Росс открыл рот, потом снова закрыл его.

— Предположим, что с твоим ростом, в туарегской одежде и парандже ты сойдешь за тарги. Если, конечно, будешь правильно себя вести, — неохотно признал он. — Хотя туарегская одежда непривычна для Центральной Азии, я думаю, тебе куда безопаснее путешествовать в облике женщины-ференги. Но об этом не может быть и речи. Я не вижу смысла в твоем присутствии, а вред может быть значительный. Я еще раз воспользуюсь аргументом, который мы сегодня выработали, и добавлю, что ты пускаешься в опасное предприятие без всяких на то разумных оснований.

— Говорят, что Бухара — змеиное гнездо, которое кишит шпионами и стукачами. Если я поеду туда в облике мужчины-мусульманина, я смогу передвигаться свободнее, чем ты, и узнаю больше, чем это удалось бы ференги. — Она стала покусывать нижнюю губу. — Думаю, мне надо поехать в качестве твоего слуги, тогда я смогу собирать для тебя информацию, не возбуждая при этом подозрений.

Услышав это, Росс едва не поперхнулся остатками кофе.

— Ты и слуга? — не веря своим ушам, переспросил он. — Скорее ты сойдешь за мужчину, чем когда-нибудь сделаешь то, о чем тебя попросят.

— Весьма тронута, — неожиданно улыбнулась Джулиет. — Признаю, что выполнять приказы отнюдь не сильная сторона моего характера, но я же не дура. Когда на карту поставлена наша жизнь, я буду образцом покорности.

«Почему она временами столь неожиданно, неотразимо очаровательна? Насколько было бы проще, если бы Джулиет была стервой. Однако тогда я ни за что не женился бы на ней: это было бы просто невозможно».

— Мне все равно, будешь ли ты выполнять приказы, как дрессированная охотничья собака, или нет. Я не повезу тебя в Бухару в качестве своего слуги ни при каких обстоятельствах.

— Ты неразумен, — терпеливо внушала она ему. — Люди, которых ты нанял в Тегеране, могут быть святыми или героями, но они знают тебя всего несколько недель. Рассчитывать на их преданность никак нельзя. Разумеется, они не проявили себя должным образом сегодня, когда бросили тебя на растерзание туркменам. По крайней мере мне ты можешь доверять: ведь я не предам тебя в случае опасности.

— Я могу быть уверен, что ты не предашь меня? — намеренно жестоко переспросил он. — Учитывая твои давнишние записи, я был бы безумцем, доверившись тебе.

Кровь отхлынула от лица Джулиет. Ее белое, как слоновая кость, лицо составило разительный контраст с огненно-рыжими волосами. Сейчас она походила на бледный призрак с веснушчатыми скулами.

— Очевидно, ты ошибся, доверив мне свою честь, — еле слышно произнесла она, — но ты можешь доверить мне жизнь и сам знаешь об этом.

Несмотря на свои слова, Росс поверил заявлению Джулиет. «Возможно, она и нарушила брачные обеты, но она никогда не была трусихой или предательницей, тем более теперь, когда на кон поставлена жизнь ее брата… И хотя бы ради сохранения чести, а не привязанности, она ни за что не подведет меня. Но все равно о том, чтобы принять ее предложение, невозможно даже помыслить».

Росс никогда особенно не задумывался о переменах в своей жизни, но несколько месяцев в тесном соседстве с собственной женой, конечно же, станут для него сущим адом.

— Я не могу отговорить тебя от поездки, — устало произнес он, — но и ты не можешь заставить меня взять тебя в слуги.

— Тогда я поеду вместо тебя, — ответила она, задетая его словами. — В сущности, так оно и должно быть. Иан мой брат, а не твой, а ты уже и без того достаточно настрадался от Камеронов.

Он выдержал ее вызывающий взгляд. Они сменили тему разговора, перейдя от миссии в Бухаре к их взаимоотношениям. Гнев и напряжение, пульсировавшие в обоих, проистекали из одной открытой, кровоточащей раны: их неудавшегося брака. Настало время прямо заговорить об этом.

— Если мы оба полны решимости поехать в Бухару и станем действовать сообща, у нас появится больше шансов выжить, — хриплым голосом заговорил Росс. — Но нам не удастся сделать это, пока мы не прекратим взаимные провокации. С момента нашей встречи мы все время сражаемся, выискиваем друг у друга слабые места и перемены настроений.

— Ты прав, — вздохнула она. — Я не слишком горжусь своим поведением, но и ты проявляешь себя не с лучшей стороны. Пора объявить перемирие.

«Но прежде чем это свершится, мне надо получить ответ на вопрос, который мучит меня целых двенадцать лет».

— Почему ты бросила меня, Джулиет? — тихо спросил он. — Ты полюбила другого?

Она отвела взгляд.

— Нет, — так же тихо произнесла она. — У меня никого не было.

Он подождал, не скажет ли она еще что-нибудь, но она молчала, и Росс задумчиво добавил:

— Поскольку мы постоянно были вместе, вряд ли у тебя было время полюбить кого-то еще. Очень хорошо, но если ты сбежала не к любовнику, то, может, просто не могла вынести привязанности к одному-единственному мужчине, с которым надо было всегда делить постель, а твоя честность не позволяла тебе сделаться изменницей, оставаясь со мной?

Учитывая страстную натуру Джулиет и ее последующие поступки, Росс решил, что это наиболее правдоподобное объяснение.

— Не знаю, как и быть — то ли чувствовать себя польщенной твоим мнением о моей честности, то ли оскорбленной от того, как ты восхваляешь мою мораль, — сдавленным голосом произнесла Джулиет. — Нет, Росс, я сбежала по другим причинам, и к сексу это не имеет никакого отношения. Я оставила тебя не потому, что поддалась зову сирены.

— Тогда почему?.. — Росс пытался говорить отстраненно, словно тема не касалась его лично. — Я был счастлив, — продолжал он, — и, похоже, ты тоже. Мы всего несколько раз повздорили, и, на мой взгляд, все это были несерьезные ссоры. Что же я сделал такого, чего ты не смогла простить?

Она посмотрела ему в глаза, застывшие и печальные.

— Ты ничего плохого не сделал, Росс. Все дело во мне. Не надо было мне выходить замуж, ни за тебя, ни за кого-либо другого. — Она оттолкнула стул и встала, затем отошла подальше от освещенного лампой круга на полу. — Я пыталась все объяснить тебе в письме. Наверное, мне это не удалось, иначе бы ты не спрашивал.

Он заговорил, будучи не в состоянии сдержать горечи:

— Я поверил тебе, думал, что ты пощадишь мои чувства, однако, несмотря на твои объяснения, мне было очень трудно пережить все это. Вернее, просто невозможно. И особенно то, что ты так быстро потребовала развода. В Англии полным-полно несчастных браков, однако парламент с трудом жалует один развод в год. Мне казалось, что ты ждешь не дождешься, как бы побыстрее избавиться от меня.

Она резко повернулась к нему, но в сумерках невозможно было уловить выражение ее лица.

— Очень жаль, что ты все так воспринимаешь. Клянусь, в моей жизни нет никого, о ком бы я думала и заботилась так, как о тебе. Я предложила тебе развод для того, чтобы ты смог начать новую жизнь с другой женщиной. С хорошей женщиной, которая сделала бы тебя счастливым.

«Но мне не нужна другая женщина!» Глубоко вздохнув, он еще раз спросил:

— Но если ты бросила меня не из-за любви или не из-за страсти и не потому, что презирала меня, тогда почему?! Пожалуйста, ответь мне начистоту, Джулиет. Мне надо знать.

Она долго молчала, прежде чем вновь заговорила. У нее пересохло в горле, и она тихо произнесла:

— Простая, неприкрашенная истина в том, что я боялась, оставшись в Англии, потерять самое себя. Думаю, что более ясного ответа я тебе дать не смогу.

Росс медленно выдохнул. «Возможно, в словах Джулиет и есть доля правды, хотя сомневаюсь, что она „простая“ или „неприкрашенная“. Во всяком случае, ясно, что она сказала ровно столько, сколько хотела сказать».

В то время как уклончивость Джулиет давала Россу всевозможные варианты ответов, ему надо было обсудить еще один немаловажный момент, прежде чем пускаться в долгое и опасное путешествие вдвоем. Росс прошел через всю комнату и остановился рядом с женой, причем так близко, что ощутил жар ее тела. Она словно согревала собой прохладный вечерний воздух. «Вот она стоит передо мной, такая высокая, грациозная, настоящая ночная греза. Греза из десяти тысяч снов».

— Есть еще кое-что, о чем я желал бы узнать, прежде чем мы заключим перемирие, — пробормотал он.

Шаль Джулиет упала на пол, открывая ее по-кельтски белую кожу. Вокруг витал легкий эротический аромат лаванды. Росс положил руки на плечи Джулиет и притянул ее к себе, просунув большие пальцы под замысловатое туркменское колье и лаская нежные впадинки под ключицами.

Джулиет не пыталась уклониться от поцелуя. Она прерывисто вздохнула и потянулась навстречу его губам, такая рослая, что он лишь слегка наклонил голову. Карлайл обнял жену, а она прильнула к нему всем своим изящным податливым телом.

Двенадцать лет растворились в океане их сердец, и то, что было робким, вопрошающим поцелуем, превратилось в целую вселенную чувств. Вкус и ощущение губ Джулиет были для Росса такими же привычными, как и его собственное тело, и более желанными, чем сама бесконечная жизнь. Он гладил ее округлые бедра и спину, которые так хорошо помнил, и через шелковое платье ощущал, как она вздрагивает и крепко прижимается к нему. Ибо Джулиет не пассивно принимала его объятия: она отвечала ему энергично, со страстью, руки и губы ее стали требовательными и безрассудными, словно этот миг для них был единственным и неповторимым.

Но миг этот очень скоро закончился. Она резко отшатнулась, затрепетав всем телом и изумленно глядя на мужа.

— Нет, Росс, только не это. Больше никогда, — прошептала она.

— Почему никогда? Наш брак был не так уж плох. — Росс поднял руку и ласково провел по нежным впадинкам и выступам на лице Джулиет. — Разве ты не помнишь?

— Я помню, — срывающимся голосом произнесла она. — Но я хотела бы забыть.

Он уронил руку. Какое-то мгновение Джулиет стояла неподвижно, как статуя. Потом, словно освободившись от чар, которые ненадолго околдовали их обоих, она повернулась и взяла одну из ламп. Движения ее были скупы. Она покинула комнату, ни разу не оглянувшись.

Росс на секунду закрыл глаза, убеждая себя, что не умрет от сексуальной неудовлетворенности, даже если очень этого захочет. За все эти двенадцать лет он понял, что от воздержания не умирают. Он намеренно сосредоточился на синяках и порезах, которые получил в столкновении с туркменами, понимая, что физическая боль в настоящее время должна преобладать над всеми иными чувствами. И все же, несмотря на то что у него болели каждый мускул, косточка и сухожилие, он рассматривал стычку с азиатами как истинное удовольствие по сравнению с ужином в обществе давно утраченной жены. Прошло всего несколько часов с тех пор, как он снова встретился с нею, а он чувствовал себя так, словно за эти полдня постарел на полвека.

Невероятным усилием воли он стал возводить барьер отчуждения, чтобы снова обрести способность действовать. Он весьма преуспел в умении мысленно отделять себя от эмоций и вскоре отдалил себя уже достаточно, чтобы абстрактно восхищаться основательностью Джулиет. «Всего лишь несколькими скупыми словами она не только отвергла меня сейчас, но и отказала мне в наших прошлых отношениях. Энергичная она женщина, эта Джулиет».

Он машинально выключил все лампы, кроме одной, потом выключил и ее и покинул кабинет. Несмотря на то что он внимательно смотрел, куда идет, когда его провожали на обед, было легко повернуть не туда, куда нужно, поэтому Россу пришлось потратить немного времени, чтобы отыскать дорогу назад. И шествуя длинными пустыми коридорами, Росс как ученый деловито анализировал происшедшее.

Он питал искреннюю страсть к отдаленным частям света, но в то же время всегда отдавал себе отчет в одной-единственной причине своих неутомимых странствий. Это была смутная надежда, что когда-нибудь где-нибудь он снова встретит Джулиет. Не для того, чтобы полюбить ее вновь, и, уж конечно, не для того, чтобы возненавидеть, но из-за мучительного ощущения незавершенности, которое она оставила.

«И вот сегодня благодаря чистейшей случайности я нашел ее, и в результате дверь в прошлое оказалась безоговорочно закрыта». Где-то в глубине души он смутно предполагал, что Джулиет убежала, повинуясь какому-то неясному импульсу, а потом просто не знала, как вернуться. «И если бы мы встретились снова, у нас появился бы шанс начать все сначала».

Теперь же эта слабенькая, никогда полностью не принимаемая во внимание возможность погибла. К тому времени, когда Росс добрался до своей комнаты, он уже терзался мучительным подозрением: «Наверное, я не способен вдохновлять женщину и удерживать ее романтическую любовь. Я могу любить, и меня могут любить друзья и родные, но мне не дано строить и сохранять глубокие чувства между мужчиной и женщиной. Все это за пределами моих возможностей».

Учитывая высокое происхождение и состояние, Россу было нетрудно найти и удержать возле себя жену, которая по социальным меркам вполне бы его устроила. Однако он мечтал о большем: он хотел жену, которая была бы ему равной, была бы товарищем во всех делах. Между родителями Росса существовали как раз подобные отношения, они были партнерами, и Росс считал это в порядке вещей, пока не узнал жизнь и не увидел, сколько разновидностей брака существует. Большинство браков такого рода его не привлекало.