Джейсон Томас - Шампанское

Клетус Сарасота в точности соответствовал классическому образу техасского нефтяного магната. Когда-то ярко-рыжие густые, непокорно вьющиеся кудри теперь поседели, кустистые брови резко выделялись на красном от постоянного пребывания на солнце и долголетнего злоупотребления бурбоном лице. Этот высокий и статный человек носил ковбойские сапоги вместе с костюмом от Неймана — Маркуса стоимостью в три тысячи долларов. В отличие от братьев и сестер, более похожих на мать, Баффи была физически и эмоционально почти точной копией отца.

— Привет, куколка! — прогрохотал Клетус Сарасота.

— И тебе привет, старый сукин сын! — в тон отцу низким голосом проговорила Баффи. — Что это ты явился ко мне? Неужели твой бизнес настолько плох, что ты решил отлучиться из Техаса?

— Детка, — улыбнулся Клетус, — я очень спешил, потому что, если помнишь, сообщение о твоей свадьбе прогремело как гром среди ясного неба. И потом, если помнишь, я так и не получил на нее никакого приглашения.

— Помню, папочка, помню.

— Должен признаться, я весьма польщен. — Клетус подкрепил свои слова выразительным жестом широко разведенных рук. — И знаешь, что мне больше всего тут нравится? — Он слегка понизил голос, словно собирался поделиться с дочерью каким-то секретом. — Мне не нужно ни за что платить! Видишь ли, твой благоверный даже предложил прислать за нами свой самолет, вернее, один из своих самолетов, но я сказал, что воспользуюсь своим! Однако, признаться, я потрясен! Не то что твой Джонс, как его там?

— Зак Джонс, — подсказала Баффи.

— Вот именно! Тот самый милый парень, за которым ты была замужем минут десять, да и то несколько месяцев назад. Тот краткосрочный брак обошелся мне в кругленькую сумму. Да ты еще настояла на том, чтобы оставить тот роскошный чердак ему!

— Но он действительно принадлежал ему.

— Ну да, только ты успела вбухать в него около миллиона долларов! Он того не стоил. До сих пор не понимаю, дочка, что ты в нем нашла такого. Может, у него член длиной в десять дюймов? Или еще что-нибудь эдакое?

— Все равно не поймешь, папочка…

— А ты попробуй объяснить!

— Я любила его.

— Любила? Что такое любовь? Ты любила — боюсь соврать, потому что давно сбился со счета, — чуть ли не несколько десятков парней! Ну и что с того?

— Ты не имеешь ни малейшего представления о том, что такое настоящая любовь, — почти прошептала Баффи. — И никогда не имел…

— Ну уж это ты слишком, юная леди! Я всегда горячо любил женщину, с которой прожил всю свою жизнь…

— Ты имеешь в виду свою секретаршу?

— Нет, — покривился Клетус, — я имею в виду твою мать. Она была моей единственной любовью.

— Бедная мама, — вздохнула Баффи.

— Сделаю вид, что не слышал этого, — сурово заметил Клетус.

— Ты всегда так делаешь.

— Ладно, не стану ссориться с дочерью в день ее свадьбы с принцем фон Арпсбургом, — добродушно проговорил Клетус.

— Папочка, я хочу тебе еще кое-что сказать. — Баффи бросила на отца пронзительный взгляд. — Мне известно, что ты нанял лучших детективов, желая все разузнать о Тэйлоне. В результате ты выяснил, что он гомосексуалист.

— Ничего я не выяснил… — попытался возразить Клетус.

— Тебя это, разумеется, мало волнует, поскольку он очень богат. Даже богаче тебя. Но поверь мне: Тэйлон самый умный, заботливый и порядочный мужчина, какого я только встречала в жизни, и я счастлива выйти за него замуж.

— Ну зачем ты так, дочка…

— Но я не люблю его. У меня есть веские причины стать его женой, но я все же не люблю его. А вот Зака я любила, да и до сих пор, наверное, люблю…

— Но ты же не собираешься, я надеюсь…

— Нет, я не собираюсь сделать ничего такого, что бы тебе не понравилось. Я выйду замуж за человека, еще более богатого, чем мой богатый отец, но пойми одно: Зак Джонс был для меня лучше всех на свете. Просто он не сумел справиться с твоей дочерью…

— Ты хочешь сказать, что в этом виноват я? Это я тебя плохо воспитал, так, что Ли? — взорвался Клетус. — Ты ведешь жизнь шлюхи, а виноват в этом, оказывается, я! Когда же ты, юная леди, станешь винить себя в своих грехах?

— Знаешь, папа, — тихо сказала Баффи, — сейчас впервые за всю нашу совместную жизнь ты сказал то, что дошло до моего сердца.

— И что же такого я тебе сказал?

— Ты все равно не поймешь.

— Великий Боже! — завопил Клетус. — Похоже, я тебя никогда не понимал и не пойму!

Плюхнувшись в кресло в углу спальни, он замолчал. Потом, немного успокоившись, спросил:

— Значит, ты всерьез полагаешь, что питала настоящую любовь к этому Джонсу? Тогда вот что я тебе скажу! Зря он связался с тобой! Ты была ему не по зубам! И нет такого мужчины, который мог бы справиться с тобой! Бог свидетель, мне это никогда не удавалось.

— Ну конечно, — ядовито подтвердила Баффи, — если уж тебе не удалось справиться со мной, то и ни одному другому мужчине на свете не удастся это сделать.

Она твердо посмотрела в разъяренные глаза отца.

— Правильно, дочка! — рявкнул он. — Абсолютно правильно!

— Синьора! — раздался робкий голос служанки. — Пора одеваться. Прошу прощения, синьор, но вы должны покинуть синьору…

— Я с радостью отпускаю синьора. — Баффи сатанински улыбнулась. — К тому же синьору тоже необходимо переодеться.

Клетус молча направился к выходу и уже у дверей обернулся.

— Дочка, я хочу для тебя только самого лучшего.

— Знаю, папочка, — ответила Баффи. — Я знаю, — шепотом повторила она, когда дверь за высоким статным стариком закрылась.

Епископ Мондэви уже почти потерял надежду научить молодую женщину из Техаса правильно вести себя во время церемонии венчания, которая проводится на итальянском, а не на английском языке. Поначалу, когда репетиции только начались, он искренне полагал, что это венчание станет, так сказать, гвоздем сезона. Однако епископ не отличался наивностью и отлично понимал, что подлинная причина столь поспешного бракосочетания потихоньку подрастает в утробе прекрасной невесты. Он также слышал все сплетни о Тэйлоне фон Арпсбурге, но семья принца жертвовала самые крупные денежные суммы в пользу Римской церкви, поэтому для новобрачных готовилось особое папское благословение. Было также срочно выдано разрешение на венчание католика и баптистки.

Увидев платье невесты, епископ впервые встревожился.

— Дорогая моя, — начал он с безупречным оксфордским произношением, — какой ужас! Портной сшил вам не белое, а бежевое платье! Что же теперь делать?

— Боюсь, теперь уже ничего нельзя изменить, — потупилась Баффи. — Принцу известны причины, побудившие меня отказаться от белого цвета, символа невинности и чистоты.

Она мысленно улыбалась, видя огорчение почтенного епископа.

Потом, сделав знак прислуге, стала снимать с себя халат, чтобы переодеться в платье.

— Боже мой, — пробормотал епископ, — но это…

— Послушайте, падре, или как я должна вас называть, — ничуть не смутившись, заговорила Баффи. — Я была фотомоделью, и мне приходилось раздеваться на глазах у десятков мужчин. Впрочем, вы, наверное, первый священник, перед которым я раздеваюсь. — Она сделала небольшую паузу, словно задумавшись о чем-то. — Точно! Вы первый! Правда, был у меня однажды парень, который стал священником после двух или трех свиданий со мной, но ведь это не считается, да? — Баффи улыбнулась, явно получая удовольствие от растерянности и смущения епископа. — Не беспокойтесь, падре, я помню, как вы велели мне внимательно слушать церковную латынь, чтобы не ляпнуть что-нибудь невпопад и не оказаться в конце концов обвенчанной с кардиналом.

— Боже милостивый! — в ужасе воскликнул епископ.

Обряд венчания должен был проводить сам кардинал Де Перна. Мысль о том, что этот почтенный восьмидесятилетний старец может каким-то образом соединиться с этой странной и вместе с тем ослепительно красивой молодой женщиной позабавила епископа, и он неожиданно для себя усмехнулся, хотя, принимая исповеди многие годы, наслушался всякого.

Потом священник в очередной раз повторил своей нерадивой ученице порядок церемонии венчания, тогда как Баффи поспешно облачалась в свадебное платье, а вокруг нее хлопотали взволнованные служанки.

— Очень разумно, — пробормотала Баффи и задержала дыхание, чтобы застегнулись все пуговицы. — Как хорошо, что традиция предписывает завышенную линию талии. Весьма удобно для тех невест, которым просто необходимо как можно скорее обвенчаться со своим суженым.

Епископ предпочел сделать вид, что не слышит ее красноречивого намека. Служанки почтительно захихикали.

— А вот и ваша карета! — воскликнула одна из них. Цоканье стальных лошадиных подков о булыжную мостовую свидетельствовало о том, что девушка не ошиблась. Баффи поспешно подошла к окну и невольно ахнула при виде белой кареты, запряженной шестеркой белоснежных жеребцов с ухоженными гривами и хвостами, элегантно развевающимися по ветру.

— Боже, какая красота! — выдохнула Баффи. — Я даже не предполагала, что отправлюсь в церковь в сказочной карете…

* * *

— На протяжении последних двухсот лет все невесты дома Арпсбургов по традиции отправлялись на церемонию бракосочетания в карете, запряженной шестеркой лошадей, — сообщила баронесса из окошка остановившейся возле дома кареты. — А белая карета используется только для этой цели.

Спрыгнув с запяток, два ливрейных лакея ловко опустили подножку, и баронесса величественно ступила на камни мостовой.

— В нашей семье очень много традиций, — сказала она, вручая Баффи большую красивую коробку, перевязанную шелковой лентой. — Это одна из них.

Развернув коробку, Баффи обнаружила шкатулку тикового дерева. Она открыла шкатулку, и ее буквально ослепил блеск бриллиантов и изумрудов — тиара, ожерелье, несколько пар сережек и брошь с гербом дома фон Арпсбургов.

— Ах, — вырвалось у нее. — Какое великолепие!

— Да, эти вещицы действительно великолепны. Теперь они ваши.

— Но… это же целое состояние! — изумилась Баффи. — Должно быть, они стоят миллионы!

— Эти украшения бесценны, но сегодня они станут вашими. В день бракосочетания принцесса дома фон Арпсбургов должна надеть эти драгоценности, а на следующий день они будут снова спрятаны до тех пор, пока у дома фон Арпсбургов не появится новая принцесса. Только в день ее бракосочетания они опять засверкают на ней во всем своем великолепии. Такова традиция.

— Но я не смею… — Баффи умолкла, не в силах произнести ни слова. Ее переполняли чувства.

— Вы должны, моя дорогая, должны!

С этими словами баронесса взяла из шкатулки ожерелье и надела его на шею Баффи.

— Вот так! — удовлетворенно воскликнула она. — Теперь все как надо!

Баффи взглянула на свое отражение в маленьком зеркальце, которое баронесса предусмотрительно вынула из своей сумочки. Баффи показалось, что драгоценности придали ее лицу королевский облик. «А может, мне суждено было стать принцессой?» — пронеслось у нее в голове.

— Пора, — прошептала баронесса.

Обе дамы уселись в карету, которая медленно двинулась вдоль дороги, усыпанной лепестками белых орхидей. Следом тронулась вторая карета; в ней ехали молодые графини — подружки невесты. В третьей служанки везли парадный шлейф и свадебные букеты.

Баффи сидела, выпрямив спину. Ее лицо было скрыто нежно-бежевой вуалью. Казалось, прозрачная вуаль не позволяла внешнему миру вторгаться в уютное пространство под ней.

Миновав главный дворец, карета подъехала к семейной часовне. У ее массивных двойных дверей выстроились в два ряда швейцарские гвардейцы в живописной форме, присланные из Ватикана. На ступенях, ведущих в часовню, лежала белая ковровая дорожка.

У самых дверей стоял отец Баффи, одетый сообразно торжественному моменту. Когда свадебный поезд остановился, наступила почтительная тишина. Выждав несколько секунд, Баффи вышла из кареты. Где-то позади тонко заржала лошадь.

Медленно поднявшись к дверям часовни, невеста остановилась. К ее плечам прикрепили парадный шлейф. В этот миг двери распахнулись, и Клетус Сарасота, сделав шаг вперед, протянул дочери руку.

Грянул торжественный хор. В огромном зале часовни собралось не меньше пятисот знатных людей, приглашенных на свадебную церемонию.

— Папочка, — тихо прошептала Баффи под торжественный хорал Баха.

— Что, детка? — нервно откликнулся Клетус Сарасота. Баффи еще ни разу в жизни не видела своего отца таким взволнованным.

— Как ты думаешь, у них потом будет барбекю? — спросила она, двигаясь под руку с отцом по проходу.