– Но я терпеть не могу быть одна!

Джи-Джи погладила меня по голове.

– Вот именно.

* * *

После ланча я заставила себя пошевеливаться. Надо было накрасить ногти на ногах, натереть лосьоном локти, уложить волосы. В конце дня маячила бар-мицва, и я не могла взять в толк, как вообще согласилась на нее пойти. Но я механически совершала нужные телодвижения, вычеркивая пункты из списка. К тому времени, когда с основными делами было покончено, Джи-Джи уже ушла наверх подремать, и пришло время собираться.

Но сказать легче, чем сделать. Пока я принимала душ, меня обуял страх. Совсем непросто одеться для подобного мероприятия. Как правило, если четырнадцать лет не видела бойфренда, который бросил тебя ради твоей лучшей подруги, следовало бы выглядеть по возможности сексуальной. Но я никогда не была броской. Когда я смотрелась красивой, это было что-то неуловимое, а не явно сексуальное, что, в свою очередь, заставляло меня стремиться быть интересной. Не страшно. Я теперь достаточно взрослая и достаточно разного повидала, чтобы знать, что всегда лучше быть интересной, чем сексуальной.

За исключением подобного вечера. В подобный вечер я с удовольствием отказалась бы от интересности ради сексуальности. Я привезла с собой целый чемодан одежды, зная, что мне понадобится уйма вариантов, из каких можно выбрать, и я все перемерила по меньшей мере дважды, прежде чем остановиться на прямом розовом платье в духе пятидесятых и белых плетеных сандалиях на высоком каблуке. Волосы я собрала в два хвоста, потом накрутила их в пучки и стащила пару мини-палочек Джи-Джи для украшения. Что до макияжа, я предпочла сексуальный: толстый слой теней на верхних веках (опять же в стиле ретро), тушь и темно-красная помада.

Я была готова слишком рано. Я слишком много дала себе времени на сборы, и теперь придется нервно выхаживать по дому, пока не настанет время ехать. Я уставилась на себя в зеркало. У меня вид женщины, которая слишком старается? Мне хотелось казаться роскошной, но без усилий. Если стараешься выглядеть роскошной, нужного впечатления не произвести. Мне хотелось как можно меньше походить на замарашку, какой я была в старших классах. Чтобы всем стало ясно, как далеко позади я оставила те дни. Возможно, когда мы в те дни знали друг друга, я и была непримечательной, всклокоченной хиппи во вьетнамках, но я уже не та девушка. Я уже не та девушка, которой можно изменить, которую можно бросить ради другой. Я повзрослела и стала изумительной, черт побери! Я повзрослела и стала той, после встречи с которой не придешь в себя!

Я пыталась решить, не почистить ли еще раз на всякий случай зубы, когда в дверь позвонили. На несколько секунд – прежде чем бежать открывать – я застыла, подумав, что это, наверное, Джейк. Он за мной вернулся! Каким-то образом он уловил, какое потрясающее у меня платье, вежливо порвал с Уинди и приехал сюда автостопом! Идя к входной двери, я испытывала толику вины. Мне бы не хотелось, чтобы он разбил Уинди сердце. И все равно по моему телу пробегали искорки от предвкушения, и, открывая дверь, я задержала дыхание.

Но это не был Джейк.

Это был Дункан.

Обеими руками он держал большую сумку-холодильник и чуть откинулся назад, чтобы лучше уравновесить ее вес. Я уже собралась спросить его, что в ней, как он меня опередил.

– Привет, – сказал он, склоняя голову набок, – сексуально выглядишь.

Тысяча очков Дункану.

– Вовсе нет, – сказала я. Но улыбнулась.

Он пожал плечами:

– Как знаешь.

Я покачала головой:

– Что ты тут делаешь?

– Приехал погостить.

– Что в сумке?

– Так, кое-что.

– Почему ты позвонил?

– Я ключ потерял.

Вот в этот момент в любой другой период нашей жизни я закатила бы глаза и сказала: «Ну, конечно». Но на сей раз я этого не сделала. Я просто кивнула, что мне самой показалось признаком личностного роста.

Я отступила на шаг, давая ему пройти.

Переступив порог и с выдохом поставив сумку-холодильник на пол, Дункан нырнул назад за дорожной сумкой. Потом повернулся и сделал веселое лицо.

– Привет, сестренка! – И вдруг меня обнял. – Как там в лесу?

– Хорошо, – закивала я.

– Видела медведей?

– Только следы.

– Почти убилась?

– Несколько раз.

– Джейк заставил тебя в него влюбиться?

– Черт, нет.

Я посмотрела на брата: парусиновые штаны и мешковатая футболка. Я усилием воли приняла решение не спрашивать, как давно их не стирали. Я усилием воли приняла решение не цепляться к тому, что он только что бросил свои вещи посреди коридора у Джи-Джи, точно в любой момент прибегут слуги за ним убирать. Вместо этого я сказала:

– Рада тебя видеть.

– Чего?

– Я много думала о тебе в походе.

– Да?

– Расстроен из-за Флориды?

Он на секунду нахмурился, потом сообразил, что мне, наверное, рассказал Джейк.

– В порядке, – сказал он. – Я немножко шпионил за ней. Ну, ходил в ресторан, где она работает. Но не то чтоб это было жутко. Скорее печально.

Я могла бы спросить: «А есть ли разница?» – но этого не сделала.

– Она не из моей лиги.

– Джейк так и сказал.

– Как там Джейк? – спросил Дункан и мигом повеселел, что нашлась тема получше.

– Думаю, неплохо, – сказала я, точно тема меня не слишком интересует. – Поехал в Колорадо с очень хорошенькой девушкой.

Дункан нахмурился:

– Странно.

– Почему?

– Джейку не нравятся хорошенькие девушки. Ему нравишься ты.

– Вот спасибо.

– С ним всегда так было. Это как болезнь.

– Значит, теперь он вылечился.

– Надо было вас двоих много лет назад в лес отправить.

Он пытался меня рассмешить, но я только вздохнула.

– Так он не покалечился? – спросил, помолчав, Дункан. – Ничего такого?

Это был вопрос про его зрение. Дункан знал, но он не знал, знаю ли я.

– Ты про проблему с глазами?

– Так ты знаешь? – спросил Дункан.

Я кивнула:

– И ты тоже.

– Конечно, я знаю. Он – мой лучший друг.

– Но мне ты не сказал.

Вид у него стал неподдельно озадаченный.

– С чего бы?

Разумный вопрос. Месяц назад меня это не заинтересовало бы.

– Так он справился? – еще раз спросил Дункан. – Не покалечился?

– В какой-то момент он потерял очки, – сказала я. – Потом я их сломала. Но мы скрепили их скотчем.

Он кивнул.

– Большой фанат скотча.

Странно было видеть Дункана после того, как Джейк несколько недель расхваливал его положительные качества, и еще более странно, когда я знала то, что рассказала о нашей маме Джи-Джи. Почему-то, решительно ничего не меняя, этот рассказ изменил все. Я весь день колебалась, сообщать ли Дункану. Мне то казалось, что ему вообще не следует знать, а то – что нам обоим с самого начала надо было это узнать. Внезапно моим колебаниям пришел конец: я вдруг поняла, что должна ему сказать, и – пока мы стояли в коридоре дома, единственного дома детства, какой Дункан вообще помнил, – слова посыпались сами собой. Я испытывала почти такой же шок, что их произношу, как и он от услышанного.

– Мама пыталась покончить с собой.

Он побледнел.

– Что?

– Не сегодня! Когда мы были детьми.

Он уставился на меня во все глаза.

– Помнишь тот день, когда она оставила нас здесь и не вернулась? Это потому, что она пыталась покончить с собой.

– Я не помню тот день.

– А я помню.

– Тебе Джи-Джи рассказала?

Я кивнула.

– Сегодня?

Я кивнула.

– Почему сегодня?

– Потому что я попросила.

Дункан запустил руки в волосы.

– Я всегда думал, что мама нас бросила, потому что я был маленьким засранцем.

– Но в том-то и дело! – сказала я. – Будучи маленьким засранцем, ты ее спас!

Он нахмурился.

– Она забыла упаковать тебе Мяколку. Ты вопил так громко и так долго, что Джи-Джи наконец за ним поехала. Именно так она нашла маму. Мама наглоталась таблеток. И лежала, свернувшись, с плюшевым мишкой Нейтана.

Дункан зажмурился, потом открыл глаза.

– Так вот почему она так и не вернулась?

Я кивнула.

– Думаю, мне было лучше, когда я думал, что все это моя вина.

– Но это была не твоя вина. – И произнося эти слова, я осознала, что это так.

– Я думал, она просто нас не любит.

– Проливает несколько иной свет, да?

Почему-то меня утешило сознание, что у нас обоих ошибочное представление о нашем прошлом, что я не одна такая. И тут до меня дошло: какой бы одинокой я себя ни чувствовала в эти годы, Дункан всегда был рядом. Мы были одиноки вместе.

Мы еще немного об этом поговорили, стоя посреди коридора, перебирая ту немногую информацию, какая у меня была. Он удивлялся, что Джи-Джи не рассказала мне больше подробностей, а я объясняла, что они мне не нужны.

– Иногда, – сказала я, – и общей картины достаточно.

В конечном итоге он спросил, нельзя ли ему пойти со мной, когда я буду встречаться с мамой, а я ответила, что буду крайне благодарна за компанию.

– Прости, что вывалила все на тебя, когда ты только вошел, – закончила я.

Он сунул руки в карманы.

– Странно, но мне почему-то лучше.

Я кивнула. Я сама такое испытывала.

– И хуже тоже.

– Ага, – согласился он. – Намного хуже.

Поскольку тема как будто была исчерпана, наши взгляды скользнули к переносному холодильнику.

Наконец я не выдержала:

– Что там? Джи-Джи обмолвилась, мол, мне не надо лезть на стенку.

– Мне очень надо тебе сказать. Но сначала мне надо в туалет. И взять содовой из холодильника.

Я пожала плечами:

– Ладно.

– Так странно, когда хочется пить и помочиться одновременно, – сказал он, скрываясь за дверью. – По идее желания должны бы друг друга нивелировать.

– Наверное. – Я задумалась.

Тут он снова открыл дверь.

– Обещай, что не заглянешь в сумку.

– Там что-то для меня?

– В некотором роде.

Я пообещала не заглядывать.

– Отлично, – сказал Дункан. Потом вернулся и поставил для верности на холодильник дорожную сумку – как барьер на всякий случай.

– Иди уже в туалет! – Я усмехнулась.

Пока его не было, я ждала в коридоре. Что могла иметь в виду Джи-Джи? Что Дункан привез мне в переносном холодильнике? Холодное пиво – но какой-нибудь жуткой марки? Ужин из морепродуктов из моего любимого ресторана в Норт-энд, который уже небезопасно есть? Банку моего любимого мороженого, которое растаяло? Это ведь скорее всего какое-то блюдо, с которым что-то не так, верно? Я постаралась воздать брату должное. Он же гораздо лучше, чем я о нем думала.

Дункан вернулся, на ходу причмокивая кока-колой.

– Дункан, я очень тронута, что ты пытался привезти мне…

Но он поднял руку, меня останавливая. Потом вдруг у него вырвалась отрыжка, по громкости сравнимая с сиреной в тумане.

– Прости, – сказал он. – Пузырьки.

Мне не хотелось больше быть сварливой старшей сестрой, но руки сами собой скрестились у меня на груди.

– Послушай, – сказал Дункан. – По поводу сумки…

– Да. Я хочу поблагодарить тебя…

Он шагнул к переносному холодильнику.

– Ну у нас тут такая ситуация, когда принято говорить, мол, есть хорошая новость и плохая. Вот только…

Я посмотрела на сумку-холодильник.

– Вот только?

– Вот только нет хороших новостей.

– О.

– Я собирался сразу тебе сказать. Но ты меня огорошила историей про маму.

– Не тяни. От ожидания лучше не станет.

– А, ладно… – И все равно ничего не сказал. Он сделал глубокий вдох, но никаких слов не последовало.

Я глянула на часы.

– На самом деле мне уже надо ехать, поэтому…

– Пикл! – вырвалось у него.

У меня глаза на лоб вылезли.

– Моя собака Пикл?

Он сделал еще один глубокий вдох, поднял взгляд и наконец сказал:

– Она мертва! Она умерла.

Я недоуменно уставилась на него.

– Она сильно заболела, – продолжал он, словно репетировал эту речь. – А потом умерла.

У меня голова шла кругом.

– Как собака может умереть у ветеринара?

– У нее была такая штука… Она называется заворот кишок, – продолжал он. – Это такое желудочное заболевание, когда от газов желудок у собак растягивается и одновременно скручивается. В результате газы не проходят и практически разрывают желудок. Такое часто случается у крупных собак с широкой грудью.

Я покачала головой:

– Но Пикл – маленькая собака с узкой грудью!

Дункан кивнул.

– А еще это генетическое заболевание у такс.

Я никак не могла сложить воедино детали головоломки.

– Неужели в ветцентре ничего не могли сделать?

Дункан покачал головой.

– Это смертельно, если не начать лечение в течение часа.

– Но почему они не успели? – Голос у меня сорвался на визг.

Тут я увидела выражение на лице Дункана. Он не шутил. Это был уже не мой рыгающий кока-колой брат, который только что вошел. Его лицо было искажено тревогой.