Амелия шла молча, дрожа на холодном ветру, практически в полуобморочном состоянии, и даже не замечала, как острые ветви цеплялись за ее платье. Она собрала все силы, чтобы идти, потому что ее ноги, в порезах и синяках, болели так же сильно, как и голова, в которой боль отдавалась при каждом шаге. Амелия чувствовала, ее судьба внезапно оказалась во власти злых сил. Она хотела кричать и бороться, но поняла, что все попытки будут напрасны. И все же она не могла поверить, что была преступницей. Это просто невозможно. Или возможно? Амелия думала, что, может быть, совершила что-то ужасное и теперь это скрыто в самых глубинах ее подсознания? Даже если и так, что-то все равно не сходилось. Что-то было не так. Амелия была уверена.

— Как далеко ваша ферма? — спросила она Эвана, когда они прошли несколько минут в молчании. Амелия решила, что чем больше она разузнает о своей прошлой и будущей жизни, тем скорее найдет возможность доказать, что произошла ошибка. Это дало ей надежду. Надо продолжать жизнь. Иначе Амелия наверняка бы подошла к краю скалы и не задумываясь шагнула вниз.

Но прежде чем она услышала ответ, что-то проскочило прямо перед ней и исчезло в кустах. Амелия в ужасе закричала.

— Какого черта ты орешь? — нетерпеливо спросил Эван, выглянув из-за ее плеча.

— Вы видели это?

— Что?

— Ну… большого грызуна? — содрогнулась Амелия, отступая назад, на ноги фермеру. — Я никогда в жизни не видела такую большую крысу.

Эван толкнул ее вперед.

— Что ты несешь? Я видел только молодого кенгуру-валлаби. Они тут повсюду.

Амелия смущенно заморгала.

— Валлаби!

Эван вдруг понял, что она никогда не видела ничего подобного.

— Это просто уменьшенная копия обычных кенгуру. Они постоянно жрут овощи с моего огорода, но они совершенно безобидные.

— Вы… уверены?

— Конечно, я уверен, все равно смотри себе под ноги.

— Почему?

— Тут полно змей. А теперь давай шевелись. У нас полно дел, и малыши будут голодными, если Сисси не покормит их.

Все, что произнес Эван после слова «змеи» даже не дошло до слуха Амелии.

— Змеи! А… они ядовитые?

— Некоторые.

Амелия побелела как мел и, прошмыгнув мимо Эвана, спряталась за его спину.

— Какого черта ты делаешь, женщина? — Он постарался снова вытолкнуть ее вперед, но она не сдавалась.

— Идите первым, — проговорила она. Ее глаза были широко раскрыты от испуга. — Я… не хочу наступить на змею. — Она чувствовала себя очень уязвимой, ведь она шла босиком.

Эван рассудил, что теперь она будет бояться каждой ветки на тропе.

— Хорошо, но не отставай.

Амелия закивала. Когда Эван зашагал вперед, она последовала за ним, теперь внимательно разглядывая землю под ногами. После того как они прошли еще какое-то время, Амелия спросила:

— А сколько у вас детей?

— Шесть.

Она остановилась.

— Шесть!

Эван повернулся и подозрительно посмотрел на нее. Она должна была знать, сколько у него детей. Ей говорили об этом.

— Пять девочек и мальчик. Помнишь?

— Откуда мне знать?

Эван вытаращил глаза.

— Ты вообще собираешься перестать?

— Перестать что?

— Ничего. Я не люблю играть в игры, поэтому просто прекрати.

Амелия совершенно не понимала, о чем говорит фермер.

— Сколько лет вашим детям?

Эван выругался. Очевидно, что он не привык много говорить. Он мог бы вообще не отвечать ей, но чем скорее она узнает имена детей, тем лучше.

— Майло два. Джесси четыре, Молли шесть, Бесс восемь, Роуз десять, а Сисси почти тринадцать. Их мать умерла почти год назад. Я делал все, что мог, но они все равно запущены, потому что у меня много работы. Теперь ты здесь и все изменится.

Амелия была слишком напугана, чтобы спрашивать, что он имел в виду.

Эван хотел сказать, что детям нужна женская забота, но он не желал, чтобы преступница была слишком близка с ними.

— Что касается детей, то ты просто должна следить, чтобы они были чистыми, одетыми и накормленными. Все. Поняла?

Амелия возмущенно посмотрела на Эвана. Она не понимала, что еще, по его мнению, она может с ними делать.

Через несколько минут они оказались у изгороди, отделяющей буш от открытого пространства, и Амелия выступила из-за спины Эвана.

— Где мы? — спросила она, разглядывая две грубо построенные хижины, одна из которых была намного меньше другой.

— Это мой дом, — объяснил Эван, показывая на большую хижину. — Здание поменьше — твой дом.

Амелия от изумления открыла рот. Она рассматривала дома в полном недоумении. Хижины были построены из деревянных обрезков. Плоская крыша из железа сверху была покрыта соломой, в каждой хижине было по одному маленькому окну. На крыше основного дома торчала печная труба, сложенная из грубого камня и глины; из трубы шел дым. Дверь Амелия не разглядела, вероятно, она была открыта. Ветхая изгородь огораживала открытое место, где посреди, на изрытой земле расположился огород. Позади строений кустарник был вырублен и, видимо наспех построенные, там расположились загоны для животных. Амелия слышала, как кудахчут куры, поют петухи. Она также заметила стреноженную корову, которая жевала траву. Амелия решила, что в этой местности часто идут дожди, так как трава была зеленая и сочная. Но, темная почва у нее под ногами казалась ей сухой и твердой, словно камень, поэтому она сделала вывод, что благодаря частому и сильному ветру влага быстро испаряется.

Эван открыл ворота, и Амелия медленно прошла через них, не отрывая взгляда от строений. Когда они подошли к большому дому, Амелия услышала шум детских голосов. Она не думала, что ее кошмар станет еще страшнее. Но Амелия ошибалась. Очень сильно ошибалась. Она не знала, чего ожидать, но воображение Амелии нарисовало ей массивную, но удобную мебель и большую кухню.

Внутри мрачного строения расположился большой стол, сделанный из местного дерева. Вокруг него стояли восемь совершено разных стульев, связанных между собой веревкой. Определенно, Эван сделал их сам, скорее всего из тех деревьев, которые спилил, чтобы построить себе дом. Как оказалось, в доме не было печи, а был просто открытый очаг, с большим черным котлом на нем. В другой части комнаты стояла кровать. Другой мебели в комнате не было. Пол был грязным, а с потолка свисала паутина.

Шум детских голосов доносился из второй комнаты, из глиняной пристройки за «домом».

— Я дома, — закричал Эван, и дети с пронзительными криками начали наполнять комнату. Увидев Амелию, они замолчали.

— Это Сара Джонс, — объявил Эван. — Как я говорил вам раньше, она будет работать здесь два года.

Амелия рассматривала чумазые лица детей. Хотя она ничего не помнила о своей жизни, Амелия была уверена, что никогда раньше не видела таких неряшливых и грязных детей. Одежда напоминала тряпки, а на ногах была лишь грязь. Все, кроме старших девочек, чьи волосы напоминали грязно-коричневые мочалки, были рыжими, с веснушками на лице. Волосы детей представляли собой весьма плачевное зрелище, похоже, что они не причесывались месяцами.

— Здравствуйте, — проговорила Амелия, но девочки молча, с подозрением продолжали рассматривать ее. Вероятно, она выглядит так же ужасающе, как и эти дети, подумала девушка и машинально поправила прическу. Дотронувшись до головы, она почувствовала, что из-за морской воды и ветра ее волосы стали жесткими. Амелия, с синяками и ссадинами по всему телу, в порванном платье, выглядела весьма непривлекательной. Ей хотелось сказать, что она чудесным образом выжила после кораблекрушения, что она совсем не та, за кого ее принимает их отец, но Амелия не знала, с чего начать.

— Чему я вас учил? — спросил Эван детей, и они пробормотали слова приветствия.

Эван беспокойно огляделся.

— Где Майло? — прорычал он.

— Папа, — раздался тоненький голосок, из комнаты выбежал малыш и бросился в объятия к отцу. Лицо Эвана засияло, когда он поднял мальчика с черными кудряшками с грязного пола. Малыш был уменьшенной копией своего отца, только без волос на лице. Эван снял шляпу, под которой были точно такие же кудрявые волосы, как и у его сына, только длиннее. Амелия была очарована озорным малышом, лицо которого было таким же грязным, как и у его сестер. Нос мальчика оказался не таким большим, как у Эвана, но все же не маленьким, как у ребенка. Забавно, но этот нос придавал малышу вид умудренного жизнью человека.

— Приготовь котел с овсянкой. — Эван обратился к Амелии.

— С овсянкой?

— Да, с овсянкой. Детей надо кормить.

— Я не умею, — отозвалась Амелия.

Эван удивленно уставился на нее.

— Каждый может приготовить овсянку, — сказал он.

Амелия покачнулась.

— Что с тобой? — спросил Эван, когда девушка рухнула на стул, обхватив голову руками.

— Я не знаю, — ответила она. — Мне нехорошо.

— Ты здесь должна работать, — заявил Эван. — Так что нечего тут рассиживаться, как какая-нибудь мадам. Не знаю, как ты отлынивала от работы в тюрьме, но, судя по твоим рукам, ты в своей жизни и дня не проработала.

— Я же не преступница. Я уже это говорила, — заплакала Амелия. — Тут какая-то ужасная ошибка.

— Единственная ошибка в том, что ты пытаешься запудрить мне мозги. Сегодня я не буду с тобой строг, но с завтрашнего дня и все следующие два года все будет совсем по-другому.

Амелия разрыдалась.

— Мне нужно прилечь, — проговорила она.

Девушка поднялась и, еле волоча ноги, вышла на улицу. По дороге к своей хижине Амелия услышала, как Сисси предложила сварить овсяную кашу, а Эван проворчал, что она лентяйка.

В доме Амелии была одна комната, в которой на полу лежал матрас из грубой мешковины, набитый соломой. Амелия со слезами повалилась на него.


Она проснулась поздним вечером. Дрожь все еще не прошла, но голова уже почти не болела. Амелия уловила запах жареного мяса, и ее желудок отозвался голодным урчанием. Она была уверена, что не ела уже давно, но никто не принес ей даже каши. Амелия встала, подошла к большому дому и отворила дверь. На большой сковороде Эван готовил отбивные из баранины, которые пахли восхитительно.

— Я могу войти? — спросила Амелия.

Эван удивленно посмотрел на нее. Вежливость и достоинство, с которым были произнесены эти слова, поразили фермера, но Эван был уверен, что все это только для того, чтобы убедить его в том, что она дама и ей не приходилось работать.

— Входи и садись, — проговорил он. — Можешь поесть с нами, но впредь знай, если не будешь работать, не будешь есть. Поняла?

Амелия была настолько голодна, что кивнула без всяких возражений. Она подошла к ведру у огня и помыла руки, прежде чем сесть за стол. Эван не заметил этого, так как достал куски мяса со сковороды и положил на большую железную тарелку, которую поставил в центре стола. Амелия, не веря своим глазам, наблюдала, как Эван длинной вилкой выудил черную лепешку прямо из золы, отковырял верхний слой сгоревшего теста и тоже положил на стол.

— Налетайте, — прокричал он, и дети со всех сторон сбежались к столу. Малыша Майло едва не задавили в толчее.

Амелия была поражена, что никто из детей не помыл перед едой руки. Она еще больше удивилась, когда они стали с жадностью поглощать пищу, словно дикари. Амелия молча смотрела, как они запихивают руками куски мяса себе в рот, а потом жуют с открытыми ртами. Она впервые заметила, что на столе не было ни вилок, ни ложек.

Так как мясо быстро исчезало, Амелия взяла кусок мяса и хлеба и положила все это на свою тарелку. Она смотрела на Эвана, который жадно чавкал.

— В чем дело? — спросил он, продолжая жевать.

Амелия сжалась от страха.

— У меня нет вилки и ножа.

На мгновение Эван перестал жевать, затем пошарил у себя за спиной и извлек из ящичка нож и вилку. Он протянул их Амелии, оставив на приборах жир от своих пальцев. Амелия поморщилась, принимая нож с вилкой, а затем вытерла их о подол своего платья. Дети с удивлением посмотрели на нее, но продолжили есть, словно дикие звери.

— Завтра можешь потушить мясо, — проговорил Эван, обращаясь к Амелии.

Она не ответила. Амелия не имела ни малейшего представления, как тушить мясо. Но сейчас, подумала она, не самый подходящий момент говорить об этом.

— Неужели в женской тюрьме у всех такие манеры? — спросил Эван, пока Амелия нарезала мясо на маленькие кусочки.

Она понимала, что Эван посмеивается над ней.

— Я ничего не помню о женской тюрьме, — ответила Амелия. — Ведь я никогда там не была.

Эвану пришлось признать, что она не похожа на обычную необразованную и неотесанную преступницу из низших слоев общества, но он считал, что наличие преступной сущности никак не связано с происхождением или богатством человека.