Некоторые, например Зигмунд Фрейд, утверждали, что именно он познакомил народ Израиля с монотеизмом; они предполагали, что появление основателя иудейской религии Моисея и исход еврейских племен из Египта совпадали по времени с периодом правления Эхнатона. Другие полагали, что Эхнатон был жертвой загадочной болезни, душевнобольным фараоном. Рон Фэрмер считал его бесполым существом, ни мужчиной, ни женщиной.

Марк Дэвисон, напротив, считал его мечтателем с уродливой внешностью, которого никто не смог понять.

— Я кое-что читал о фараоне Эхнатоне, — продолжал Сенфорд Холстид, — и вот что удивительно: никто так и не знает, что же на самом деле произошло с фараоном-еретиком. Он правил семнадцать лет, в течение которых успел многое сделать, а потом исчез при весьма загадочных обстоятельствах. Эхнатон унаследовал трон от своего отца Аменхотепа Третьего, но он перенес столицу из Фив в Ахетатон, город, который он построил в отдаленном уголке пустыни, вниз по течению Нила, чтобы там беспрепятственно молиться своему новому богу. Но после его смерти цветущий город опустел, люди вернулись в свои родные места, а имя Эхнатона было проклято. Но что стало с его знаменитой женой Нефертити? Кем была она и где была ее родина? И почему его зять Тутанхамон был убит после нескольких лет правления? Надеюсь, доктор Дэвисон, гробница, к которой нас ведет Невиль Рамсгейт, хранит ответы на все эти вопросы.

Марк оторвался от гипсового рельефа, подошел к бару и налил себе бурбона.

Холстид одним движением, плавно, почти по-кошачьи поднялся с места.

— Держите меня, пожалуйста, в курсе. Моя секретарша будет звонить вам каждое утро ровно в девять часов. Вы должны сообщать ей, как продвигаются дела и в каких суммах вы нуждаетесь. Чек на покрытие текущих расходов будет доставляться вам каждый понедельник около трех часов.

Когда Холстид собрался уходить, Марк остановил его:

— Минутку, мы еще не договорились о гонораре или о чем-нибудь вроде этого.

— Моя секретарша пришлет вам текст договора, из которого вы узнаете о размере и времени выплаты гонорара. Вы останетесь довольны, уверяю вас.

— Но как мне вас разыскать, если это потребуется?

— В этом не будет необходимости, доктор Дэвисон. Мы встретимся снова только в аэропорту, незадолго до нашего вылета в Египет.

Марк проводил Холстида до дверей, еще раз отметив, что для шестидесятилетнего мужчины его гость обладает удивительно хорошим телосложением.

— Я постараюсь поскорее сообщить вам дату нашего отлета.

В дверях Холстид обернулся еще раз и сказал, как будто бы все это время дожидался подходящего момента:

— Да, вот еще что. Я хотел предупредить вас, доктор Дэвисон: меня будет сопровождать моя жена.

Марк открыл дверь и увидел перед домом стоящий под проливным дождем элегантный черный «роллс-ройс». Шофер, державший над головой большой зонт, как раз открывал в этот момент заднюю дверцу машины. Марк не мог удержаться, чтобы не ответить на последнее замечание Холстида:

— Возможно, она и будет сопровождать вас, мистер Холстид, но только до тех пор, пока не поймет, что это не воскресная прогулка.

— Уверяю вас, доктор Дэвисон, она вполне готова к экспедиции. Доброй ночи, господа.

Когда «роллс-ройс» отъехал от дома, Марк быстро закрыл дверь. Рон встретил его в гостиной словами:

— Похоже, мне придется поехать с тобой, Марк. Я не доверяю этому человеку.

— Я тоже, дружище, — пробормотал Марк, — я тоже.

ГЛАВА 5

ЕГИПЕТ. ЧЕТЫРЕ МЕСЯЦА СПУСТЯ


Марк Дэвисон был рад предстоящему путешествию по железной дороге, поезд шел долго и без остановок, так что времени было достаточно, чтобы привести в порядок свои мысли и разобраться с самим собой. Ему было о чем подумать.

Он сидел, прислонившись к окну, и смотрел на пробегающие мимо бесконечные поля сахарного тростника, почти не обращая на них внимания. Было раннее утро, и прилежные обитатели долины Нила уже приступили к работе. Ослы, нагруженные огромными связками сахарного тростника, тяжело ступали по глиняным тропинкам; полуголые ребятишки и тощие собаки из близлежащих деревень бежали вдоль железнодорожного полотна, приветствуя проходящий поезд; женщины в черных одеждах с кувшинами на головах останавливались, чтобы поглазеть на паровоз. Прошел уже час с тех пор, как поезд миновал густонаселенные пригороды Каира, и, когда они остались далеко позади, перед пассажирами предстала древняя долина Нила во всей своей первозданной красе.

Но Марку Дэвисону было не до пейзажей. Вместе со своими молчаливыми спутниками он сидел в вагоне первого класса, задумчиво потягивал давно потухшую трубку и все пытался последовательно разобраться со всеми волновавшими его вопросами.

Проблема с Нэнси, ставшая главной причиной трех бессонных ночей в отеле «Нил-Хилтон» в Каире, мучила его больше всего. Чем больше он старался избавиться от этих мыслей, чтобы заняться тысячью мелочей, связанных с экспедицией, — тем труднее ему было выбросить из памяти картины последнего проведенного вместе с Нэнси вечера, которые постоянно стояли у него перед глазами. К его сообщению о том, что место профессора досталось не ему, она отнеслась с дружеским пониманием. Будут и другие возможности, не хуже этой, сказала она, ведь получил же он заказ от своего издателя на новую книгу, и она с радостью поможет ему написать ее. А когда она попыталась снова перевести разговор на тему женитьбы, он сообщил ей о предстоящих раскопках.

Марк знал ее вспыльчивый характер и ожидал бурную реакцию. Нэнси была наполовину ирландка, наполовину латиноамериканка, и Марку уже не раз доводилось испытать на собственной шкуре, что происходит, когда два горячих темперамента взаимно усиливают друг друга. Вот и теперь он внутренне приготовился к выяснению отношений. Как же он был, однако, удивлен, когда она сначала посмотрела на него отсутствующим взглядом затем погрузилась в свои мысли и, наконец, взглянув на него печально и разочарованно, сказала: «Я знала, что когда-нибудь это случится. Глупо было с моей стороны надеяться, что я смогу удержать тебя и что ты сдержишь свое обещание.»

Он хотел было возразить ей, но она продолжала обезоруживающе нежным голосом: «Я люблю тебя больше, чем когда-либо. Так сильно, что готова отпустить тебя. Я имею в виду не только в Египет, но и навсегда. Я понимаю, насколько нужна тебе работа в поле, Марк, но я хочу иметь дом и детей. Нет, я не поеду с тобой, и я не выйду за тебя замуж сегодня вечером. Это ничего не изменит. Поступай так, как ты должен поступить, Марк, и если я буду еще тут, когда ты вернешься…»

Она не закончила предложение. И теперь, когда поезд с грохотом несся вдоль оросительных каналов, мысли Марка беспрерывно кружились вокруг той прощальной ночи, проведенной в ее объятиях, когда он страстно любил ее, а она тихо всхлипывала у него на плече. Она не пришла в аэропорт попрощаться с ним. Когда же он решил позвонить ей из аэропорта, телефонистка ответила ему, что номер снят.

Шелест бумаг вернул Марка к реальности. Он отвернулся от окна и посмотрел на Рона, который сидел спиной по ходу движения и торопливо строчил что-то в своем блокноте. Блокнот скрипел под его пером. Рон толково использовал трехдневное пребывание в Каире. Он побывал в Египетском музее и завел знакомство с его директором, который разрешил ему осмотреть залы с мумиями, закрытые для простых посетителей. Он истратил две пленки, снимая фараонов и их величественных супруг. Третью пленку он использовал для того, чтобы со всех сторон заснять так горячо обсуждаемую профессионалами статую Эхнатона.

Рон Фэрмер занимался анатомией древних египтян. Различные статуи и рельефы Эхнатона легли в основу его новой теории, согласно которой фараон не имел половых органов. Кроме того, Рон сделал в музее снимки некоторых рельефных надписей, относительно которых ученые расходились во мнениях. Эти надписи подкрепили его теорию, по которой шесть знаменитых дочерей Эхнатона в действительности были вовсе не дочерьми, а его сестрами.

Рон был целиком поглощен в этот момент своими мыслями и записями и не замечал, что поезд ехал уже по среднему Египту и приближался к конечной цели их путешествия.

Марк посмотрел на других пассажиров купе. Сенфорд Холстид сидел с запрокинутой головой и закрытыми глазами, почти неподвижно и, казалось, даже не дышал. Он выглядел таким спокойным и безмятежным, что походил на мертвеца. Рядом с ним сидела его красавица жена Алексис. Она листала журнал мод, при этом нефритовый браслет на ее гонком запястье позвякивал при каждом ее движении.

Марк был просто потрясен, когда он впервые три дня назад увидел Алексис Холстид в международном аэропорту Лос-Анджелеса. Он сидел в зале ожидания первого класса и гадал, кем же могла приходиться Холстиду потрясающая молодая дама, вошедшая вместе с ним. Алексис Холстид выглядела лет на тридцать моложе своего мужа, она была высокая, стройная, загорелая и очень спортивная. Ее рыжие непослушные волосы удивительным образом контрастировали с холодным взглядом темно-зеленых глаз. Холстид лишь коротко представил ее, после чего они снова отделились от египтологов. Алексис Холстид не удостоила Марка при этом даже улыбки, она лишь небрежно кивнула ему, а Рона, казалось, и вовсе не заметила.

Марк долго смотрел ей вслед, когда она проскользнула мимо него и заняла место на противоположном конце зала ожидания. Уже при этой мимолетной встрече она показалась ему удивительно знакомой. И сейчас, когда он смотрел на ее изящный профиль, напоминающий вырезанный из коричневого мрамора бюст, его снова не покидало чувство, что он ее где-то видел.

Он отвернулся от Алексис и посмотрел через проход на Хасима ель-Шейхли, молодого служащего из Управления по охране памятников древности, который был назначен наблюдать за экспедицией.

Они познакомились два дня назад в Каире, когда Марк пришел в министерство, чтобы выяснить, нельзя ли найти в архиве какие-нибудь сведения об экспедиции Невиля Рамсгейта. Документов, касающихся неудачной экспедиции Рамсгейта, там было, однако, совсем мало, и те немногие новые факты, которые обнаружил Марк, содержали лишь новые загадки. И все же он выяснил две удивительные вещи.

Прежде всего его поразило правительственное распоряжение, подписанное пашой в 1881 году. Согласно этому документу все члены экспедиции Рамсгейта умерли от оспы. Поэтому на местность налагался карантин, а лагерь предписывалось сжечь. С одной стороны, это проливало свет на загадочную судьбу группы Рамсгейта, с другой же стороны, Марку не давали покоя несостыковки по времени. На распоряжении паши стояла дата — 5 августа 1881 года, тогда как последняя запись в дневнике была сделана 1 августа. Как могли все члены экспедиции, у которых 1 августа еще не было никаких признаков болезни (ведь Рамсгейт не упоминает об этом ни единого слова), так быстро заразиться оспой и умереть в течение четырех дней, причем все сразу?

Второй вопрос возник после того, как Марк внимательно изучил семь свидетельств о смерти, которые были написаны по-арабски и подписаны известным доктором Фауадом. Невиль Рамсгейт, его жена Аманда, работник Мухаммед и трое других мужчин значились умершими от оспы. В свидетельстве же сэра Роберта причиной смерти была названа холера. Смущал также и тот факт, что в этих печальных актах ничего не сообщалось о том, что сталось с телами.

Марк перевел взгляд с симпатичного молодого служащего на последнего члена экспедиции, и ему невольно вспомнился разговор с местным помощником, состоявшийся три дня назад, когда они прибыли в Каир.

Абдула Рагеб ожидал четырех американцев в аэропорту за таможенным контролем. Как обычно, друг Mаpка, высокий, худощавый, неопределенного возраста египтянин с аристократической осанкой, предстал перед ними в безупречно белой галабие, которая подчеркивала необычную худобу его тела и темный цвет кожи. Абдула Рагеб обнял Марка сердечно, но вместе с тем сдержанно, как это было принято в этой стране, а потом поприветствовал его на ломаном английском. Он принимал гостей так, как будто он был королем своей страны, при каждом приветствии он лишь слегка наклонял голову, не вынимая рук из широких рукавов своего платья. Он называл Марка «эфенди», турецким титулом давно минувших дней, из чего Марк сделал вывод, что Абдула был намного старше, чем это могло показаться.

В «мерседесе», по пути в «Нил-Хилтон» они обсудили последние детали.

— Абдула, ты все подготовил к нашему путешествию вверх по Нилу?

— Все в порядке, эфенди, через три дня мы можем отправляться в путь, иншаллах.

— Груз не повредился при перевозке?

— Нет, эфенди. Ящики прибыли целыми. Я оставил их в камере хранения на вокзале Рамсес. Завтра я со всем снаряжением отправлюсь вверх по Нилу и разобью лагерь, так что к вашему приезду все будет готово. Я также забронировал для вас и ваших спутников отдельное купе в поезде, чтобы вам никто не мешал во время путешествия.