А потому он прав, во всяком случае, в том, что деньги немало, если не все, значат для многих людей. Таких, как он. И таких, как я. А не таких, как Мелвиллы, обеспеченные всем с самого рождения. Хотя и у них, как я успела заметить, существуют свои трудности.

К Сэйвилу подошел дворецкий и спросил, можно ли подавать сладкое.

— Полагаю, да, Пауэлл. Меняйте скатерть.

К моему удивлению, именно это лакеи и сделали: убрав посуду, сняли со стола тяжелую скатерть, под которой оказалась другая, тоже необыкновенной чистоты. На столе появились чистые бокалы, ножи, вилки, тарелки, салфетки. Для женщин подали сладкое вино, для мужчин — кларет и портвейн.

Дворецкий сам водрузил на середину стола огромное блюдо с яблочным пирогом.

— Вам положить, Гарриет? — спросил граф Сэйвил у вдовы.

— Да, пожалуйста, — ответила та, с трудом изобразив улыбку.

Хозяин отрезал куски пирога, клал на тарелки, один из лакеев разносил их.

Однако я осмелилась отказаться от права оказаться в числе счастливцев. Сказалось отсутствие привычки к такой обильной пище: желудок был просто не в состоянии принять что-либо еще.

Через какое-то время леди Реджина поднялась из-за стола и предложила женщинам пройти в малую гостиную, против чего ни Гарриет, ни я не возражали. Мужчины остались со своими разговорами и портвейном.

Но когда мы вошли в уютную комнату, стены которой были обтянуты бледно-зеленой камчатной тканью, такого же цвета была и мебель, и когда Гарриет, усевшись возле камина, обратила ко мне свое одутловатое лицо, я почувствовала вдруг, что больше не могу — с меня довольно и этого обеда, и этого общества. Я должна побыть одна. Отдохнуть и предаться своим мыслям. Пусть не слишком веселым, но своим.

— Простите, леди Реджина, — сказала я, — мне необходим отдых. Спокойной ночи и извинитесь за меня перед мужчинами.

— О, не лишайте нас вашего общества, — жалобно произнесла сестра Сэйвила, выразительно глядя на меня, и я вполне поверила в ее искренность: пребывание наедине с Гарриет отнюдь не сулило удовольствия.

Но я осталась тверда и безжалостна: кивнув вдове Джорджа, я вышла из комнаты, отказавшись от предложения леди Реджины вызвать слугу для сопровождения, а также горничную, чтобы помочь мне раздеться.

В коридорах было холодно, однако лишь только я открыла дверь в свою спальню, меня окатила волна теплого воздуха. В комнате горели масляные лампы, одна возле камина, другая у изголовья кровати, и, раздеваясь, я не могла не сравнить эту красивую светлую комнату со своей скромной, полутемной, далеко не всегда теплой по причине вынужденной экономии угля и масла.

Только я собралась погасить лампы и лечь в постель — не прыгнуть, как зачастую делала дома, чтобы скорее согреться, а именно лечь, — как в дверь постучали. Это была горничная, она принесла нагретый кирпич, чтобы положить мне в ноги.

Ох, все-таки этот малоприятный Элберт Коул прав: иметь много денег лучше, чем не иметь!

И еще подумалось: что с того, если за роскошным обедом я чувствовала себя чуть ли не Золушкой, попавшей в королевский дворец, но зато еда была — пальчики оближешь? Приятно вспомнить. А ведь это был всего-навсего обыкновенный семейный обед. Интересно, что подают у них к столу на официальных приемах?..

Пожалуй, этого мне никогда не узнать, решила я без особой печали. Ни по рождению, ни по доходам, если можно их так назвать, я не принадлежу и не буду принадлежать к обществу, в котором вращаются граф Сэйвил и ему подобные.

Не подумайте, что я стыжусь своего происхождения. Я родилась во вполне благопристойной семье: отец был врачом в городе Йорке, а мать дочерью священника. Еще когда мы с сестрой были детьми, отца с уважением принимали в так называемом приличном обществе. Нам с Деборой и в голову не приходило, что мы можем считаться не такими, как другие.

А потом отец с матерью отправились на недалекий морской курорт и погибли во время пожара в гостинице, где они остановились. С тех пор весь мир для меня перевернулся…

Я села в постели, обхватив руками колени, и уставилась на догоравшие угли камина.

Каким страшным было для нас с Деборой путешествие в дилижансе из Йорка в Хатфилд к тетушке Маргарет, сестре отца, нашей единственной в ту пору родственнице. Помню, всю дорогу мы, крепко взявшись за руки, молча и неотрывно смотрели в окно.

До той поры мы никогда не видели тетушку, и встреча с ней была для нас своего, рода потрясением. Намного старше отца, она долгие годы провела в добровольном затворничестве. Появление в ее тихом доме двоих детей не могло не нарушить установленного распорядка, а для тех, кто не по своей воле вторгся в ее жизнь, пребывание там было, без сомнения, не менее трудным.

Дело не в том, что она не заботилась о нас. Когда мы были рядом, в поле ее зрения, она о нас помнила. Но большую часть дня тетя Маргарет проводила у себя в саду, занимаясь растениями, и в эти часы мы с Деборой просто не существовали для нее.

В результате мы часто были предоставлены самим себе и обладали свободой, как ни одни девочки в округе, гуляя где угодно и встречаясь с кем хотели.

Однако когда мы немного подросли, такое отсутствие опеки со стороны взрослых стало казаться многим жителям нашего городка скандально-неприличным. Жена приходского священника миссис Бридж сочла необходимым строго поговорить с тетей Маргарет о ее обязанностях по отношению к племянницам, но что могла поделать бедная тетя, если совершенно разучилась покидать пределы собственного жилища. Это, видимо, стало у нее родом болезни, название которой я не знаю до сих пор.

Нужно отдать должное миссис Бридж, которая предпринимала героические усилия, чтобы приобщить нас с Деборой в компании с собственной дочерью к многочисленным утренникам, пикникам и благотворительным вечерам, проводимым деятельными матерями девушек и юношей нашего города, разумеется, не без тайной мысли, что, быть может, кто-то из любимых чад найдет там свою судьбу.

Мне еще не было пятнадцати, когда я впервые встретилась с Томми Сандерсом, приехавшим на лето из Итона, где он учился в школе. Это произошло на берегу пруда, где я спокойно сидела с удочкой. Он появился, весело насвистывая, тоже намереваясь попытать удачи в рыбной ловле.

Мне он сразу понравился, в основном потому, что не задавался и не пытался учить меня уму-разуму, как многие другие мальчишки, кто был хоть немного постарше.

Но лишь на следующий год, когда мое тело начало приобретать женские формы, он стал обращать на меня серьезное внимание.

А еще через год появился Джордж. Я хорошо помню, как увидела его в первый раз: на пикнике, который устроила все та же миссис Бридж. Как и Томми, он приехал в наш город на лето, но уже не из школы, а из университета в Кембридже. Наверное, ему было тоскливо сидеть дома, поэтому и решил принять участие в экскурсии к каким-то местным руинам, а потом и почтить своим присутствием наш пикник.

Конечно, почти все девушки — клянусь, за исключением меня — тотчас влюбились в него: он был, ничего не скажешь, очень красив, а кроме того, ему предстояло в свое время стать следующим лордом Девейном.

Но так или иначе, с того самого дня — более десяти лет назад, — когда я впервые увидела его на том пикнике, он не приносил мне ничего, кроме тревоги, смятения и подлинного горя…

Я страстно надеялась, что завтра, когда решительно отвергну его дар, смогу наконец окончательно и твердо сказать «прощай» Джорджу Мелвиллу, лорду Девейну.

Глава 8

Проснулась я в обычный для себя ранний час, но, поскольку была уверена, что вся семья поднимается значительно позже, позволила себе понежиться в постели.

Чтобы забыть о предстоящем через несколько часов событии, о новых встречах с малоприятными людьми, я начала думать о самом главном и насущном для себя — о деньгах.

Несомненно, тех средств, что я зарабатывала и продолжаю зарабатывать, обучая молодых людей верховой езде, будет явно недостаточно для того, чтобы просуществовать ближайшие несколько лет: все дорожает, да и уроков, судя по всему, станет меньше. Так что перспективы самые безрадостные. Отсюда следует простой вывод: необходимо а) меньше тратить или б) больше зарабатывать. Поскольку первое я и так стараюсь все время делать, остается подумать о втором. Но как? Как заработать больше? Я мучительно думала и пришла к неутешительному итогу: следует еще больше сократить расходы. Конечно, можно попытаться увеличить плату за уроки, но согласятся ли клиенты? Вернее, один клиент, потому что в последнее время у меня не было одновременно больше одного ученика.

А расходы… Господи, сколько расходов! Уход за лошадьми, их целых семь, кормежка, плата за аренду дома и конюшни. А когда ученики живут у меня в доме, разве можно точно подсчитать, сколько на них тратится еды, питья, мыла, белья, топлива и всего прочего? И в чью пользу получается итог?

Когда мы с Томми в течение двух лет вместе работали и содержали дом, дела у нас шли совсем неплохо. Клиентов было намного больше: Томми обучал мужчин и мальчиков, я — девочек. После его смерти все сразу пришло в упадок: мужчины почти перестали заниматься у меня, остались только девушки, и тех становилось все меньше. Правда, постепенно удалось снова увеличить клиентуру за счет мальчиков, а девочек становилось иногда на две-три больше, но тем не менее все оставалось зыбким, неопределенным. Прошедшее лето было, пожалуй, самым плохим за все время. И особых надежд на улучшение я не питала.

Если же я все-таки решусь увеличить плату за обучение, то к чему это может привести? В конце концов, отцы моих клиентов — это те же Элберты Коулы, а они прекрасно знают, во что оценивается тот или иной товар, и ни одного пенни сверх положенного не дадут.

Как ни крути, пришла я к окончательному выводу, придется увеличить плату за уроки и проживание (если будет кого учить). В это время, слава Богу, вошла горничная, прервав мои горестные размышления. Она принесла чашку шоколада и кувшин с горячей водой.

Горничная сказала, что леди Реджина просила передать: завтрак от девяти до половины одиннадцатого в малой столовой.

Шоколад она подала мне на подносе прямо в постель, воду отнесла в гардеробную и вылила в фарфоровый тазик. Вернувшись в комнату, девушка предложила помочь мне одеться, но я вежливо отказалась. Перед уходом она подбросила углей в камин.

Я выпила шоколад, подождала, пока в комнате станет немного теплее, и встала.

Мое зеленое платье из мериносовой шерсти никак нельзя было назвать слишком элегантным, но оно было удобным и теплым, а другого я с собой не захватила.

Умывшись, я присела перед зеркалом, чтобы причесаться. Я больше не обращала внимания на красивые предметы, окружавшие меня, словно давно к ним привыкла. Сейчас лишь одна мысль билась у меня в голове: «Пожалуйста, Господи, сделай так, чтобы в завещании Джорджа не упоминалось о происхождении моего Никки! Прошу Тебя, Господи…»

Эту мольбу я произносила про себя, с закрытыми глазами. Потом открыла их, положила гребень, встала и надела платье. Руки мои слегка дрожали.

Но когда я вышла из комнаты, спина и плечи распрямились, голова была высоко поднята.

Без особых усилий я нашла малую столовую и вошла туда, чувствуя, что ничего не смогу съесть.

За столом сидели только Роджер и леди Реджина. Она приветливо улыбнулась мне и сказала:

— Мой брат и мистер Мелвилл с самого утра занимаются делами в поместье. Гарриет с отцом завтракают у себя. Пожалуйста, берите, что вам нравится, вся еда на боковом столике.

Я оказалась права, предположив, что графа Сэйвила нужно потчевать с утра не кашей, а мясом. Причем обильно и разнообразно. Во всяком случае, на столе я увидела почки, бекон, а также свиные отбивные, не говоря уж о крутых яйцах, хлебе и сдобных булочках. Взяв одну, я села возле леди Реджины. Лакей, внимательно наблюдавший за мной, что с непривычки вызывало у меня некоторую неловкость, тут же налил чашку кофе.

— Что, еда несколько однообразна? — заметила леди Реджина, увидев мой выбор.

— О нет, — ответила я. — Просто не хочется есть.

С трудом проглотила я кусок булочки и сделала несколько глотков кофе.

Роджер и леди Реджина не сводили с меня глаз, что показалось мне не очень-то вежливым. Отодвинув чашку, я напрямик спросила:

— Что-нибудь не так? У меня грязь на лице?

Оба рассмеялись.

— Вовсе нет, — весело сказала леди Реджина, а Роджер зашел чуть дальше и откровенно объяснил:

— По правде сказать, мы умираем от любопытства, миссис Сандерс. Наш братец ничего не изволил нам объяснить, кроме того, что вы включены в завещание Джорджа, поэтому и присутствуете здесь.

— Разделяю ваше любопытство, милорд, — ответила я, стараясь сохранять спокойствие. — Я тоже хочу знать, каким образом завещание касается меня.

Мои собеседники переглянулись: видимо, такого ответа они не ожидали. А у меня внезапно проснулся аппетит, я съела еще кусочек булочки и выпила кофе.