– Да, сэр.

Пока меня не было? Он вел себя так, слоено я не надолго уезжала на каникулы, навестить друзей или съездить в какую-нибудь школу. Как он может продолжать притворяться? Как я могу? Дядя Филип явно надеялся на то, что этот «небольшой эпизод» (как ему нравилось об этом думать) просто будет забыт, лопнет словно мыльный пузырь. Однако эти надежды улетучились в тот момент, когда мы подъехали к дому и открыли входную дверь. Тетя Бет об этом позаботилась. Она как приклеенная сидела у окна в гостиной и видела, как мы подъехали. Она вся кипела от злости. Ее глаза так горели, что я боялась, как бы она ни спалила меня взглядом.

– Ну что, довольна? – резко сказала она, когда я ступила на порог.

Она шагнула вперед, уперев свои костлявые руки в бока так, что острые локти торчали в стороны. Мне казалось, они могут запросто проткнуть кожу и я увижу ее белые кости. Мышцы на ее шее напряглись гак, что стали отчетливо заметны жилы, а тонкие губы обнажили стиснутые серые зубы.

– Ты рада, что устроила весь этот шум? Ты рада, что мы все тут чуть с ума не сошли от тревоги? А? – заявила она. Ее голос был пронзительным как вопли перепуганных чаек.

– Бетти Энн, – начал Филип, – давай…

Она развернулась и метнула на него такой гневный взгляд, что он тут же закрыл рот.

– Не вздумай начинать уговаривать меня успокоиться, Филип Катлер, – сказала она, размахивая своим кулачком перед его лицом. – Не пытайся защищать ее. Я единственная, которая сидела и ждала ее, не зная, что случилось. Я одна оставалась в неведении. Мне пришлось выслушивать все это от прислуги, которую послали ко мне с известием, словно я второсортная персона здесь.

– Теперь, Бетти Энн, никто не оставит тебя одну. Просто случилось так, что мне пришлось действовать быстро, потому что Джефферсон очень болен и все такое…

– Посмотри, что ты наделала! – заорала она на меня. – Твой брат чуть не умер!

Мои губы задрожали. Я уставилась в пол, пока она бушевала.

– Мы пережили все это горе, трагедию, одно за другим. Все старались как-то с этим жить, старались изо всех сил восстановить хоть немного обычное состояние наших разбитых жизней, а ты… ты – гадкая и избалованная…

– Я не гадкая и не избалованная! – крикнула я в ответ, мой позвоночник выпрямился, как стальной прут. – Это чьи жизни были разбиты? Уж, конечно, не ваши!

– Угу. – Она покачала головой. – Угу. – Она холодно улыбнулась. Это была болезненная улыбочка. – Я не ожидала, что ты раскаешься. Я не думала, что тебя заденет та боль, которую ты причинила нам. Ты думаешь только о себе. – Ее улыбка быстро исчезла. – Ну, теперь ты под нашим присмотром. Мы отвечаем за тебя и твое поведение. Ты совершила плохой поступок и должна быть наказана. Ты будешь заперта в своей комнате, а там посмотрим. Ты можешь спускаться вниз только, чтобы поесть, затем ты должна сразу подняться назад, слышишь? Ты не будешь отвечать на телефонные звонки, не будешь звонить сама, и тебе не разрешается принимать посетителей. И позволь мне предупредить тебя, молодая леди! – Она повертела перед моим лицом своим длинным костлявым пальцем. – Даже не думай о том, чтобы нарушить мои правила. Отправляйся наверх! Живо! – приказала она, указывая на лестницу.

Я взглянула на дядю Филипа, который, казалось, был подавлен ее вспышкой гнева, и я стремительно прошла к лестнице. По дороге к себе в комнату я увидела, что дверь в комнату Джефферсона открыта. Из нее с самодовольным видом выглядывал Ричард.

– Что ты уставился? – резко спросила я.

Он продолжал улыбаться, но закрыл дверь. Я бросилась к себе в комнату, кипя от злости. Как она смеет так разговаривать со мной? Мне следовало бы рассказать ей, почему я убежала. Это бы ее сильно поразило, и она не смогла бы разговаривать несколько дней, а когда бы попыталась, то начала бы заикаться. Мне стало легче от того, что я могу уничтожить ее, рассказав правду в любой удобный момент. Но стоило моему гневу утихнуть, я поняла, что объявить о том, что сделал со мной дядя Филип, будет нелегко. Это и меня заденет. Это – палка о двух концах, как и все орудия мщения.

Нет, лучше будет не обращать на нее внимания, думала я, представить, что ее не существует, никого из них нет на самом деле. Я буду терпеть их, пока Джефферсон не выздоровеет, и тогда я придумаю еще что-нибудь. У меня сейчас не было другого выбора.

Но было много других причин, по которым я была рада снова вернуться домой, снова увидеть свою комнату и плюшевых зверюшек, которых мне дарили мама и папа. Было чудесно снова вдохнуть запах моего постельного белья, причесываться своей расческой за своим туалетным столиком. Моя комната была полна и приятными воспоминаниями, всеми теми, что напоминали мне о том времени, когда я была с папой и мамой.

Я была опустошена. Теперь, когда я больше никуда не ехала, когда я очутилась в своей комнате, события последних двадцати четырех часов навалились на меня. Все эмоции, напряжение, страх и тяжелое испытание снова вернулись ко мне, утащив меня в море усталости и вытянув из моего тела последние силы.

Я начала раздеваться, чтобы лечь, но когда я подошла к шкафу, чтобы повесить свою одежду, меня встретил еще один сюрприз. Мое чудесное платье, которое я надевала на день рождения, было разрезано надвое. Оно лежало на полу, как смертельно раненая чайка, раскинув плечи корсажа как два крыла. Оно было разрезано от горловины, а пышная юбка была оторвана и искромсана на клочки. Казалось, платье подверглось нападению какого-то безумца.

– О, нет, – заплакала я и, опустившись на колени прижала к себе обрывки платья. – О, нет! Нет!

Дверь моей комнаты распахнулась.

– В чем дело? Почему ты кричишь? Ты знаешь сколько сейчас времени? – спросила тетя Бет.

– Взгляни, – сказала я, поднимая платье. – Посмотри, что сделали твои драгоценные и особенные близнецы.

Она взглянула на платье и усмехнулась.

– Уверена, что никто из них на подобное не способен. Они подобного не делают. В любом случае – это только твоя вина, – она скрестила руки на груди и выпрямилась как несгибаемый стальной столб. – Если бы ты не убежала, то смогла бы позаботиться о своих вещах, так ведь? А теперь прекрати крик и ложись спать, – добавила она и закрыла дверь. Затем я услышала, как повернулся ключ в замке, и поняла, что заперта в собственной комнате.

Я опустилась на пол и взяла платье. Перед глазами у меня была та самая лучистая мамина улыбка, когда она увидела меня в этом платье. Мне казалось, что слезы, стекающие по моим щекам – это ее слезы. Она плакала вместе со мной. Мое тело сотрясали рыдания так, что заболел живот. Я сидела, склонившись и прижав нежный кринолин к лицу, пока слезы не иссякли. Потом я медленно встала, разложила платье на кровати и заснула рядом с ним, надеясь, что утром все окажется долгим ужасным сном.

Я проснусь, и это будет утро моего шестнадцатилетия. Мама и папа будут живы, Джефферсон – здоров, Гейвин приедет вместе со всеми гостями и дорогими мне друзьями, как тетя Триша. Небо будет голубым, океан – кристально чистым и свежим.

А было ли это на самом деле?

Единственное, что заставило меня встать утром, было мое желание узнать о Джефферсоне. Несмотря на то, что я поздно легла спать, тетя Бет была решительно настроена не дать мне выспаться. Она громко постучала в мою дверь и затем резко ее распахнула.

– Все еще в постели? – спросила она. Я вытерла глаза и медленно села. – У нас новая горничная, которая точно следует моим распоряжениям. Завтрак накрывается только один раз. Если ты опоздаешь, то будешь ходить голодной до ланча, а если ты пропустишь и его, то жди до обеда. Мы уже все одеты и собираемся спуститься вниз, поэтому мой тебе совет: вставай и быстро одевайся, если хочешь есть.

– Я хочу знать, как там мой брат, – сказала я. – Это все, что я хочу.

– Поступай, как знаешь, – она закрыла дверь.

Я упала снова на подушку, взглянула на разорванное платье, и мое сердце сжалось. Наконец я поднялась и подошла к комоду, чтобы достать свежее белье и принять ванну, но когда я открыла ящик, я в ужасе отпрянула. Все мое белье было перемазано комками грязи с мертвыми червями.

Это работа Ричарда, подумала я, но нет смысла звать тетю Бет. Ей все равно, и она будет только защищать их. Я вытащила ящик и отнесла его в ванную комнату, где спустила всю грязь в туалет. Я вывалила белье и отнесла ящик назад. Затем я оглядела комнату. Кто знает, что еще они натворили? Что еще испорчено, сломано?

Мои опасения подтвердились. Косметика была вся смешана и испорчена. В туфли был выдавлен крем для кожи, блузы – испачканы губной помадой, а в шкатулку с украшениями была налита вода. Я исправила, что могла, и приняла душ. Но к этому времени, когда я была готова спуститься вниз, тетя Бет объявила, что час завтрака окончен. Она появилась возле моей двери прежде, чем я успела открыть ее, и снова повернула ключ в замке.

– Постарайся не пропустить ланч, – прокричала она через запертую дверь. Я дернула за ручку двери.

– Выпусти меня отсюда, – потребовала я и застучала в дверь. – Тетя Бет, открой дверь. Я должна узнать о Джефферсоне! Тетя Бет!

Я стучала снова и снова, но она не ответила. В гневе я ударила дверь ногой, но только ушиблась. Я остановилась, кипя от злости, и услышала шепот Ричарда. Он прижался губами к пространству между дверью и косяком.

– Почему бы тебе не вылезти в окошко, – сказал он и рассмеялся.

– Ты маленький негодяй. Когда я выберусь отсюда… – Я дергала и дергала ручку, пока рука не заболела.

– Тетя Бет! Пожалуйста, открой дверь! – Я подождала, но не услышала ответа.

– Дядя Филип! – крикнула я. – Выпусти меня! Никто не пришел, несмотря на то, что я стучала и кричала несколько часов. Когда по расписанию тети Бет начался ланч, она поднялась по лестнице и вошла ко мне в комнату. Она открыла дверь и встала в проеме, глядя на меня. Я неуклюже сидела на полу, устав колотить в дверь и кричать.

– Как ты посмела запереть меня вот так? – сказала я, медленно поднимаясь.

– Может, теперь ты поймешь всю важность нашего распорядка. Наша жизнь четко организована, и мы не хотим, чтобы кто-нибудь нам мешал.

– Никогда меня больше не запирай, – заявила я. Она продолжала холодно улыбаться.

– И что ты сделаешь? – спросила она. – Снова убежишь?

Меня словно ножом пронзили. Неожиданно я поняла, что она была только рада, что мы с Джефферсоном сбежали. Ей было все равно, она не хотела нашего возвращения. Она надеялась, что мы будем жить с кем-нибудь еще. Желание мести внезапно овладело мной.

– Как ты думаешь, почему я убежала? Как ты думаешь, какая была настоящая причина?

– Я не знаю, – сказала она, но в ее глазах появилась тревога.

Я скрестила руки на груди и сделала шаг к ней, пристально глядя ей в глаза.

– Ты ведь не спрашивала дядю Филипа об этом, да? Ты наверняка не спала той ночью. Ты знаешь, когда он оставил твою постель и пришел ко мне в комнату. – Мой голос зазвучал так подло, что я сама удивилась.

– Что? – Она отступила. – Что ты сказала, ты гадкий ребенок?

– Он пришел в мою комнату, он забрался ко мне в постель, – выпалила я. Она открыла рот, и ее глаза округлились. Она затрясла головой и попыталась что-то сказать, но губы зашевелились беззвучно. – Он заставил меня. Это было гадко, ужасно. Он говорил мне, что не выносит твоего присутствия, даже коснуться до тебя ему противно. – Она затрясла головой. – Я пыталась сопротивляться, но он был слишком сильный и решительный. И потом… он изнасиловал меня.

Она заткнула уши руками и издала самый отвратительный вопль, на который была только способна. Затем замахнулась, чтобы ударить меня, но я перехватила ее руку.

– Не прикасайся ко мне! – закричала я. – И никогда больше не смей запирать меня в моей комнате. Даже и не думай об этом!

Она выдернула свою руку из моей, бросилась прочь от меня в свою спальню и захлопнула дверь.

– Вот и хорошо. – Я глубоко вздохнула.

Казалось, в моей груди бушует пожар. Я не подозревала, в каком я была напряжении, мои ребра болели. Хотя я и прогнала ее от себя, но не чувствовала удовлетворения. Даже теперь, когда все было кончено и мой гнев поутих, я легко себе представила, какой ненавистной и ужасной я была. Эту часть себя я никому не показывала, как я теперь знала, и она оставляет после себя рубцы.

Хуже всего, что такие подлые и отвратительные люди, как тетя Бет, могут превратить вас в тех, кем они сами являются. Этого-то она и достигла прямо сейчас.

Я спустилась вниз на ланч. Мелани и Ричард уже сидели за столом. У Ричарда салфетка одним углом была заткнута за воротник, а у Мелани лежала на коленях. Они сидели безупречно прямо и правильно держали ложки, которые парили над их дымящимися тарелками с супом. Они больше походили на манекенов, чем на живых людей.

– Я видела все, что вы натворили в моей комнате, пока меня не было. Вам это так не пройдет. Уж поверьте, – пообещала я.