Селеста Брэдли - Самый желанный

То, что всегда подавлялось, загонялось вглубь, не признавалось, вытаптывалось: дерзкие мечтания, страстные порывы, неутоленная жажда, – все это теперь вырвалось на свободу и взывало к отмщению. Софи не дышала, не думала, не сопротивлялась.

Дрожащей рукой она сорвала повязку. Ее глаза распахнулись и сцепились взглядом с глазами Грэма. Едва разлепив пересохшие губы, Софи взмолилась:

– Пожалуйста…

Пронзительный взгляд девушки поразил Грэма.

«Отлично. Отлично».

А потом вдруг: «Что ты делаешь, мерзавец? Зачем соблазняешь эту девочку? Чтобы отвлечься от мысли о долге?» Все-таки он негодяй, и доказал это снова. Слишком много часов они провели вместе, слишком много вечеров, полных свободы и дружеской близости. Грэм отстранился, справился со своей реакцией на ее просьбу, намеренно истолковав ее ложно.

– Да, да, конечно. Уже перестал. Прости.

Он медленно поднялся, растягивая время, чтобы спало возбуждение, но беспокоился он напрасно, ибо взгляд Софи не отрывался от ее рук, крепко сжатых на коленях.

«Идиотка! Тупая, бессмысленная дура! Что ты возомнила?» Слава богу, что Грэм неправильно истолковал ее пошлую мольбу. Теперь ясно, что она вовсе не так надежно защищена, как казалось, но она и вообразить не могла, что будет готова расстелиться перед ним прямо тут, на ковре, стоит ему только поманить ее.

«Стоит ли беспокоиться о таких вещах? Он скучал. Играли в детскую игру… Он не хочет тебя».

Грэм со стыдом отвернулся, более того, он сразу вспомнил то, о чем настойчиво старался не думать. Краткие мгновения передышки только ухудшили дело, ибо сейчас вся тяжесть его положения обрушилась на него, словно крошащиеся камни самого Иденкорта.

Он с силой потер лицо обеими руками.

– Софи, простите… Простите меня. Боюсь, я сегодня сам не свой.

У него за спиной она прочистила горло.

– Почему…

Он услышал, как она шевельнулась. По шороху ее простого муслинового платья можно было понять, что она отодвинулась в сторону. А чего было ждать? После такой эгоистичной выходки с его стороны…

– Почему вы сам не свой? – продолжила Софи.

Он невесело хохотнул.

– После того как я ушел отсюда вчера вечером, произошла странная вещь. – Ему все еще не хотелось произносить это вслух. Рассказать все Софи – значит превратить кошмар в реальность. Но, возможно, пора это сделать? – Мой отец умер.

– О боже! Ужасно! – В голосе Софи снова появилось тепло, отчего Грэм почувствовал себя еще хуже. – Неудивительно, что сегодня вы не тот Грей, которого я знаю.

В ответ он громко расхохотался, лающие звуки скорее напоминали истерику, чем смех.

– Мой старший брат погиб вместе с ним.

На сей раз Софи шагнула к нему и положила руку на плечо.

– О, Грэм!

Он закрыл рот рукой, как будто стараясь затолкать обратно истерику, которая рвалась наружу. Софи, настороженная и смущенная, смотрела на него в недоумении.

– Двойная трагедия, – наконец проговорила она. – Как это печально.

Смех, неудержимый, панический, изо всех сил пытался вырваться из его груди.

– И это еще не все…

Софи сделала шаг назад, сложила на груди руки и решительно заявила:

– Грей, говорите все!

– Они все погибли. – Его голос, напряженный от необходимости сдержать истеричный смех, словно бы треснул на слове «погибли». Он снова потер лицо. Ладони оказались мокрыми. Грэм сделал глубокий вдох. Его поразила собственная несдержанность.

Но Софи была рядом, она взяла его за руки, подвела к креслу – практически толкнула на сиденье, опустилась на колени у его ног. Грэм хотел поблагодарить ее за участие, но заметил, что ее ладони у него в руках и он сжимает их с такой силой, что побелели косточки, но девушка ни одним звуком не показала, что ей больно. Грэм ослабил хватку.

– Простите.

Софи потянулась к нему, он сам к ней склонился. Она положила ладонь ему на грудь и вынула из нагрудного кармана платок.

– Возьмите, – спокойно произнесла она. – Глаза влажные.

«Влажные». Конечно, говорить, что он плачет, нелепо. Грэм чувствовал себя вполне спокойно, вот только справиться бы с приступами смеха, да из глаз почему-то льются слезы.

Наконец он поднял взгляд на Софи.

– Разумеется, вы понимаете, что это значит.

Она кивнула с простодушным сочувствием:

– Да. Вы теперь совсем один.

Он с трудом подавил новый, еще более мощный приступ истерики.

– Нет… Я имею в виду… Но да, я теперь один. Но, с другой стороны, я ведь всегда был один. Важнее другое: теперь я новый герцог Иденкорт.

Софи всегда удивлялась, почему люди употребляют выражение «разбитое сердце». Сердца стучат, иногда останавливаются, но как может мышца разбиться? Оказывается, легко.

Софи всегда считала себя защищенной. Она самоуверенно полагала, что раз у нее нет возлюбленного, она не будет страдать от любви. Идиотка!

Сквозь стук в голове и грохот в ушах Софи услышала, как Грэм зовет ее по имени. Голос доносился как будто издалека.

Он ушел в далекую дальнюю даль

Он ушел и уже не вернется.

Комната, которая всегда казалась Софи надежным убежищем, защитой от враждебного мира, теперь предстала перед ней во всем своем мишурном убожестве. Ее святилище оказалось просто комнатой в дешевом наемном доме, а ее принц – просто мужчиной, который не может ей принадлежать.

– Разумеется, денег я не получу ни фунта, – легким тоном, как о чем-то незначительном, говорил Грэм. – Куча земли и ни пенни, чтобы поддержать мое герцогское достоинство.

Деньги. Он говорит о деньгах, хотя должен слышать звон ее разлетевшегося на осколки сердца.

«А чего можно ждать от такого мужчины, как он, и от такой женщины, как ты?»

– Так что, похоже, – продолжал Грэм, – что мне надо жениться немедленно, и жениться на богатой, если, конечно, я желаю сохранить тот образ жизни, к которому привык.

Ну что тут скажешь… Трижды идиотка в один день! Она-то полагала, что ее сердце разбито и больше с ним ничего не может произойти. Как видно, придется избавляться от привычки делать скоропалительные заключения.

– Жениться, – тупо повторила она.

– Да, – ответил он, устремляя взгляд на пейзаж за окном, а может быть, значительно дальше. Прямо к дому леди Лилы Кристи?

– На ком?

Грэм заморгал. Удивление вернуло его в реальность, в эту скромную гостиную, к Софи. Он пожал плечами, криво ухмыльнулся и широко развел руками.

– Боюсь, что понятия не имею. – Он постарался вернуться к своему обычному поддразнивающему тону. – Дорогая, почему же вы меня не браните за это? Разумеется, предпочтительнее жениться на особе, общество которой я смогу выдерживать хотя бы в течение часа.

Он вовсе не хотел быть жестоким. Ей придется в это поверить. Если ей требовались доказательства того, насколько он для нее недосягаем, можно было бы просто подойти к зеркалу.

«Достаточно!»

Софи резко поднялась на ноги. А когда села? Она не помнила.

– Простите, Грэм… э-э-э… ваша светлость, я только что поняла, сколько уже времени. Надеюсь, вы простите меня, но мне так много сегодня надо еще сделать.

Смешная отговорка, ведь он застал ее спящей на подоконнике не больше часа назад. Хорошие манеры не позволили Грэму высказаться на эту тему, он просто поклонился и принес извинения за то, что задержал ее. Софи кивнула, пытаясь придерживаться избранной манеры, хотя все ее существо протестовало против этого.

– Надеюсь, вы не обидитесь, если я не стану вас провожать… – Взмах рукой в сторону двери, и… фарфоровая ваза, которая ни разу не подвергалась опасности за все вечера, которые они провели вместе в этой комнате, поехала по паркету, с силой ударилась о стену и разбилась вдребезги.

Нет, только не сейчас! «Пожалуйста, не сейчас!» Бесполезно. В ужасе шарахнувшись назад, Софи перевернула маленький столик, и все хрустальные безделушки, стоявшие на столешнице, мелкими осколками рассыпались по полу.

– Софи…

Она ощутила тепло его ладони у себя на руке и тревогу в голосе.

«Невыносимо».

Она дернулась в сторону от него, оступилась и задела вышитую скамеечку для ног, та с грохотом пролетела по всей комнате. Затем Софи задела за край ковра и едва не влетела лицом в дверь гостиной.

– Ах, простите, надо идти… – Ей действительно надо было как можно скорее уйти, уйти, уйти…

И вот наконец она на лестнице. Рука высоко придерживает юбки, ноги, слава богу, надежно ступают по узким ступеням. Ее комната, обставленная скудно, почти как монастырская келья, к счастью, была лишена бьющихся предметов.

«Прощай, Грэм!»

Будь Софи из тех девиц, которые способны броситься на постель и утопить горе в рыданиях, ей стало бы легче. Но нет, она могла лишь сидеть, выпрямив спину и намертво сцепив руки на коленях, сидеть и прощаться с мечтой. А ведь она даже не подозревала, что эта мечта у нее есть.

Казалось, Софи привыкла к мысли, что Грэм навсегда останется для нее только волшебной фантазией. Она давно решила тешиться ею, сколько будет возможно, а потом уйти тихо и без сожалений. Она считала себя реалисткой и знала, что он никогда ее не захочет, но Софи и представить не могла, что будет убита и опустошена, когда он выберет кого-то другого.

«Прощай навсегда!»

Он быстро найдет себе кого-нибудь, ибо о чем еще может мечтать любая богатая семья, кроме как о том, чтобы купить титул?

Вот хотя бы Хеймиш Пикеринг.

Вдруг Софи застыла. Ее осенило. «Нет!» На это она не способна. Нет никакой возможности убедить Грэма жениться на ней, не рассказав ему историю с завещанием, а это нарушит условия наследования, к тому же Дирдре тоже лишится своего шанса.

Нет, эти деньги должна получить Дирдре, а не она. Практически это решенное дело, ведь муж Дирдре скоро станет герцогом, и Дирдре заполучила его без всякого обмана. А если Софи хитростью уведет у нее этот приз, это будет несправедливо и нечестно.

Тишина в комнате буквально давила ей на плечи. Пустота. Одиночество. Ей следовало бы уже привыкнуть к этому. И лучше бы она привыкла. Ведь какое будущее ее ждет, если в свете станет известно, как она распорядилась деньгами, посланными Тессой, как отправилась в Лондон, не сказав никому ни слова, незваная, ненужная и нежеланная.

Будущее одинокой женщины в Англии всегда было неопределенным и даже опасным. Софи видела, как сиротский приют возле Эктона выпускал своих повзрослевших воспитанниц: в одном-единственном платье, с куском хлеба в узелке, едва способных прочесть дорожные указатели. Некоторые находили работу в поле или даже становились служанками на кухне в Эктоне, а некоторые исчезали бесследно. Кто-то добирался до больших фабрик и получал там работу, тяжелую, грязную, от которой девушки старились раньше срока. О некоторых известия все же приходили, позже. О тех, кто становился жертвами изнасилований и даже убийств. А чьи-то бледные лица потом мелькали в окнах городских борделей.

Конечно, по сравнению с этими девушками у Софи были определенные преимущества. Она получила образование как леди, к тому же была леди по рождению. В ее случае благородное происхождение будет только помехой. Никто не захочет взять в гувернантки родственницу герцога Брукмора. Возможно, Софи могла бы получить место компаньонки при богатой даме, но такое положение было бы слишком похоже на то, от чего она убежала в Эктоне.

Она могла бы рассчитывать на щедрость Дирдре или Фебы, стать приживалкой у них в доме, с годами отупеть, сделаться старой причудницей. Софи отчетливо видела себя в этом образе: толстые линзы очков на испорченных неумеренным чтением глазах, поседевшие кудри… Да и разум притупится, если прожить целую жизнь и быть никому не нужной, прятаться в дальних уголках большого дома, бормоча себе под нос отрывки из переводов.

Сумасшедшая кузина Софи, Злая Ведьма из западного крыла. В конце концов, аристократия – не аристократия без слегка сумасшедшего родственника или даже парочки. Очень живописная картинка, разве не так?

Так и будет, если она не сделает что-нибудь прямо сейчас.

В конце концов, ничто не мешает ей использовать эти последние несколько недель в Лондоне и попытаться найти себе хотя бы какого-нибудь мужа. Никто не говорит про любовь, но ведь она не может оставаться здесь вечно и не может вернуться в Эктон.

Ведь есть же мужчины… там, за стенами этого дома… Мужчины, которым нужна трудолюбивая, пусть и не слишком красивая женщина, которая не будет задирать нос и возражать против того, чтобы самой готовить еду.

«Стоит вам только захотеть, и вы затмите их всех, моя дорогая, в свете и не вспомнят их имена. Стоит вам сказать слово, и я сделаю вас своей музой, своим шедевром!» Удивительное безрассудство поднялось в душе Софи, когда она вспомнила эти слова лучшего лондонского кутюрье. Такая же отчаянная беспечность овладела ею в тот момент, когда она впервые получила письмо Тессы с предложением провести сезон в Лондоне – тогда она тут же спланировала собственное будущее.