— Я не стану спорить с тобой. Больно уж ночь хороша.

— А я, пожалуй, поспорю, — сказал Филипп. — Мне до сих пор не дает покоя твоя нелепая смерть. Как ты погиб? Вопросов уйма. Так что попробую порассуждать.

— Я догадывался, что из троих ты самый крепкий орешек. Всегда на все имел ответ. Да, я знаю, тебя мучают неразрешенные загадки. В тебе клокочет гнев. Ты настроен любой ценой докопаться до правды. Тебе пришлось изменить свою жизнь и взвалить на плечи обязанности, которые никак не должны были стать твоими. Но ты не отмежевался от них, и я этому очень рад.

— У меня нет времени бегать по врачам. В моем расписании не осталось места для сеансов психотерапии.

Рей расхохотался.

— Парень, я же сказал: ты не пьян. И уж тем более не сумасшедший. Ты просто большой упрямец. Ведь у тебя гибкий ум, Филипп. Почему ты не хочешь допустить, что это возможно?

Филипп обнял себя и повернул голову. Да, это лицо отца — широкое, морщинистое, полное жизни и юмора. В лучистых голубых глазах пляшут лукавые смешинки, ночной ветерок теребит седые волосы.

— Потому что это невозможно.

— Когда мы с матерью взяли вас к себе, некоторые говорили, что наша затея обречена на провал, что создать нормальную, полноценную семью мы не сможем. Они заблуждались. Если бы мы прислушались к ним и действовали по законам логики, ни один из вас не стал бы нашим сыном. Но судьба не признает закономерностей. Как есть, так и есть. Вам было предначертано стать нашими сыновьями.

— Ну хорошо. — Филипп протянул к отцу руку и словно ошпаренный отдернул ее. — Как я могу поверить? Как я могу коснуться тебя, если ты призрак?

— Потому что тебе это нужно. — Рей небрежно потрепал его по плечу. — Я еще побуду в этом мире некоторое время.

Филипп почувствовал, как к горлу подступил комок, а в животе завязался узел.

— Почему?

— Не все дела довел до конца. Придется тебе с братьями отдуваться за меня. Ты уж извини, Филипп.

Нет, не может быть, убеждал себя Филипп. Он просто грезит наяву. Вероятно, это первая стадия психического расстройства.

Теплый влажный ветерок обдувал лицо. В траве все так же стрекотали цикады, в лесу по-прежнему ухала сова.

Если это видение, следует выжать из него все, что можно, решил Филипп.

— Говорят, ты покончил жизнь самоубийством, — медленно произнес он. — Страховая компания оспаривает требование о выплате денежного возмещения.

— Надеюсь, ты понимаешь, что это полнейшая чушь. — В голосе Рея теперь сквозили раздражение и досада. — Я не стал бы искать легкого выхода. Мне нужно было заботиться о мальчике.

— Сет твой сын?

— Могу сказать одно: он принадлежит мне.

С болью в висках и в сердце Филипп опять воззрился на воду.

— Мама была еще жива, когда он родился.

— Знаю. Я никогда не изменял твоей матери.

— Тогда каким образом…

— Ты должен принять его ради себя. Я знаю, он тебе небезразличен и ты делаешь для него все, что в твоих силах. Остался последний шаг. Принять его. Он нуждается в тебе. Ему нужны вы все.

— С ним ничего не случится, — мрачно сказал Филипп. — Мы этого не допустим.

— Если позволить, он изменит всю твою жизнь.

Филипп коротко рассмеялся.

— Уже изменил, уверяю тебя.

— В лучшую сторону. Ты скоро это поймешь. Не исключай интересные возможности. И пусть этот маленький эпизод не тревожит тебя. — Рей дружески похлопал его по коленке. — Поговори с братьями.

— Ну да, так и скажу им: сидел ночью на берегу и беседовал… — Филипп взглянул на отца, но вместо него увидел деревья, залитые лунным светом. — С пустотой, — закончил он и, устало откинувшись на траву, устремил взгляд на луну. — О Боже, пора брать отпуск.

ГЛАВА 4

Не следует выказывать слишком явное нетерпение, напомнила себе Сибилл. Или являться туда слишком рано. Все должно выглядеть так, будто она забрела к ним случайно. И вид у нее тоже должен быть непринужденный.

Машину она решила не брать. Ее визит вызовет меньше подозрений, если она зайдет в мастерскую с набережной, будто бы после прогулки по магазинам.

Чтобы успокоить взвинченные нервы, Сибилл зашагала по набережной. Прелестное субботнее утро бабьего лета привлекло на улицы много туристов. Они бесцельно расхаживали взад-вперед, заглядывали в маленькие лавки, останавливались поглазеть на парусники и катера, курсирующие в заливе. Никто никуда не торопился, не стремился увидеть нечто особенное.

Разительный контраст с большим городом, думала Сибилл. Там по субботам даже туристы бегают, спеша увидеть как можно больше достопримечательностей. Пожалуй, это сравнение стоит проанализировать в книге.

Маленькие магазинчики, судя по всему, не приносили своим хозяевам большой прибыли, однако продавцы не лезли вон из кожи и не прибегали к уловкам, нагло навязывая клиентам товар, как это принято среди торговцев крупных туристических центров, где постоянно толпится народ и каждый держится за свой кошелек.

Сибилл купила несколько открыток для друзей и приятелей и книгу об истории городка, которая ей, в сущности, была не нужна. Просто она всегда приобретала путеводители в тех местах, где бывала. Как знать, может быть, это издание пригодится ей в исследовательской работе. Потом она долго вертела в руках оловянную фею с капелькой горного хрусталя, свисавшего с ее изящного пальчика, но покупать сувенир не стала, напомнив себе, что в Нью-Йорке полно подобных безделушек.

Ее внимание привлекла продуктовая лавка «У Кроуфорд», которая, судя по царившему там оживлению, пользовалась популярностью у жителей Сент-Криса. Она зашла и купила себе рожок с мороженым, таким образом заняв руки на весь оставшийся путь до мастерской Куиннов.

Дорога заняла не много времени. Должно быть, вся набережная от края до края не больше мили, прикинула Сибилл.

Жилой район лежал к западу от залива. Узкие улочки, аккуратные домики с ухоженными газонами. Через низкие заборы, разделяющие владения, наверное, удобно делиться сплетнями. Деревья большие, разлапистые. Густые кроны еще по-летнему зелены.

Ей встречались дети. Одни играли во дворах, другие разъезжали на велосипедах по наклонным тротуарам. Какой-то подросток с любовью чистил старенький «шевроле», громко повторяя слова песни, звучавшей в его наушниках.

На изрытой выбоинами стоянке возле мастерской стоял джип Филиппа. Компанию ему составлял облезлый пикап. Двери и несколько окон здания были настежь распахнуты. Из них неслось жужжание пилы под аккомпанемент гитары Джона Фогерти.

Итак, Сибилл, теперь или никогда.

Она глубоко вздохнула, проглотила остатки мороженого и шагнула в мастерскую. При виде огромного пыльного помещения, освещенного ярко, как театральная сцена, Сибилл пришла в еще большее смятение. Куинны трудились в поте лица. Этан с Кэмом вставляли в каркас, который, похоже, представлял корпус строящегося судна, очередной изогнутый деревянный брус. Филипп разрезал бревно огромной электропилой.

Сета видно не было.

С минуту она просто стояла, наблюдая за работой мужчин и размышляя, не уйти ли ей. Если племянника здесь нет, лучше отложить визит до другого раза, когда она будет точно знать, что встретит его.

Не исключено, что Сет отправился куда-нибудь с друзьями на целый день? Или сидит дома. Интересно, называет ли он свое новое жилье домом?

Неожиданно визг пилы прекратился. Теперь звучал только голос Джона Фогерти, распевающего о каком-то кареглазом красавце. Филипп отступил в сторону, поднял защитные очки, обернулся. И увидел ее.

Лицо его мгновенно озарила радостная улыбка, такая искренняя, что Сибилл стало стыдно за себя.

— Я не вовремя. Оторвала вас от дела. — Ей пришлось повысить голос, чтобы перекричать музыку.

— И слава Богу! — Филипп направился к ней, на ходу вытирая ладони о джинсы. — Меня уже тошнит от этих парней. Целый день глаза мозолят. На тебя смотреть гораздо приятнее.

— Я решила сыграть в туристку. — Она качнула пакетом с покупками. — И заодно зашла к вам на экскурсию, как ты предлагал.

— Я ждал тебя.

— Значит… — Она умышленно перевела взгляд на строящийся корпус. На бездушные предметы смотреть безопаснее, чем в его золотисто-карие глаза. — Это и есть ваше судно?

— Пока только корпус. Будущий. — Он взял ее за руку и повел в глубь помещения. — Мы строим спортивное рыбачье судно.

— Какое именно?

— Ну, бывают такие затейливые посудины, которые тешат самолюбие мужчин. Они ходят на них ловить марлинов и пить пиво.

— Привет, Сибилл, — с улыбкой окликнул ее Кэм. — Не желаешь помочь?

Она бросила взгляд на инструменты с острыми краями и тяжелые бревна.

— Пожалуй нет. — Она непринужденно улыбнулась ему в ответ и взглянула на Этана. — По-моему, вы втроем прекрасно справляетесь без посторонней помощи. Ассы.

— Ассы — это мы. — Кэм показал большим пальцем на себя и Этана. — А Филиппа держим, чтоб не скучно было.

— Не ценят меня здесь.

Сибилл рассмеялась и пошла вдоль корпуса. Его форма уже угадывалась, но, что конкретно делают сейчас с ним мужчины, она плохо представляла.

— Полагаю, он стоит верх дном.

— У тебя острое зрение, — пошутил Филипп и ухмыльнулся, заметив, как взметнулись ее брови. — Вот закончим обшивку, потом перевернем и займемся палубой.

— Ваши родители корабелы?

— Нет, мама была врачом, отец преподавал в университете. Но мы выросли среди лодок.

В голосе Филиппа сквозили любовь и неизжитое горе. В эту минуту Сибилл ненавидела себя. Она намеревалась подробнее расспросить его о родителях, но язык не поворачивался.

— А мне вообще не доводилось плавать на парусниках и прочих судах.

— Ни разу?

— Думаю, я не одна такая. Миллионы людей в мире не имеют подобного опыта.

— А желание есть?

— Не отказалась бы. Мне нравится смотреть на яхты из окна моего номера в гостинице. — Чем дольше она разглядывала корпус, тем больше вопросов у нее возникало. — Откуда вы знаете, с чего начинать? Полагаю, вы работаете по эскизам, чертежам или как это еще называется.

— Модель придумывает Этан, Кэм делает макет, а Сет воплощает его в чертежах.

— Сет? — Ее пальцы вцепились в ремешок сумочки. — Ты же вроде говорил, что он школьник?

— Школьник. Но он потрясающе рисует и чертит. Идем покажу.

Услышав нотки гордости в голосе Филиппа, Сибилл пришла в крайнее волнение. С трудом сохраняя самообладание, она проследовала за ним к дальней стене, на которой в грубых деревянных рамках висели чертежи нескольких судов, выполненные карандашом. Великолепные эскизы, отметила Сибилл. Умные, четкие, аккуратные, талантливые.

— Он… Это чертил ребенок?

— Да. Потрясающе, правда? Вот этот мы только что закончили. — Он похлопал ладонью по стеклу. — А сейчас работаем над этим.

— Очень талантливый мальчик, — пробормотала она. — У него блестящее будущее.

— Ты рисуешь?

— Немного. Иногда. В качестве хобби. — Сибилл отвернулась, чтобы не выдать взглядом растерянности. — Это успокаивает, помогает в работе. — Она откинула назад волосы и с лучезарной улыбкой вновь повернулась к Филиппу. — И где же ваш художник?

— О, сейчас…

Он резко замолчал, заметив двух псов, влетевших в здание. Собака поменьше неслась прямо на нее. Сибилл сдавленно охнула и непроизвольно попятилась назад. Филипп щелкнул пальцем и строго приказал:

— Стой, идиот. Не прыгать. Не прыгать. — Безрезультатно. Глупыш уже подскочил к ней, подпрыгнул и положил передние лапы прямо ей на грудь. Она отшатнулась, напуганная большими острыми клыками, которые пес обнажил в оскале, по-собачьи выражая бурную радость.

— М-милый песик, — выговорила с запинкой Сибилл.

— Бестолочь, — прокомментировал Филипп и, схватив пса за шкирку, оттащил его от гостьи. — Совершенно невоспитанный. Сидеть. Извини, — сказал он Сибилл, когда пес послушно плюхнулся на пол и поднял одну лапу. — Это Глупыш.

— Да нет, он просто чересчур восторженный.

— Ты не поняла. «Глупыш» — его кличка. И она абсолютно точно передает суть его натуры. Он будет сидеть в таком положении, пока ты не поздороваешься с ним.

— Гм. — Сибилл робко взяла протянутую лапу.

— Он не укусит. — Филипп склонил голову набок, внимательно всматриваясь в ее лицо. В глазах Сибилл сквозило скорее смятение, чем раздражение. — Извини… ты боишься собак?

— Я… немного… больших незнакомых собак.

— Он безобидный. Разве что чудаковатый. Второй пес, Саймон, гораздо учтивее. — Саймон сидел на задних лапах, спокойно разглядывая Сибилл. Филипп почесал у него за ухом. — Это питомец Этана. А Глупыш принадлежит Сету.