.

– Понятия не имею, о чем вы говорите.

Феба с улыбкой склонила голову набок.

– Полагаю, мне известно, кто может все вам растолковать.

Прибывшего мистера Стикли провели в семейную гостиную, где он оказался лицом к лицу с невероятной картиной. Герцог Иденкорт, стоя за спинкой кресла, исполнял роль стража, а маркиза Брукхейвен и леди Марбрук служили прекрасным обрамлением сцены.

Кресло занимала поникшая и явно встревоженная дама – та самая, которая испортила прекрасную свадьбу мисс Блейк. Правда, девушка оказалась не мисс Блейк, так?

– О боже! – воскликнул мистер Стикли. – Как все это неприятно!

И удивленно заморгал, когда все трое стоящих одновременно расхохотались. Но, получив разъяснения по поводу возникшей проблемы, мистер Стикли оказался в своей стихии.

– При майорате, – начал он свои пояснения, – приемный сын не считается законным наследником. Но приемная дочь определенно может наследовать имущество согласно обычному завещанию, при условии, что вышеупомянутое завещание не требует наличия кровного родства. – Он в оцепенении уставился на маркизу. – И вы согласитесь, чтобы мисс Блейк… э-э-э… герцогиня Иденкорт получила наследство до того, как наступит ваша очередь?

– Несомненно. Надеюсь, так и будет. – Маркиза улыбнулась, ее глаза потеплели от симпатии к нему. Она действительно была очень красива! Золотые волосы, потрясающие глаза…

Герцог щелкнул пальцами у него перед носом.

– Уймись Ди. Парень к этому не привык.

Стикли прочистил горло и поправил галстук.