Девушка резко отстранилась и невольно стянула одеяло со спящего шейха. Тот открыл глаза.

— Доброе утро, — сказал он. — Я что, проспал?

Быстрый взгляд по сторонам убедил его в том, что солдаты еще не вставали.

— Как я очутилась под твоим одеялом? — требовательно спросила Зара. — Я же отказалась делить его с тобой!

— Должно быть, ночью ты передумала, — улыбнулся Джамал.

— Нет! Ты — враг, и я плюю на тебя точно так же, как и на твоего султана!

Он быстро зажал ей рот ладонью; в его спокойном голосе звучала сталь:

— На твоем месте я не стал бы этого говорить. Султан не так терпелив, как я. За подобные слова расплачиваются головой. Твоя дерзость не принесет тебе ничего, кроме беды. Придержи свой ядовитый язычок, принцесса, иначе тебе никто не сможет помочь, даже я, понятно?

Зара напряглась. Она сразу поняла, что это не пустая угроза. Нет, она не боялась ни шейха, ни султана, но, чтобы иметь возможность бежать, надо было по меньшей мере остаться в живых.

Этот араб прав — впредь ей следует вести себя осторожней. Она кивнула в ответ, и он убрал руку.

— Вот так-то, лучше. — Джамал помог ей встать и развязал узлы. — Если тебе… хм… надо отойти, то вон там есть небольшая рощица.

Девушка снова кивнула и направилась к деревьям. Шейх двинулся следом.

— Ты куда? — остановившись, подозрительно спросила она.

— За тобой, куда же еще? Или ты предпочитаешь, чтобы тебя сопровождали солдаты Хасдая?

— В этом нет необходимости.

Джамал с удовлетворением отметил, что его совет не пропал даром, и пленница старается сдерживать свой острый язычок.

— Я подожду здесь, — сказал он. — Но поторопись, иначе я отправлюсь тебя искать.

Что-то в его тоне не понравилось ей, и она послушно поспешила в заросли. Пока рядом Джамал со своими головорезами, о побеге нечего и думать, но и на лишние неприятности нарываться тоже не стоило. Пусть он думает, что запугал, сломил ее, быть может, тогда его бдительность притупиться, и у нее появится шанс. Кроме того, рано или поздно ей на выручку придет отец со своими воинами. А уж если Аллах и им не даст удачи, она встретит свою долю со стоическим смирением.

— Пойдем быстрее, — сказал Джамал, когда девушка вернулась. — Моим людям не терпится, снова оказаться в городе, да самому мне давно пора домой. Я и так отсутствовал слишком долго… Если бы не приказ султана положить конец набегам твоего отца, я давно бы уже был у себя во дворце, наслаждаясь хорошей пищей и женскими ласками.

—Мне жаль твоих женщин, — презрительно бросила Зара.

— Но почему? — искренне удивился он.

— Разве они принадлежат себе? Их судьба вызывает жалость. Они обязаны исполнять все твои капризы, и ты пользуешься ими, как бездушными вещами. Разве не так?

Терпению Джамала настал предел. Кто она такая, в конце концов, чтобы поучать его, как надо, а как не надо ему обращаться с женщинами? Да и женщин-то у него в доме было не много: всего три наложницы да пожилая матрона, исполнявшая при них роль наставницы. Он слишком много времени проводил в море и не видел смысла в большом гареме. Женщинам надо уделять внимание, а если подолгу отсутствуешь, им от скуки может взбрести в голову все, что угодно….

— Я же предупреждал тебя, чтобы ты сначала думала и лишь потом говорила, — еле сдерживая гнев, сказал он. — Ты что, действительно не понимаешь, что можешь быть наказана за подобную дерзость? Мне кажется, иногда лучше промолчать, чем получить пару плетей.

— Я привыкла высказываться откровенно, — упрямо тряхнула головой Зара, — и вести себя соответственно, тем более с мужчинами.

— Неудивительно, что берберские женщины так распущенны. Вам дают слишком много свободы, — пробормотал Джамал.

Когда они вернулись в лагерь, солдаты были уже в седлах, с нетерпением ожидая появления шейха и его пленницы. Джамал помог Заре взобраться на Касыма, сел сзади нее, и через несколько минут отряд двинулся в сторону Мекнеса.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Базар поразил Зару буйством красок, запахов и звуков. На главной торговой площади старого города было многолюдно — и стар, и млад толпились вокруг бесчисленных торговцев, факиров, гадалок и танцовщиц, повсюду с громкими криками сновали водоносы; от обилия пестрых шатров и палаток рябило в глазах.

Проведя всю свою жизнь в горах, Зара никогда не видела ничего подобного. Зрелище настолько захватило ее, что на мгновение она даже забыла о своей незавидной участи. Затем пронзительный крик муэдзина с минарета, многократным эхом разнесшийся по всему городу, заставил всех правоверных замереть, опуститься на колени и обратить лица в сторону святой Мекки. Солдаты Хасдая спешились и незамедлительно присоединились к ним. Только после молитвы отряд продолжил свой путь.

Роскошные сады султана с их затейливыми живыми орнаментами из цветов, искусно подобранных по тонам и оттенкам лепестков, заставили Зару замереть от восхищения. Воздух был напоен тонким ароматом, от которого кружилась голова; во все стороны разбегались чисто выметенные, посыпанные золотисто-розовым кварцевым песком дорожки с причудливо постриженными кустами и карликовыми деревцами по бокам.

У главных ворот дворца Джамал спустил Зару на землю, затем спешился сам. Мгновение спустя тяжелые дубовые створки бесшумно распахнулись, и на пороге возникли два рослых стража в полосатых шароварах, коротких рубахах и фесках. Зара ступила в прохладный полумрак мраморного вестибюля и… застыла, пораженная открывшимся ее взору великолепием. Джамал мягко, но решительно подтолкнул ее.

— Ты что, принцесса, никогда прежде не бывала во дворцах? — не без иронии спросил он.

— Нет, — покачала головой девушка, — но и я могла бы жить в такой же роскоши, если бы вы, арабы, не украли наши земли и города.

— Иди вперед, — усмехнулся Джамал. — Султана наверняка уже известили о нашем возвращении, и он ждет меня с докладом.

— Куда ты меня ведешь?

— В гарем. Там ты поешь, вымоешься и переоденешься, пока я буду беседовать с владыкой.

Зара словно окаменела:

— В гарем? Ты в своем уме? Ноги моей там не будет!

Едва она произнесла эти слова, как появился чернокожий раб невероятной толщины, в длинных шелковых одеждах и мягких кожаных туфлях с острыми загнутыми носами и низко поклонился Джамалу. На его широком лице с расплывшимися, будто смазанными, чертами застыла заискивающая улыбка.

— Меня зовут Асад, господин, я главный евнух. Я отведу рабыню в гарем и подготовлю ее к встрече с великим Мулаем Исмаилом.

Зара гордо вздернула подбородок:

— Этому не бывать!

Евнух растерянно захлопал глазами: он всякое повидал на своем веку — слезы, истерики, даже попытки побега и самоубийства, но с такой неслыханной дерзостью столкнулся впервые.

— Строптивых рабынь следует учить, господин, — покачал он головой. — Наш великий султан — человек крутого нрава, он не терпит прекословия.

— Асад прав, — кивнул Джамал. — Делай, что тебе говорят, и прикуси язык. Мулай Исмаил слишком зол на кади Юсуфа, чтобы терпеть выходки его дочери.

Понимая, что сейчас не время и не место бунтовать, Зара проглотила уже готовые сорваться резкие слова и сказала только:

— Мне казалось, что я твоя пленница.

Джамал заглянул в ее бездонные зеленые глаза и от души пожалел, что это не так.

— Нет, ты ошибаешься, — ответил он. Я взял тебя в плен от имени султана, по воле султана и для султана. Вскоре я покину дворец и удалюсь в свой оазис, где меня давно заждались, но ты останешься здесь, на милость нашего великого владыки. Я не волен распоряжаться твоей судьбой.

— Что ж, я не завидую султану, он еще обломает об меня зубы, — мрачно усмехнулась Зара и высокомерно добавила: — Но в любом случае я предпочитаю иметь дело с господином, а не со слугой… Веди меня, Асад, я готова следовать за тобой.

Джамал молча смотрел ей вслед. Эта упрямая маленькая гордячка и представить себе не могла, в какую беду попала. Исмаил так зол на Юсуфа, что за ее жизнь никто не даст и финиковой косточки. Единственный шанс спастись, да и то довольно эфемерный, — это сыграть роль наживки, но она скорее вскроет себе вены, чем пойдет на такое… О Аллах, вразуми ее хотя бы помалкивать, иначе султан начнет с того, что прикажет отрезать ей язык. Такое уже случалось.

* * *

Гарем поразил Зару своим великолепием. Ничего подобного ей до сих пор видеть не доводилось: полы, покрытые толстыми коврами столь ярких окрасок, что от них рябило в глазах, стены, задрапированные шелком и атласом, диваны, обитые драгоценным бархатом… А женщины! О Аллах, сколько же здесь было женщин! Высокие и низенькие, стройные и коренастые, худые и толстые, но все удивительно красивые, одетые в тонкие разноцветные шелка.

Некоторые из них возлежали на диванах или на разбросанных по полу подушках, другие, обнажившись, плескались в большом мраморном бассейне. Повсюду сновали куда более скромно одетые служанки, разнося фрукты и напитки.

Асад кивнул полной матроне, расположившейся неподалеку от бассейна, и та поспешила им навстречу.

— Это Бадрия, — представил ее евнух, — она присматривает за женами владыки. Тебе следует вымыться и подкрепиться, прежде чем ты предстанешь перед ним.

Зара и Бадрия с любопытством и некоторой опаской посмотрели друг на друга. Первой заговорила матрона:

— На тебе одежда берберского воина!

— И я ношу ее по праву, — гордо ответила Зара. — Так одеваются те, кто умеет владеть оружием.

Бадрия бесцеремонно сорвала с головы Зары кефею и из-под нее хлынул золотистый поток волос, доходящих девушке почти до пояса. Пожилая женщина застыла в немом восхищении: сочетание зелени глаз, нежного тона кожи, а также медового оттенка волос и бровей было поразительным. Казалось, что это юное создание родилось прямо у нее на глазах, появившись из пучка солнечных лучей, проникавших в гарем сквозь резное каменное окно.

— Не знаю, чем уж ты там владеешь, но воин из тебя такой же, как из меня девственница, покачала головой Бадрия. — Я слишком долго живу на свете, чтобы верить во всякий вздор. Кто ты на самом деле?

— Я — принцесса Зара, дочь великого кади Юсуфа.

— Дочь главаря берберских бандитов?! — ахнула Бадрия. — Да смилостивится над нами Аллах!

* * *

Гарем был не так уж изолирован от внешнего мира, и она находилась в курсе того, что происходило за стенами дворца. Для этого существовала масса способов, например, подкупить кого-нибудь из евнухов или чернокожей стражи и заставить их разговориться.

— Я голодна, — с вызовом заявила Зара. Принеси мне поесть.

Бадрия удивленно вскинула брови — властный тон берберской принцессы никак не соответствовал ее нынешнему положению, однако смелость девушки пришлась ей по душе.

— Сначала ванна, затем еда, — отрезала она, сморщив нос, словно унюхала что-то омерзительное — от тебя пахнет потом и верблюжьим дерьмом. Снимай свои синие тряпки, я подберу тебе более достойный наряд.

Заре не хотелось расставаться с одеждой своего народа. Кроме того, сама мысль о том, чтобы хоть как-то, пусть даже внешне, уподобиться окружавшим ее женщинам, вызывала в ней отвращение.

— Я позволяю тебе вытряхнуть пыль из моей одежды, — упрямо ответила она, — но к султану я пойду в ней.

— Ты просто глупая маленькая дикарка! — возмутилась Бадрия. — Появиться перед владыкой в мужском наряде! Да ты в своем уме? Он будет страшно разгневан, уж можешь мне поверить. Если ты хочешь произвести на него хорошее впечатление…

— Я не хочу ни на кого производить никакого впечатления, — решительно мотнула головой Зара, перебив ее на полуслове. — По-моему, ты не поняла. Я — принцесса Зара, дочь кади Юсуфа, и я отлично знаю, что меня ждет. И не прекословь мне, женщина. Я останусь в том, в чем была — в одежде моего народа. А теперь делай свое дело: вымой меня и накорми.

За долгие годы жизни в гареме Бадрия повидала всякое, но такого нелепого упрямства — никогда. Она пожала плечами. Что ж, как угодно. Если этой берберке совсем не дорога жизнь, это, в конце концов, ее личное дело. Бросить вызов султану все равно, что войти в клетку с разъяренным львом.

Зара позволила Бадрии раздеть себя, стараясь не обращать внимания на возгласы удивления и хихиканье остальных женщин; те же просто глазам своим не верили: под мышками и на лобке дикарки росли волосы!

— Что же за мужчины эти берберы, если они позволяют своим женщинам разгуливать в таком виде? — фыркнула Бадрия. — Но ничего, я лично прослежу за тем, чтобы к султану ты попала гладкой, как новорожденный младенец.

Зара знала, что в этом-то как раз мнения арабов и берберов не расходились. Последние тоже любили, когда тела их женщин чисты, умащены благовониями и лишены всякой растительности, но у девушки не было ни времени, ни желания приводить себя в порядок. Кроме того, еще ни один мужчина не видел ее обнаженной. Даже Саид. Ии так и не представилась возможность насладиться своей любовью в полной мере.