– Все в порядке, – поспешно добавила я. – Вам не придется этим заниматься. У Лизы есть целая команда организаторов мероприятий такого рода. Я занимаюсь всем, что состоится здесь, и наш праздник будет маленьким и простым. Достаточно лишь назвать дату.

– Не зацикливайся на маленьком и простом. У тебя должна быть такая свадьба, какую ты хочешь. – Папа смущенно закашлялся. – Мы отложили немного денег, так что не ограничивай себя, дорогая.

Я покраснела.

– Пап, свадьба вовсе не поэтому будет маленькой. Я хочу тихую службу в церкви Святого Катберта, где будем только мы с Лео и наши семьи. Прежде, чем нам придется повторять то же самое на виду…

Я чуть не сказала «у миллионов людей», но заметила ужас в маминых глазах и поняла – ДУРА! – что ей тоже придется там быть. И я идеально расписала ее величайший страх: не просто выйти на публику, но и оказаться в центре всеобщего внимания, как мать невесты. Ах да, и стоять при этом рядом с Лизой Бахманн.

– Не думай об этом, – сказала я, захлопывая папку. – Думай только о том, кого ты хочешь пригласить, и не забывай, что в церкви хватит места только для сорока человек. Пятнадцать из которых будут родственниками и друзьями семьи Лео.

– Но что потом? Мы же не можем устроить прием здесь. – Мама явно паниковала. – У нас только один туалет! И куда мы их рассадим?

Папа принял бодрый вид.

– Мать Лео – модель, так? Много места она не займет. К тому же всегда остается двор – я могу устроить барбекю.

Я засмеялась, но никто из нас не сказал вслух того, о чем думал: что даже по королевским стандартам наш старый дом в Хэдли Грин идеально подошел бы для маленького семейного приема: там длинная бархатная лужайка тянулась до самого ручья, там, вне зависимости от времени года, цвели папины цветы…

Я сменила тему прежде, чем кто-то из нас высказался об этом.

– Я думала, что церковный зал лучше всего подойдет для приема. Там очень красиво – помните, как Ли Салливан устраивала там свою рождественскую свадьбу, а члены клуба садоводов увили все балки плющом и падубом, повсюду расставив свечи? Выглядело изумительно.

– Можем снять «Стенли Армс», – настаивал папа. – Чтобы никто не сказал, что ты не можешь позволить себе цыплят или ростбиф для гостей.

– Я бы предпочла церковный зал, – настаивала я. – Это памятник архитектуры – Лео любит историю! Именно там я хотела сыграть свадьбу, когда была маленькой. Помните? Как я все планировала, и я была Белоснежкой, а Келли – Краснозорькой?

И только выпалив это, я пожалела, что не могу отмотать пленку назад и стереть эти слова.

Мамины губы задрожали, и я поняла, что она борется с желанием что-то сказать. Я буквально видела, как слова молотят крошечными кулачками по ее губам изнутри в попытке вырваться на волю.

Папа покосился на нее и тоже заметил это. После чего быстро предложил мне блюдо с печеньем.

– Давай, милая, неужели тебя нельзя искусить выпечкой? Свежая, утренняя. И клубника с нашего двора. Джем в этом году удался, но я думаю вывести «Эльсанту» с…

– Вот бы Келли была подругой невесты! – выпалила мама и тут же прижала руку ко рту. Кольца впивались в ее пухлые розовые пальцы.

Слова, наконец-то вырвавшись на волю, оказали на нас такой эффект, как будто в комнате распылили газ.

– Ей бы так все это понравилось, – рыдала мама. – Выбирать платья, и говорить о цветах, и помогать тебе устраивать праздник!

Я сглотнула. Я знала, что будет сложно. Избегать упоминаний о Келли в ходе прочих обсуждений и так оказалось непросто, но тут уж мама передвинула футбольные ворота. Ее воображаемая Келли могла мечтать о том, чтобы рассаживать моих гостей, но Келли, которую я помнила, накануне моей свадьбы наверняка бы выкрасила волосы в черный или укоротила платье на пару футов.

– Я тоже всегда хотела, чтобы она была подружкой невесты, – осторожно сказала я. – Но я не знаю, сумела бы она умолчать о некоторых подробностях. Безопасность будет на высшем уровне…

– Ты хочешь сказать, что она недостаточно для этого хороша? – вскинулась мама.

Мы с папой обменялись усталыми взглядами.

– Нет, Памела, – ответил папа. – Эми говорит, что половине коронованных особ Европы, которые будут присутствовать на приеме, вряд ли понравится интрижка с другом жениха и сплетни о девичнике.

– Ох, господи, Стен! Свадьба Дебби состоялась десять лет назад! Сколько ты еще будешь ее вспоминать?

Мне хотелось напомнить, что за последние семь лет никто из нас не удостоился большего, чем поздравление с днем рождения от Келли, так что лишь Богу известно, сколько свадеб она испортила за это время, но я держала рот на замке.

Папа повернулся ко мне, явно желая усмирить бурю и прося о поддержке.

– Я уверен, что, если Келли захочет появиться на свадьбе Эми, ее с радостью примут. Не так ли, родная?

Они оба смотрели на меня, и их честные лица были полны надежды, что хотя бы я смогу поступить правильно. Я видела это выражение слишком часто, оно не требовало пояснений. Эми, наша надежная рассудительная дочь. Эми, которая нас не подведет.

Я хотела сказать, что буду рада видеть Келли, правда хотела. Но даже в теории эта идея заставляла меня мысленно кричать: «НЕТ! НЕТ! НЕТ!»

– Конечно, – солгала я.


Мама настояла на том, чтобы помыть посуду, – что означало «Мне нужно взять себя в руки», – так что мы с папой отправились пить чай во дворе.

Он показал мне новый рой, который купил у пчеловода из Скарборо, а потом мы поговорили о цветах, которые я посадила, и о том, как мы с Тедом связываемся со всеми пчеловодами Лондона, чтобы те помогли нам со сбором меда. Все было почти как в прежние времена, когда мы беседовали часами, вот только Бэджер напомнил, что согласился спокойно сидеть в поезде только потому, что я пообещала ему длинную прогулку, во время которой он мог бы обнюхать все старые метки.

– Я с тобой не пойду, – сказал папа, сурово глядя на Бэджера, который отвечал ему тем же. – За твоей мамой лучше приглядывать.

Он печально улыбнулся, и я поняла, что он хочет сказать.

– С ней… с ней же все будет хорошо? – Я покосилась на кухонное окно. – Я изо всех сил пыталась облегчить ей эту задачу, прием будет скромным. И она не обязана принимать участие в многолюдном цирковом представлении в Нироне, если ей не хочется: уверена, мы сможем это уладить.

– Я знаю. – Папа взглянул на свои руки, загрубевшие от работы с землей. – Она хочет там быть, Эми. Она гордится тобой, мы гордимся. И ей действительно нравится Лео. Он умный парень.

Со стороны папы это была высшая похвала: золотой значок надежности. Лео получил больше баллов, чем можно было ожидать, отправив маме целый ящик лимонов, растущих в цитрусовых садах, после того, как она сказала ему, что прочла о них в интернете. Он получил еще больше баллов от папы, прислав их первым классом, уплатив за доставку и добавив семена, которые можно было попытаться вырастить у нас.

На миг мне захотелось сказать папе о том, что Лео собирался инвестировать деньги в мой бизнес, чтобы я могла больше времени проводить с ним в Нироне, но я не стала. Я не знала, что хотела бы услышать в ответ.

– Келли вообще не выходила на связь? – спросила я вместо этого.

Я думала, что она могла найти сведения обо мне в интернете, поразиться моему превращению в Леоми. И, если так, появиться и попытаться выйти на контакт.

Он покачал головой.

– Я ни за что не скажу этого твоей маме, милая, но, возможно, это и к лучшему. Я не хочу, чтобы твоя мама подумала, что она захотела вернуться только ради… ну… Ты понимаешь, о чем я.

– Пап, – сказала я искренне, поскольку мама не могла нас подслушать, – если бы наша Келли появилась сейчас, решив, что может охмурить брата Лео и получить бесплатно уйму вещей, я бы первой погнала ее из церкви. В свадебном платье или нет, я не побоялась бы сбить ее с ног, как в регби.

Он рассмеялся, и с его лба исчезли напряженные морщинки.

– Ты уж лучше выведи этого пса, пока он не уничтожил мои клумбы. Мы никуда не денемся до твоего возвращения.

Я ничего не сказала, просто обняла его. Папа был единственным мужчиной, который мог заставить людей смеяться или плакать одним движением седых бровей и верно выдержанной паузой.


Пока Бэджер заново знакомился с фонарями в парке, я пыталась подсчитать, сколько членов моей семьи примет приглашение на свадьбу. Получалось немного: мы разорвали большинство контактов, спасибо Келли.

Мне хотелось дать маме время прийти в себя, так что я зашла в кафе на углу, где подрабатывала по выходным во время выпускных экзаменов. Кто-то определенно занялся им с тех пор, поставив снаружи столики и стулья под полосатым навесом. Я заказала кофе для себя и миску воды для Бэджера, надела темные очки и начала листать присланные Лизой инструкции.

– Эми? Эми Уайлд?

Я подняла взгляд. Женщина примерно моего возраста с очень черными волосами, подстриженными в каре, нависла над моим столом.

– Это ты, ну надо же! – Она победно улыбнулась, и верхняя губа поднялась, демонстрируя кроличьи передние зубы, которые немедленно подсказали мне: это Дженнифер Уэйнрайт.

Я захлопнула папку, и давно забытая паника узлом скрутила мои внутренности. Примерно как тогда, когда Дженнифер Уэйнрайт топила меня в женском туалете старшей школы Ротери.

– Привет, – сказала я и хотела было снять очки, но передумала.

– О! Я сразу узнала тебя по твоим чудным волосам! – Голос у Дженнифер был куда дружелюбнее, чем в те дни, когда она называла мою прическу совсем иначе: то «тролльей башкой», то «лобком альбиноса». – Я слышала, что ты теперь вращаешься в куда более интересных кругах!

– Эмм… – Почему это она так дружелюбна?

Но не успела я ответить, как она наклонилась вперед и коснулась моего запястья.

– О-о-о, вот это браслет! Какое чудо! – Она резко вскинула взгляд. – Это подарок от Лео? Он от «Тиффани»?

– Гм, нет, «Шомэ».

Зачем я ей сказала? Неужели меня настолько ошеломило то, как Дженнифер Уэйнрайт называет Лео по имени, словно они знакомы?

– «Шомэ»? Я даже не знаю, что это такое! Ну ты даешь!

Мне пришлось позволить ей полюбоваться моим бриллиантовым браслетом, объяснить, что маргаритки – это намек на мою работу, и, не успела я опомниться, как Дженнифер уже устроилась на стуле напротив. Я почувствовала, как Бэджер пятится под мой стул.

– Да уж, Бриллиантовый Принц! – Дженнифер снова наклонилась вперед и похлопала меня по руке. – Ну что, вы уже назначили дату? Ты и твой, – она обозначила в воздухе кавычки, словно единственная в Йоркшире знала, что это такое, – «международный чемпион в лыжном спорте и банкир»?

– Откуда ты знаешь, что Лео… – начала я.

– Не бойся, я не сталкер! – Она захихикала, отчего мне стало еще больше не по себе. – Я работаю в «Ротери газетт». И мне приходится следить за всеми национальными и интернациональными историями. Для дела. – Она изобразила, что печатает по воздуху. – А еще я подписана на твиттер Лизы Бахманн. Она так вдохновляет!

Да, это имело смысл. После Келли Дженнифер стала главной разносчицей непроверенных слухов и нелепых сплетен. Никто не осмеливался ей перечить и ссориться с ней, боясь того, что может выйти наружу. Сегодня ее легко было представить на пороге любого дома, вымогающей подробностей о сгоревшей до углей картошке и наличии страховки, задающей вопросы наподобие: «Не отвратило ли это вас от картофеля навсегда?»

– Я несколько раз пыталась звонить твоим родителям, – дружелюбно продолжала она. – Но они, похоже, ничего не знают, хотя это и странно, верно? Мама сказала тебе, что я звонила? Она сказала, что передаст мой номер.

Я смотрела на Дженнифер Уэйнрайт сквозь темные стекла очков (дорогих, от «Тома Форда», Лео купил их мне в дьюти-фри, когда я забыла свои) и пыталась придумать, как выйти из этого разговора, не убежав сломя голову. Я не хотела привлекать к себе внимание местной газеты. Но тихий голос на краю сознания напомнил мне, что я ношу бриллиантовый браслет, я собираюсь выйти замуж за настоящего принца, а Дженнифер Уэйнрайт наверняка все еще живет со своим парнем Кианом и все так же стрижется в «Каттинг Крю» на Лоутер-стрит.

– О-о-о, это от «Тома Форда»? – И опять она наклонилась вперед, и на миг мне почудилось, что она сейчас сдернет очки с моего носа и попытается примерить.

– Да, – сказала я. – Дженнифер, пожалуйста, не звони моим родителям – они никак со всем этим не связаны.

– Не связаны? Почему? Но ты же не будешь возражать, если я пришлю фотографов? – настаивала она. – Чтобы они сделали несколько снимков дома, где ты росла, фото родителей. Можно спросить их, что они чувствуют по поводу того, что их дочь вошла в высший свет. Хотя… – Она сделала паузу, усиливая эффект. – Ты ведь не здесь росла, верно?

У меня внутри все оборвалось, словно на тех жутких американских горках в Элтоне, где первые десять секунд боишься расстаться с обедом.