Джоан Вулф - Сделка

— Так великодушны, — с улыбкой повторила я, — что, боюсь, теперь все ваши арендаторы захотят ломать ноги. Ральф усмехнулся:

— Я не опасаюсь этого. А что касается Гэла Дженкинса, то он один из самых работящих и честных хозяев. Его семья живет на этой земле уже больше ста лет. Разве я могу отказать ему в помощи?..

Солнце уже окончательно рассеяло утренний туман, все засверкало под его лучами — в том числе и вороной круп Сатаны, этого гиганта с нежной душой, как отозвался о нем Ральф. Пожалуй, эту характеристику можно было отнести и к самому Ральфу.

— Вы надели сегодня черные сапоги в тон масти вашего коня? — спросила я..

— Разумеется, Гейл. Как ты догадалась?

Я не решалась говорить ему «ты» в дневные часы, чтобы не привыкнуть и не оговориться как-нибудь при свидетелях. Однако он, видимо, не слишком опасался этого.

Мы подъехали к неширокому деревянному мосту через реку, и Ральф сказал, что сейчас переедем через него и двинемся обратно уже по другому берегу. Заодно посмотрим, купаются ли мальчики в бассейне.

Он первым въехал на мост, но вдруг Сатана, пройдя примерно треть пути, остановился как вкопанный, словно перед ним был не дощатый настил, а стекло. Моя Нарсалла даже наскочила на него.

Конь Ральфа не просто остановился, а начал храпеть и пятиться назад, толкая нас, и какое-то время мне казалось, что мы с лошадью полетим, ломая перила, вниз, в бурный поток.

Ральф все же заставил Сатану продвинуться немного вперед и закричал мне:

— Съезжай с моста, Гейл! Обратно! Жди меня там!

Мне удалось заставить мою лошадь пятиться назад, и мы благополучно вернулись на берег.

Тем временем Ральф безуспешно пытался перебраться на другую сторону. Сатана не слушался его и яростно сопротивлялся. Видя, что ни уговоры, ни понукания не помогают, Ральф вонзил шпоры ему в бока, и тогда конь взвился на дыбы.

Боже, как я перепугалась! Я уже представляла себе, как перила рушатся, и всадник с конем падают в реку…

— Сойди с коня, Ральф! — крикнула я.

Он, видимо, и сам это понял, поскольку тут же соскочил с седла. Взяв коня под уздцы и чудом развернув на узком мосту, он свел его туда, где стояли мы с Нарсаллой.

Сатана был весь в мыле, глаза расширены, он продолжал дрожать. Что могло его так испугать?

Ральф сказал негромко, словно в раздумье:

— Я начинаю догадываться: что-то неладно с мостом.

Я в недоумении уставилась на него:

— Как с мостом?

— Основной мост через реку, — пояснил он, — намного выше по течению. А этим пользуются, только если нужно сократить путь до поместья. Балки и опоры, конечно, проверяют, Джон должен следить за этим. Но, быть может, что-то случилось. Я прикажу немедленно все осмотреть. А мы вернемся той же дорогой, которой ехали сюда.

— Нужно поставить какой-нибудь знак, — сказала я. — Чтобы никто не въезжал на мост.

— Все будет сделано. А сейчас поторопимся домой, и я тотчас же дам распоряжения.

Во время разговора Ральф не переставал поглаживать вороного, и тот почти успокоился. Я подумала, что большинство мужчин наверняка разгневались бы на животное за непослушание, тем более в присутствии женщины, во всяком случае, не стали бы так ласково успокаивать его, как это делал Сэйвил…

Ох, не слишком ли много достоинств увидела я в этом человеке за такой короткий срок! Тем горше будет разочарование, если мне придется его испытать.

— Вам придется самой дойти до замка, если не возражаете, миссис Сандерс, — сказал Ральф, когда мы достигли конюшни. — Я должен сейчас же найти Джона и распорядиться обо всем.

— Конечно, милорд, — ответила я. — Дорога мне уже знакома.

Войдя в дом, я первым делом поспешила в детскую, но мальчиков там не было.

— Мистер Уилсон повел их к бассейну, — сообщила мисс Эллеридж.

— И я хочу! — топнув ногой, сказала маленькая Каролина.

— Я тоже! — подержала ее Джейн, младшая дочь Гарриет.

Две ее сестры, видимо, пребывали в раздумье.

Бедняжки, подумала я о дочерях Гарриет. Еще не понимают, что их матери нужен только сын, мальчик — дочери же являются обузой. Возможно, правда, их малоприятный дед питает к ним более теплые чувства. Дай-то Бог…

Выйдя из детской, я спустилась к себе в комнату, чтобы переодеться, а затем по длинному коридору направилась в малую гостиную, которая казалась мне намного уютнее других комнат.

Как я и предполагала, Джинни была там. Она заканчивала писать письмо.

— Присаживайтесь, Гейл, — сказала она. — Я как раз собиралась прогуляться перед ленчем. Надеюсь, вы присоединитесь?

Я согласилась и села в кресло отдохнуть после верховой прогулки и подумать о только что случившемся на мосту. Вернее, о том, что могло случиться.

Чем дольше я думала о происшествии, тем больше убеждалась в правильности предположения Ральфа: конь мог почувствовать опасность, исходящую от моста. Ведь известно, что многие животные обладают каким-то особым чутьем на это. У боязливого Сатаны, видимо, было хорошо развито шестое чувство.

— Готово, — сказала Джинни, складывая листок бумаги.

— Не будете переодеваться? — спросила я, привыкшая к тому, а вернее, знающая из книг о том, что знатные люди только и делают целые дни, что переодеваются — к завтраку, на прогулку, к ленчу, на другую прогулку, к обеду…

Джинни посмотрела на меня с некоторым удивлением.

— Нет, — ответила она. — Я уже одета. — И, встретив мой недоуменный взгляд, добавила:

— Я ведь росла и воспитывалась в сельской местности, где нравы проще, чем в городе. Мы тут не гуляем по саду во всем параде, в шелковых платьях и тонких кожаных туфлях. Особенно если земля сырая, как сегодня, потому что ночью прошел сильный дождь.

Какая погода была минувшей ночью, я не знала, не хотела знать, мне было не до того… Но я заподозрила, что презрение, прозвучавшее в ее словах, было направлено по определенному адресу. Как же все они невзлюбили эту женщину! Во мне, как ни странно, крепла жалость к Гарриет.

Мы совершили приятную прогулку по дорожкам и лужайкам сада с внутренней стороны замка, посидели под большим кедром; я не скрыла от Джинни того, что произошло на мосту, и она сказала с беспокойством, что все это необходимо немедленно проверить и исправить: ведь если лошади предчувствуют беду, то далеко не все люди обладают такими способностями.

Домой мы вернулись ко второму завтраку и уже сидели за столом в компании с Гарриет и ее отцом, когда вошел Джон Мелвилл, чем-то сильно взволнованный, что сразу было заметно по его лицу.

— Ральфа еще нет? — спросил он.

— Мы его с утра не видели, — ответила за всех Джинни. — Что там с мостом? Починили?

— Да. Об этом я и хотел поговорить с Ральфом.

— Что-нибудь не так, Джон? Не скрывай от нас.

— По правде говоря, Джинни, меня не на шутку обеспокоило это происшествие. — Он положил себе на тарелку кусок холодного мяса, сыр и продолжил:

— Надломилась одна из главных опор моста, и если бы Ральф проехал дальше, то, не сомневаюсь, рухнул бы вместе с мостом в воду. Чудо, что этого не случилось.

Я снова подумала о бурном потоке, и мне почудилось, я слышу треск ломающихся балок и досок и вижу, как всадник вместе с огромным вороным конем летит в этот поток.

Прикрыв от ужаса глаза, я проговорила больше для самой себя:

— Спасибо Богу и этому чуткому коню…

— Хотелось бы знать, Мелвилл, — со злостью произнес мистер Коул, — что у вас тут за порядок, черт побери, если даже хозяин не может спокойно проехать по собственному мосту?

— Порядок здесь есть и без ваших замечаний, Коул, — раздраженно ответил Джон. — Я как-нибудь сам разберусь. А мост уже чинят.

Последние слова предназначались Джинни.

В этот момент в столовую вошел Ральф. Он уселся за стол и выслушал довольно подробное объяснение Джона, а затем, не говоря больше ни слова о злополучном мосте, повернулся к сестре и положил перед ней письмо.

— Его только что привез посыльный из Остерби, — сказал он. — Думаю, будет лучше прочесть сразу.

Джинни нахмурилась, распечатала конверт, пробежала глазами первые строки.

— Боже! — воскликнула она. — Что за день сегодня! Час от часу не легче. Ты уже знаешь? — обратилась она к брату.

— Посыльный вкратце рассказал мне.

Еще один человек вошел в комнату. Это был Роджер.

— Что случилось, Джинни? — спросил он, сразу обратив внимание на бледное, застывшее лицо кузины и на письмо у нее в руке.

— У нас в Остерби был пожар, — ответила та. — Управляющий пишет, что сгорело все западное крыло дома.

— Люди пострадали? — спросил Ральф.

— Нет. Тут написано, все успели выбежать из горящего здания.

— Значит, все не так страшно, Джинни. Успокойся, могло быть гораздо хуже.

— Просто не верится! — со слезами в голосе проговорила леди Реджина. — И как нарочно, Джервеза нет в Англии. Опять на своей дурацкой конференции!

— Ну-ну, ты же так не думаешь, — сказал Ральф. Но Джинни уже не могла остановиться.

— Наш управляющий сам ничего не соображает! А Джервеза нет, хотя и от него толку мало. Я же не могу в таком состоянии, — она ткнула пальцем в свой живот, ехать туда и заниматься всем этим.

В ее голосе уже звучали истерические нотки.

— Перестань, Джинни, — повторил Ральф. — Я немедленно поеду и посмотрю, что там случилось и что нужно сделать, чтобы привести дом в порядок.

Он ласково похлопал ее по руке.

— Ты поедешь? О, Ральф, я так тебе благодарна. — Она всхлипнула.

— Я отправлюсь сегодня же, чтобы приехать туда ранним вечером.

— Можешь остановиться в «Пеликане», если дом в ужасном состоянии и всюду пахнет гарью. — Джинни содрогнулась.

— Обо мне не беспокойся. Завтра я вернусь и расскажу тебе все подробности и какие меры успел принять.

Джинни уже улыбалась.

— Ох, ты лучший из всех братьев на свете!

Через стол я поймала взгляд золотистых глаз. Этот взгляд говорил: прости, но сегодня ночью мы не увидимся…

Тоже взглядом я выразила огорчение.

Ночью опять шел дождь, и на этот раз я хорошо слышала его шум, лежа с открытыми глазами и думая о своем будущем.

Что может значить для меня встреча с Ральфом Сэйвилом и то, что я живу в его доме? Чем объяснить, что он нравится мне, как ни один мужчина прежде? Слово «нравится» я употребила неточно, ибо нужно прямо сказать: он приворожил меня! Иными словами, я его люблю…

Соглашаясь переехать к нему на лето — вернее, на то время, пока не найду новое жилье, — я говорила себе, что несколько недель пребывания в Сэйвил-Касле ровно ничего не изменят: я останусь так же свободна и независима от чьего бы то ни было влияния, у меня есть мой сын и моя воля, и вскоре я стану жить по-прежнему.

Сейчас, лежа одна в громадной постели, я с предельной ясностью осознавала, что ответ на все эти болезненные вопросы был один: да, я хочу быть с этим человеком. Да, Ральф стал необходим мне — об этом говорят, нет, кричат, два дня и две ночи, проведенные возле него! Его жаждут мое тело и моя душа, и я понимала, что чем дольше буду находиться рядом с ним, тем огромнее и непреодолимее будет мое желание.

Я не пыталась обманывать себя, притворяться, что деловая сделка, которую мы заключили, имеет хоть какой-то шанс окончиться пристойно. И уж тем более не обольщалась счастливым финалом, как в добрых сказках. Потому что граф Сэйвил не станет — и не сможет — жениться на вдове, чье происхождение и положение в обществе не сравнимы с его собственным и чей ребенок впутан в какой-то таинственный скандал.

Несомненно, для Ральфа наша встреча не более чем летнее приключение, тоже своего рода сделка — продолжение той деловой, — и все окончится, как только Джон Мелвилл найдет для меня жилье, а моя Мария разрешится от бремени здоровым жеребенком.

В глубине души я отдавала себе отчет в том, что поступила бездумно и попросту глупо, сделавшись любовницей Ральфа, и что скоро Бог накажет меня за это.

Положение, в которое я сама себя поставила, осложнялось еще и тем, что я оказалась как бы пленницей Сэйвил-Касла, потому что мне с ребенком некуда было деваться — это во-первых; а во-вторых, я и не хотела ни для себя, ни для Никки, которому, я видела, здесь очень хорошо, ничего другого, во всяком случае, на это лето.

Конечно, утешала я себя, в любую минуту я могу сказать Сэйвилу, что передумала и больше не останусь в его доме. Уверена, он понял бы меня и даже помог бы где-то временно определиться.

Но, говорила я себе с горечью, ты никогда не поступишь так, Гейл. На подобный исход у тебя так же мало шансов, как у простой крестьянки превратиться в принцессу. До тех пор пока ты будешь находиться в плену его дьявольской улыбки, у тебя не появится ни желания, ни сил вырваться из них…