Морган резко отдернул руку.

— Я тебе не друг. И ты мне совсем не нравишься.

Улыбка дрогнула на губах девочки, но не исчезла.

— Конечно же, я тебе нравлюсь. Я всем нравлюсь. Папа говорит, что я способна очаровать рысь.

Глаза Моргана потемнели. Сабрина невольно сделала шаг назад.

— Ты и впрямь ничего не понимаешь, — убежденно заявил Морган. — Ты мне не нравишься. И братья твои мне не нравятся. И, уж конечно, мне не нравятся твоя мамаша-англичанка и твой богатый отец, будь он проклят.

На глаза Сабрины навернулись слезы. С малых лет ее все обожали, и она просто не могла понять, откуда у мальчишки столько злости. Его слова нисколько не походили на добродушное поддразнивание, которым порой донимали ее братья.

— Можешь реветь сколько угодно, — махнул рукой Морган. — Чего еще ждать от такой глупой малявки.

— Я не малявка! Мне уже шесть лет!

Морган угрожающе шагнул к девочке, но она не сдвинулась с места. Тогда он легонько толкнул ее в грудь, и Сабрина села в опавшие листья. По лицу ее побежали слезы. Но она тут же встала, вытирая глаза и с усилием сдерживая рыдания. Потом начала карабкаться из канавы и сквозь прерывистое дыхание проговорила:

— Папе не понравится, что ты меня толкнул.

Морган издевательски расхохотался.

— Конечно, не понравится. Давай беги к своему папочке, принцесса. Ябедничай на меня. Скажи отцу, что этот наглый мальчишка тебя толкнул и ранил твою камероновскую спесь. Может, он бросит меня в темницу, чтобы я сгнил, как мой дед, которого упек за решетку твой дед. Или велит меня обезглавить, как Юстас Камерон поступил с Лахланом Макдоннеллом.

Сабрина остановилась, выпрямилась, с достоинством повернулась к мальчишке и глянула ему прямо в лицо:

— О нет, Морган Макдоннелл. Я не маленькая и ябедничать не собираюсь. Что бы ты ни сделал, я все равно никому не пожалуюсь. И, клянусь, ты больше никогда не заставишь меня плакать. Пусть я буду жить вечно, но ни слезинки не пролью из-за такого гадкого мальчика. Ты… ты… — В ее ограниченном запасе обидных прозвищ просто не находилось слова, достаточно оскорбительного для этого наглеца. — Ты настоящий Макдоннелл!

Она выбралась из канавы, хватаясь за корни и ветки, чтобы не скатиться обратно к ногам Моргана, а вдогонку неслась ругань по-гэльски, в которой девочка, к счастью, не понимала ни слова.

Первые тяжелые капли застучали по земле, и Сабрина припустилась бежать. Раскат грома поглотил рыдания Моргана. Будущий глава клана Макдоннелл обхватил тонкими руками ствол дерева и плакал, как ребенок, и слезы его смешивались со струями дождя.

Дугал Камерон грел ноги у огня камина, когда в гостиную ворвалась дочь. Вся мокрая, оставляя влажные следы на драгоценном восточном ковре, девочка бросилась к отцу.

— Попала под ливень, ненаглядная?

Она молча кивнула, ударившись головой о его подбородок. Дугал крепко прижал к груди дрожащий теплый комочек и дал дочери время успокоиться. Он было испугался, что Сабрина сотрясается от плача, но, когда она подняла лицо, ее глаза были сухими и гневно сверкали.

— Надо было надрать ему уши, папа. Он очень плохой мальчик.

— Вполне возможно, принцесса. Но Макдоннеллы вообще не отличаются ангельским нравом. Думаю, мальчишке требуются любовь и понимание значительно больше, чем хорошая трепка.

— Не хочу тебя расстраивать, но любить его я не смогу, — хмуро призналась Сабрина.

— Может, это и к лучшему, — усмехнулся в ответ Дугал. — У парня такое лицо, что с годами недостатка любви он не будет испытывать.

— Я люблю тебя, папочка. И ты всегда будешь у меня самый любимый. — Сабрина крепко обняла отца за шею и поцеловала.

Дугал зарылся подбородком в шелковистые кудри дочери; ему очень хотелось бы уберечь девочку от трудностей жизни и жестоких мук любви.

— Это не так, принцесса, — мягко сказал он, — но мне очень приятно, что ты так думаешь. Очень приятно.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

1

Шотландия, Северный район, 1730 год

— Какдоннеллы приближаются! Берегитесь! Спасайтесь!

Тревожные крики сотрясали Камерон-Глен. Мирно дремлющее в тени высоких гор селение сейчас напоминало растревоженный муравейник. По узким улочкам, мощенным булыжником, суматошно метались испуганные люди, не зная, кого прятать в первую очередь — детей или домашнюю скотину. Эта проблема, видимо, не волновала циника, развалившегося на стуле с дымящейся трубкой в зубах. Он медленно, с наслаждением затянулся и мрачно заявил, что для Макдоннелла, ежели он в амурном расположении духа, абсолютно все равно, кто ему попадается — девица или овца.

Немногие, кто мог позволить себе такую роскошь, как занавески на окнах, торопливо задергивали их. Отовсюду доносился перестук молотков: забивали досками крест-накрест двери и окна. На собственном горьком опыте жители Камерон-Глен знали, что появление Макдоннеллов не сулит ничего доброго, и принимали надлежащие меры предосторожности.

Два шотландских клана — Камероны и Макдоннеллы — враждовали так давно, что никто не помнил, с чего все началось. Для жителей селения кровные враги их лорда и владельца окрестных земель оставались скорее мифической угрозой, чем реальными людьми. В течение десятилетий Макдоннеллы бесчинствовали и грабили не открыто, а исподтишка. Если девушка возвращалась с прогулки по горам в мятой одежде и с остекленевшими глазами, а со временем у нее начинал расти живот, соседи только понимающе переглядывались. Они точно знали, откуда у нее ребенок с такими рыжевато-каштановыми волосами.

— Тогда я был еще совсем мальцом, но, пока жив, не забуду, как Макдоннеллы в последний раз прошли по Камерон-Глен, — просвещал группу скованных страхом детишек высохший древний старик, стоявший на коленях посреди улицы. — Огромные, просто великаны, ростом выше восьми футов, а ляжки — как стволы деревьев. — Насмерть перепуганная девчушка спрятала усыпанное веснушками лицо на груди старика. Тот понизил голос до шепота. — И с пояса у каждого свисали жуткие трофеи — отрубленные головы Камеронов.

Детвора зашлась в восторженном визге. Увлеченный собственной страшной сказкой, старик бросил зловещий взгляд в сторону каменной башни старинного замка, вздымавшейся над деревянными пристройками, как громадный гриб. Старик знал, что на этот раз Макдоннеллы заявятся не для битвы, а на званый банкет. Но зачем понадобилось Дугалу Камерону приглашать своих заклятых врагов в дом, если доподлинно известно, что они с большим удовольствием сожрут его благородное семейство, нежели предложенные яства?

Заскорузлой ладонью старик погладил девочку по голове и глухо пробормотал:

— Глупо, очень глупо поступает наш сиятельный лорд. Видать, окончательно спятил.

В тот момент обитатели замка вполне могли разделить мнение старика. К приезду гостей готовились в атмосфере тягостного ожидания, повсюду сновали слуги и домочадцы, унося в дальние помещения наиболее ценные вещи. В гостиную, где царил полный хаос, стремглав вбежала Сабрина. Она только что выполнила поручение матушки: припрятала в кладовой среди провизии и напитков серебряный чайный сервиз. С ходу она налетела на старую собачонку, свернувшуюся клубком возле камина. Пес оскалил пасть, продемонстрировав единственный оставшийся клык, и зарычал.

— Извини, Пагсли, — Сабрина наклонилась и поправила украшенный драгоценными камнями ошейник песика.

— Не желаю, чтобы эти босоногие горцы истоптали мои ковры, — объявила Элизабет Камерон. Она решительно опустилась на колени прямо на каменном полу, нисколько не заботясь о своих шелковых юбках, и принялась скатывать роскошный персидский ковер.

— Не волнуйся, матушка. — Брайан удобно облокотился на перевернутое золоченое кресло эпохи Людовика XIV и старался игнорировать Алекса, взывавшего о помощи. Брат согнулся в три погибели под тяжестью сундука времен королевы Елизаветы, изукрашенного причудливой резьбой. — Гостей не будет. Перемирие держится почти месяц. Лишенные возможности перерезать нам глотки, Макдоннеллы к настоящему моменту наверняка занялись друг другом. Так что я предрекаю их полное взаимоуничтожение через… — Брайан достал из обшитого кружевами кармана золотые часы, — …через три часа и семнадцать минут.

— Меня удивляет, как они вообще до сих пор не вымерли, — вмешался Алекс, опуская сундук на пол в опасной близости от начищенных до зеркального блеска ботинок Брайана. — С их внутрисемейными браками… Говорят, у них женщины общие…

— Алекс! — Элизабет кашлянула, кивнув в сторону Сабрины, жадно ловившей каждое слово брата.

Хотя старший сын был на голову выше матери, он отлично знал, когда следует придержать язык. На вид изнеженная и хрупкая, Элизабет обладала железным характером. Хотя в ее огненных волосах уже появились седые пряди, английское жесткое воспитание по-прежнему давало себя знать.

— Не брани его из-за меня, — вступилась за брата Сабрина. — Между прочим, сегодня утром одна наша судомойка научила меня новой песенке.

Девушка сложила руки за спиной, как ее учили делать при выступлениях перед гостями, и запела:

По горам и долам скачут Макдоннеллы с пиками наперевес.

Длинные пики у Макдоннеллов, но не длиннее, чем их…

— Сабрина! — в негодовании воскликнула матушка.

— …Их носы, — торопливо прочирикала Сабрина. Алекс сдержал улыбку и зааплодировал.

— Матушка, нашим гостям просто повезло. Сестренка вполне может развлечь их сегодня после ужина.

— Моя бы воля, Сабрину следовало бы запереть в ее спальне на то время, пока эти грубияны будут в нашем доме, — сурово заметила Элизабет.

Сабрина знала, что матушка с огромным удовольствием продержала бы дочь взаперти до весны, когда предстояло отправиться в Лондон. Элизабет втайне лелеяла мечту, что весельчак дядюшка Вилли подыщет Сабрине жениха, предпочтительно сельского священника, который не смог бы разыскать горные районы Шотландии ни на одной географической карте.

— Похоже, Макдоннеллы славятся не только своим искусством в бою, — сухо вставил Брайан.

— Как и ты, дорогой братец, если правду говорят о твоей пассии из деревни, — шепнула на ухо Брайану Сабрина. Тот попытался дернуть ее за локон, но сестра успела отпрыгнуть. — Матушка, а правда ли, что старый Ангус Макдоннелл в свое время за тобой ухаживал?

— Так и было, — Элизабет улыбнулась. — Кавалер попался на редкость галантный и щедрый. Предлагал мне свое черное сердце и говяжий бок в придачу. Причем мясом, я подозреваю, разжился за счет Камеронов — угнал корову. С тех пор меня не покидает чувство вины. Ведь когда я отдала предпочтение вашему отцу, это нарушило перемирие, которое длилось… — Элизабет подсчитала на пальцах, — почти шесть часов.

Из гостиной появилась кузина Энид, приехавшая погостить из Лондона. Она несла две великолепные китайские вазы времен династии Минь, доставленные в Шотландию из Пекина в целости и сохранности, несмотря на бурные моря и жуткие дороги. Но на этот раз вазам не повезло. Раздался стук и звон разбитого стекла, сопровождаемые горестным «О Господи!». Сабрина поморщилась.

Тяжело вздохнув, Элизабет присела на корточки и огляделась. Лишенное ковров и безделушек, помещение приобрело облик былых лет, когда служило не элегантной гостиной родового поместья, а штабом обороны древней крепости.

Ее хозяин Дугал Камерон в данный момент инструктировал во дворе слуг на счет того, как нужно себя вести, чтобы обитатели замка смогли пережить этот вечер. Достаточно опрокинуть на стол винный бокал или просыпать содержимое солонки, и может последовать кровавая бойня, способная разрушить иллюзию цивилизации, созданию которой посвятила всю свою жизнь Элизабет Камерон. С тем же упорством она добивалась благовоспитанности от своих детей и даже сделала, казалось, невозможное: вырастила на скудной почве Шотландии любимые сорта английских роз.

Однако сейчас ее мучили дурные предчувствия, и плохое настроение хозяйки дома передавалось домочадцам. Сабрина решила переключить внимание матушки на приятные воспоминания, взяла хрустальную бельмонтскую розу из вазы на каминной полке и предложила спрятать ее вместе с другими легко бьющимися предметами в кладовке. — Нет, принцесса, — улыбнулась Элизабет, — в кладовке розе не место. Ведь это подарок моему отцу от короля Джеймса за победу в битве при Седжмуре, позволившую монарху сохранить корону. Но ты права, оставлять здесь хрупкие вещи негоже. Отнеси розу в башенную светелку. — Воспрянув духом, Элизабет с новой энергией принялась раздавать команды: — Брайан, лентяй, пошевелись и помоги Алексу вынести сундук, а ты, Энид, перестань хныкать, иначе я напишу Уильяму, что его дочка выросла плаксой.

Довольная, что матушка приободрилась, Сабрина отправилась по крутой винтовой лестнице на верх башни, вертя в руке гладкую ножку бельмонтской розы, которая всегда ее завораживала. Хрупкая и элегантная, ручной работы, она сверкала огнем в лучах солнца, проникавшего сквозь узкие окна. Добравшись до светелки, девушка кончиком пальца тронула изящный лепесток. Неожиданно сердце Сабрины сжалось от непрошено нахлынувших воспоминаний.