Как бы там ни было, женщина покорила Марша своей мягкостью и доброжелательностью. Кантон был удивлен настойчивостью, с какой Скотт уговаривал его надеть один из лучших своих костюмов. Марш не привык к мягкой настойчивости в обхождении, но она ему понравилась, хотя внешность свою он менять не желал. Он потратил слишком много усилий, чтобы выглядеть старомодно-респектабельным.

Из дома адвоката они направились к Квинну Девро. Марш давно уже принял решение оставить роскошные апартаменты «Дворца спокойствия» и поселиться в «Славной дыре». На восстановление салуна требовалось слишком много средств, чтобы он мог позволить себе комфортную жизнь.

Девро находился в своем кабинете. Одна стена была застеклена полностью. Другие были украшены прекрасными картинами, из которых одна, по мнению Кантона, была просто гениальной. На картине была изображена радуга, которая казалась такой живой, что Марш едва подавил желание подойти и прикоснуться к ней.

— Это работа моей жены, — гордо сообщил Девро.

— Замечательная картина.

— Да, — согласился Девро. — Приходите к нам как-нибудь на обед, и я вас познакомлю с супругой.

Марш испытывал угрызения совести, подобные тем, что заставили его помучиться в доме адвоката. Кантон попытался побыстрее отделаться от этого давно забытого чувства. Боже! Неужели он не готов к общению ни с кем, кроме картежников и наемных убийц?! На мгновение он вспомнил свою прежнюю жизнь: прелестные вечера и веселые балы, охота, дружеские вечеринки, приятная беседа за прекрасными сигарами и бургундским. Но тут он весь сжался. Он сознательно выбрал другой образ жизни, который не вязался с прелестями цивилизованного общества, и теперь слишком поздно сожалеть об этом.

Кантон ответил Девро уклончивым кивком, свидетельствующим о показном нежелании. Девро понимающе улыбнулся.

Марш почувствовал себя не в своей тарелке.

— Я просто хотел поблагодарить вас, — отрывисто выпалил Марш. Его слова и манера поведения говорили о том, что он не умел выражать благодарность. — Скотт сообщил мне, что именно вы способствовали тому, чтобы меня выпустили. Не знаю почему…

Девро поднял темные брови, которые контрастировали с седой шевелюрой. Трудно было определить возраст этого человека. Видимо, из-за той силы, которую излучали глаза и лицо Квинна, подумал Марш. Девро испускал такую энергию, над которой время было не властно. У Квинна Девро были голубые искрящиеся глаза. Сам он был строен и подтянут. В облике Девро было нечто, что заставляло Марша предполагать, что первый был не просто преуспевающим бизнесменом. С такими людьми лучше не ссориться. Тем не менее глаза Девро сверкали юмором и участием.

— Я не люблю несправедливости, — просто сказал Девро, — мне не нравится, когда четверо нападают на одного, которого и бросают в камеру.

— Как вы узнали об этом?

— Я многое узнаю.

— Это было не простое нападение.

— До меня доходили кое-какие слухи…

Марш решил копать глубже.

— О замечательной мисс Хилльярд?

— Я не знаком с леди лично, но я слышал о ней. И то, что произошло с вами, не похоже на ее способы борьбы. Может, я и ошибаюсь, но теперь вы знаете, с чем вы можете столкнуться. Вы уверены, что хотите продолжать?

— Больше, чем раньше, — с блуждающей на губах недоброй улыбкой ответил Марш.

— Я так и думал. Могу ли я вам чем-нибудь помочь?

— Но почему? — неприлично и остро ответил вопросом на вопрос Кантон. — Почему вы беспокоитесь обо мне? Зачем вам это надо?

Девро медлил с ответом. Он не спеша подошел к бару, вынул графинчик.

— Не желаете?

Марш жестом отказался.

— Почему? — настойчиво повторил он свой вопрос.

— Вы напоминаете мне меня самого, каким я был несколько лет назад.

Марш недоверчиво оглядел своего собеседника. Квинн Девро был одним из самых уважаемых людей в Сан-Франциско. Его чтили за филантропическую деятельность.

— И что… Вы ничего не хотите от меня взамен на вашу услугу?

— Абсолютно ничего.

— Я не люблю быть в долгу.

— Я тоже не люблю. И не люблю, когда люди думают, что обязаны мне, поэтому забудем об этом. Отнеситесь к происшедшему как к моей прихоти. Я недолюбливаю капитана Делани, и мне нравится досаждать ему.

— Делали?

— Человек, который спровоцировал ваш арест. Будьте настороже.

Еще одна услуга. Марш поморщился.

— Учту.

Кантон направился было к двери, но вдруг повернулся:

— Я все-таки ваш должник.

И не дожидаясь ответа Девро, закрыл за собой дверь.

* * *

Много дней прошло с тех пор, как, раз привязавшись, мелодия не покидала Каталину.

Укладывая волосы в пучок, женщина состроила гримаску. Она совершала вечерний туалет.

Неужели эта мелодия никогда не покинет ее? Каталина хорошо запомнила мотив, хотя название произведения ей было неизвестно. Она знала такие песни, как «В поисках Бога» и «Желтая роза из Техаса», некоторые фривольные песенки и сентиментальные баллады. На этом знакомство Каталины с музыкой заканчивалось.

Женщина нахмурилась, уличив себя в отсутствии музыкального образования. Основам грамотности — чтению, письму и счету — она выучилась уже в зрелом возрасте. Ее учителем был Бэн. Он же познакомил ее с хорошими книгами, но их было тяжело доставать в шахтерских поселениях, а здесь, в Сан-Франциско, у нее просто не было времени на чтение. Может быть, когда-нибудь…

Но в области человеческой природы и человеческих отношений Каталина получила самое полное образование.

Ступай прочь, прогоняла она мелодию, преследующую ее. Но та все не отставала, и неожиданно женщина поняла, что мелодия звучит не у нее в мозгу, что она слышит музыку. В вечернем сумраке звучала чарующая мелодия.

Значит… он вернулся. Кантон. Каким-то образом он выбрался из тюрьмы. Неужели это Кантон играет?

Нет, это невозможно.

Но он вернулся. Его освободили. Каталина поежилась. Должно быть, он понял, что произошло. И почему.

Как он смог выбраться из тюрьмы? Он захочет отомстить. Но как?

Протяжная мелодия сменилась дикой жесткой музыкой. Мурашки побежали у нее по спине. В музыке слышалась угроза.

Через некоторое время Каталина подавила страх. Она привыкла сражаться. И для достижения светлой цели не следовало гнушаться даже грязными приемами.

* * *

За столом у задней стены зала «Серебряной леди» сидел Кантон. Разглядев бледно-желтые следы былых синяков и увидев, что Марш болезненно напряжен, Каталина неожиданно ощутила сильное чувство вины.

Блефовать она умела прекрасно. И знала, что никогда не следует избегать встречи с противником один на один. Особенно на своей территории.

Каталина подошла к столику, за которым сидел Марш.

— Мистер…

— Кантон, — слабо улыбаясь, напомнил Марш. — Тэйлор Кантон.

— Последние несколько дней у вас было тихо, — проговорила Каталина, глядя прямо в глаза своему неожиданному клиенту.

Глаза, лицо, даже улыбка Кантона оставались бесстрастными.

— Да, у меня были кое-какие дела, — улыбаясь, ответил он. — Думаю, что передышка была короткой. Завтра поутру мы продолжим ремонт.

Каталина неотрывно смотрела на Кантона.

— Вы остаетесь?

— О да. Если я начинаю дело, то довожу его до конца.

Впервые в его спокойном, ровном голосе проскользнул намек на чувство, и чувством этим было угрожающее предупреждение, но оно было таким слабым, что чуть не проскользнуло мимо чуткого уха Каталины.

— Значит, у нас есть общие черты, — парировала она, неискренне улыбаясь.

— Я думаю, у нас может быть очень много общего, мисс Каталина.

— Не думаю, — отрубила она, презрительно обороняясь.

Улыбка Марша выросла до ушей.

— Ну, давайте разберемся. Оба мы владеем салунами…

Марш лениво, но очень придирчиво ощупывал взглядом фигуру женщины. Каталина вспыхнула. С ней этого не случалось уже долгие годы. Без слов, но очень выразительно он определил, что у них есть еще общее: до боли осязаемое физическое притяжение, которое невозможно скрыть. Настолько сильное, что воздух между ними был напоен желанием. Марш тянул время, ожидая, когда осознание их общности гневом закипит в Каталине, заставляя ее разъяриться. Он медленно, взглядом раздевал женщину так, как никто никогда не позволял себе — с ленивой чувственностью, с выраженным пониманием того, что ее тело непроизвольно отвечает ему сладко-щемящим томлением плоти.

Изысканная пытка.

Она люто возненавидела его. Она ненавидела его за то, что он разбудил в ней женщину. Она почувствовала себя слабой. Перед ней сразу же встал вопрос: что она есть такое? И она ненавидела себя за это.

А он, загадочный, сидел, буравя ее глазами, похожими на зеркала, в которых фиксируется все, что происходит в тайниках души собеседника.

И это было опаснее всего. Значительно опаснее, чем открытые угрозы или выплескиваемая через край ярость.

У Каталины мелькнула мысль, не объяснить ли соседу, что она не собиралась причинять ему физического вреда, но любое объяснение было невозможно без упоминания о капитане полиции. И, в конце концов, оно ничего не даст. Именно она была первопричиной его злоключений и сомневалась, что Кантон поверит ей. Особенно тому, что она уберегла его от путешествия по экзотическим местам Востока. Вряд ли он оценит ее заботу.

Извиняться она тоже не хотела. Кэт не была лицемеркой. Она знала, что при необходимости она повторит все снова. И в следующий раз, пришла ей в голову порочная мысль, она так быстро не вмешается. Мысль о Кантоне, драящем шваброй палубу, оказалась притягательно-сладкой. В любом случае он заслужил все, что с ним случилось. Всякий, кто ходит на Побережье, — дурак. Вот правильно, похвалила сама себя Каталина, так о нем и думай. Как о дураке, а совсем не как о человеке, мужчине, который заставляет сладко трепетать все твое тело.

— Итак, — мягко добавил Марш, — кажется, у нас есть еще кое-что общее…

Казалось, он подыскивает слова, но Кэт знала, что это только для видимости. Интуитивно она прекрасно чувствовала его намерения, его мысли.

— …а именно — отсутствие милосердия, — закончил он фразу с волчьей улыбкой на лице. — Вы, наверное, согласны со мной?

— Наверное. А может, безжалостность и беспринципность больше подходят? — медленно произнесла Каталина, не прячась, принимая вызов.

— Так же, как и многое другое, — покладисто согласился Марш.

Каталина еще раз внимательно оглядела Кантона. Странно, но следы от синяков и кровоподтеков ничуть не портили его мужественного мужского лица, которое так привлекло ее.

И Каталина поняла, что бесполезно внушать себе, что он дурак. Неизвестно, почему он отправился на Побережье, но совсем не потому, что был дураком.

Каталина присела за стол. Ладони ее скользнули по гладкой деревянной поверхности. Все это было ее. Она создала и выпестовала «Серебряную леди», и она стала Ледяной Королевой Сан-Франциско. Обывателям она внушала если не уважение, то благоговение.

Женщине хотелось стереть этот ленивый, двусмысленный взгляд с его лица, даже несмотря на то, что это может быть опасно. Задеть его… в любом смысле… может быть даже смертельно.

Чувство опасности, которое исходило от Марша, смешивалось с горячей чувственностью, обволакивающей их. Эта смесь одновременно дурманила, опьяняла и наводила ужас.

Напуганная, но будучи не в силах остановиться, Каталина спросила:

— С вами произошел несчастный случай?

— Ерунда. Просто не повезло, — беззаботно ответил Марш. — Сначала я просчитался, потом они просчитались.

Она вопросительно посмотрела на него.

— Двое из них находятся в больнице. А может быть, и трое. Я не уверен.

— Да, Сан-Франциско — очень опасное место. Следует быть осторожным, выбирая маршрут для прогулок.

— Очень мило, что вы меня предупредили, — сверкнув зрачками, поблагодарил Марш.

— Конечно, вы хорошо вооружены, — Каталина продолжала невинный щебет, переведя взгляд с изуродованного лица на винтовку, пристегнутую к ремню.

Кантон кивнул.

— Теперь, когда я знаю, что можно попасть в ловушку, я буду настороже.

Кэт направила беседу в другое русло.

— Чуть раньше… я слышала музыку, доносившуюся из «Славной дыры».

Выражение лица Марша не изменилось. Он ничего не ответил, будто пропустил мимо углей слова женщины, как не стоящие внимания, и сделал глоток виски. Каталина получила щелчок по носу, но не унималась. Врага надо знать досконально.

— Это не вы играли?

Кантон смотрел сквозь нее и не отвечал. Не было необходимости тратить слова. Каталина подозревала, что он частенько использует этот прием. Кантон приковывал неподвижный, бесстрастный взгляд темных холодных глаз к человеку и смотрел до тех пор, пока не подавлял собеседника настолько, что тот забывал о своем любопытстве. А может, словесная игра утомила его?

Подтверждение было получено, предупреждение сделано, война объявлена. Кантон неожиданно резко встал. Худой, смертоносный, с винтовкой у бедра.