Пять лет кряду в летние месяцы над Сабриной витала тень Моргана Макдоннелла, а с ним и постоянное ожидание какой-нибудь очередной пакости. В любую минуту за шиворот мог свалиться мохнатый паук; бегать по садовым дорожкам было просто опасно, потому что можно было споткнуться об ногу Моргана, внезапно выставленную из кустов. Но самый тяжелый удар ждал Сабрину в то лето, когда ей исполнилось восемь лет и когда Морган подружился с ее братьями и вовлек их в свои проказы. С тех пор безнадежное восхищение этим высоким горделивым мальчиком подобно тяжелому камню было похоронено в тайных глубинах сердца Сабрины.

Когда Морган отметил свое шестнадцатилетие, отец велел ему вернуться домой, после того как один из Макдоннеллов напоролся на кинжал при попытке украсть принадлежавшую Камеронам овцу. Сабрина провожала глазами друга детства до ворот и не могла понять, почему к глазам ее подступают слезы. Казалось бы, сбылась ее заветная мечта: Морган Макдоннелл больше не вернется в дом Камеронов. Ни следующим летом, никогда. И вот сегодня вечером все должно измениться.

Сабрина бережно положила розу на бархатную подушку поверх клавесина матушки и задумалась. Вполне возможно, Моргана нет в живых. То ли предательски зарезал один из родственников, то ли пристрелил в постели своей жены ревнивый фермер. Когда ему не было еще и пятнадцати, на широкоплечего парнишку с полусонными зелеными глазами уже начали заглядываться служанки, и он не скрывал к ним интереса. Зато к Сабрине выказывал лишь холодное презрение.

Девушка подошла к окну, и ее взору открылись зазубренные горные хребты. Вершины их покрывали снежные шапки. Возможно, Макдоннеллы уже покинули свое логово и спускаются по крутым тропам к замку Камеронов. Нет ли среди них единственного сына Ангуса Макдоннелла?

Сабрина зябко повела плечами. Хотелось бы надеяться, что ни ей самой, ни ее отцу не придется платить за мир слишком дорогой ценой.

Как только позади осталась прохладная тень горы, Морган Макдоннелл пришпорил коня и пустил в галоп. Солнечные лучи прорвались сквозь облака и залили ярким светом зеленую долину, и приходилось щуриться, чтобы разглядеть дорогу впереди. Морган склонился над гривой, понукая верного Пуку, и летел, будто на крыльях, с наслаждением вдыхая запах вереска, растоптанного копытами. Казалось, еще одно усилие, и он сможет всех обогнать и вырваться далеко вперед, на волю.

— Морган! Морган, мой мальчик! Куда это так спешит мой сын, черт его побери?

Заслышав окрик отца, Морган натянул поводья. Его вовремя остановили. Макдоннеллу не место в этом мире широких долин и необъятных небес. Макдоннелл может скакать вечно на быстром коне, но от себя не уйти. Горные вершины — вот его прибежище и его тюрьма, единственный родной дом. Морган вернулся на тропу и втиснулся между конями двух своих переругавшихся соплеменников.

— Эй, Морган, этот мерзавец украл мой сыр. Ты не против, если я его пристрелю? — поинтересовался кузен Рэналд, доставая пистолет.

От своей матери-цыганки Рэналд унаследовал сверкающие темные глаза и волосы цвета воронова крыла. При встрече с ним люди обычно оглядывались, не веря своему первому впечатлению: просто не могло быть, чтобы этот парень действительно был так хорош собой, как показалось. Рядом с ним Морган чувствовал себя полным уродом.

— Конечно, стреляй, — с улыбкой отозвался Морган. Рэналд взвел курок и прицелился в побледневшее лицо молодого воришки. — Если, конечно, ты не возражаешь, что потом я сверну тебе шею.

Рэналд, насупившись, опустил пистолет. — Черт побери, Морган, я за весь день никого не прикончил. У меня уже палец на курке не сгибается.

Бог наградил Рэналда броской внешностью, но не дал мозгов, так что винить его, по сути, не в чем, решил Морган. Завладев пресловутым куском заплесневелого сыра, Морган скормил его коню, а затем столкнул родственников головами с такой силой, чтобы у них еще долго звенело в ушах. Это был далеко не первый случай, когда приходилось применять силу для поддержания порядка среди драчливых Макдоннеллов, которые по пути к Камеронам вели себя как расшалившиеся дети. За последние восемь часов Морган трижды разнимал дерущихся, дважды пресекал попытки изнасилования и, наконец, похоронил дядюшку. Последний даже не удостоился чести быть убитым своим соплеменником, а просто напился до одурения и свалился с седла. Едва он ударился головой о скалу, как предприимчивые сородичи реквизировали его сапоги и кошелек. Морган копал могилу в гробовом молчании, а остальные, бурно выражая свое горе, осушили между делом бутылку старого виски и пожелали покойнику доброго пути в преисподнюю.

— Жаль твоего дядюшку, парень. Старина Кевин был славный малый, уж это точно! — крикнул один из мужчин, когда Морган двинулся вверх по каменистой тропе.

— Его звали Кервин, — хмуро прорычал Морган.

— Верно, — откликнулся другой Макдоннелл. — Холодной ночью у костра никто не мог рассказать байку лучше старины Дервина.

«Боже! — подумал Морган. — Часа не прошло, как погиб человек, а они уже не могут вспомнить его имя. Интересно, смогут ли они и меня забыть так быстро? «

— Морган! Проклятие! Куда он провалился?

Морган сжал зубы. Временами ему очень хотелось, чтобы отец вообще о нем забыл. Развернув коня, он приблизился к отцу.

— Ага, вот плод моих чресл, — усмехнулся при виде сына Ангус Макдоннелл, толкнув локтем скакавшего рядом всадника, надвинувшего капюшон плаща на глаза. — Погляди, какой вырос дубок. Видать, в свое время и я был могучим дубом.

— От старости и могучие дубы засыхают, — огрызнулся Морган.

— Голова у парня работает, ничего не скажешь, — одобрительно отозвался Ангус. — В отца пошел.

Морган промолчал. Отец несомненно гордился сыном, но слишком часто использовал его в корыстных целях как пешку в играх с Дугалом Камероном. С тех пор, как Морган в последний раз вернулся из замка Камеронов, где был чем-то вроде воспитанника заклятого отцовского врага, он фактически стал главой клана Макдоннеллов, и отец это прекрасно знал.

— Мой сын всегда был жадиной, — Ангус с каждым словом повышал голос. — Матери не знал, а потому присасывался к любой приглянувшейся ему пригожей титьке.

— Он и сейчас такой, — прокричал Рэналд, которому не терпелось свести счеты с Морганом за недавнюю стычку. Всадники ответили дружным хохотом, Морган наставил палец на Рэналда и сделал вид, будто стреляет, а тот схватился за сердце и покачнулся в седле.

Ангус сидел на лошади, устало ссутулив плечи под изъеденным молью пледом. Впалые щеки старика были покрыты нездоровой желтизной.

— Славный сегодня день! — воскликнул он. — День, когда жалкие Камероны приползли к нам на брюхе, моля о мире!

Родственники встретили его слова одобрительными криками, а Ангус воспользовался моментом, чтобы приложиться к бутылке с виски. Морган обменялся многозначительными взглядами со всадником, скакавшим рядом с отцом. Голова в капюшоне согласно кивнула, и Морган подмигнул в ответ. Эта верная тень сопровождала Ангуса, сколько помнил себя Морган, снимая с отца сапоги, когда тот напивался до бесчувствия, укрывая пледом, чтобы уберечь от холодной росы, и подливая воды в виски, дабы Ангуса не постигла участь злополучного Кервина.

Теперь у отца были слушатели. Сын ему больше не требовался. Морган послал коня вниз по склону холма, оставив сородичей вспоминать о былой славе и выдуманных победах. Морган предпочитал всему этому надежного реального Пуку. Приближающиеся сумерки встретили всадника с конем порывами прохладного ветра.

Как ни трудно было в этом признаться, но Морган понимал: приглашение в замок Камеронов было продиктовано чувством жалости. Макдоннеллы снискали печальную известность как лихие драчуны, скандалисты, грабители и насильники. Они впустую потеряли в последние годы слишком много людей, и сейчас под командой Моргана фактически находилась всего лишь небольшая банда преступников. Но в памяти людской еще осталась слава свирепых воинов Макдоннеллов, что пока мешало кланам Грантов на юге и Чизхолмов на севере объявить им открытую войну. Последней надеждой и единственной возможностью выжить был союз с Камеронами. Однако Морган не имел намерения ползать на коленях перед Дугалом Камероном даже ради того, чтобы спасти свой клан и собственную шкуру.

Он поднялся на вершину пригорка, и перед ним открылась панорама камероновских владений, раскинувшихся в привольной долине. Сразу вспомнилось устройство жизни клана Макдоннеллов, и сравнение было явно не в их пользу. Сородичи Моргана рыскали в горах, как бешеные волки. Камероны правили на широкой равнине, где зеленели поля и пасся тучный скот. Макдоннеллы жили в готовой того и гляди обрушиться руине. Камероны расположились в роскошном просторном замке, увенчанном высокой башней.

У Камеронов, будь они трижды прокляты, имелась даже своя принцесса.

Легкая улыбка тронула губы Моргана. Интересно, вспомнит ли его дочь Дугала? Пять лет кряду упрямая девчонка свято блюла свое слово и ни разу не ябедничала, не попросила родителей о помощи, даже когда Морган подшучивал над ней слишком зло, почти жестоко. Обнаружив, что он выдернул все нитки из ее рукоделия, только еще выше вздернула носик, всем своим видом говоря, что ничего иного и не ожидала от никудышного Макдоннелла.

Если у стен замка сердце Моргана пронзит пуля, он будет твердо знать, чья изящная ручка держала пистолет. От этой мысли Морган, как ни странно, повеселел и пустил коня вскачь, издав торжествующий боевой клич, память о котором не даст спать по ночам многим жителям Камерон-Глен еще долгие месяцы.

Сабрина на локтях протиснулась вперед между столбиками ограждения галереи, стараясь рассмотреть, что происходит в зале гостиной внизу.

— Осторожнее! — предупредила Энид, нервно покусывавшая кончик толстой косы. — Мой брат Стивен как-то застрял головой между прутьев решетки на окне. Пришлось отпилить.

— Голову?!

— Нет. Прутья.

Энид, двоюродная сестра Сабрины со стороны Бельмонтов, прибыла в замок весной с сундуком и письмом от дядюшки Вилли, в котором тот извинялся за причиняемые хлопоты и намекал на некое происшествие, якобы позорившее честь семьи. Сабрина просто не могла себе представить, чтобы тихоня Энид могла быть замешана в нечто более постыдное, чем похищение сладкого пирога с обеденного стола. Казалось, ее единственной слабостью было пристрастие к скандальным газетам, которые ей регулярно пересылал из Лондона брат. Сейчас круглое лицо Энид пылало: она была страшно возбуждена перспективой встречи с дикарями-горцами, которые, говорят, способны изнасиловать и даже убить невинную девушку.

Из гостиной убрали все лишнее, что делало ее образцом средневековой роскоши. Место красивых ламп, которые тщательно подбирала матушка, заняли простые свечи и масляные светильники, бросавшие неверные блики на выцветшие гобелены, которые принесли с чердака, чтобы прикрыть голые стены. В обоих концах зала установили штандарты с гербом Камеронов. Сабрина находила это восхитительным.

В помещении толпились Камероны — братья, кузены и дяди Сабрины, все в камзолах и шейных платках, а отец набросил на плечо узкий плед цветов Камеронов в знак своего наследного предводительства над кланом. Большинство мужчин сочли разумным явиться без жен, но хозяйка дома присутствовала и сейчас шествовала сквозь толпу родственников. На Элизабет было роскошное длинное платье, которое вполне подошло бы ей в те годы, когда она была фрейлиной при дворе королевы Анны. Глядя на матушку, Сабрина преисполнилась гордостью.

— Матушка выглядит как настоящая королева, правда?

— Точно, — охотно согласилась Энид, хотя плотно закрыла глаза ладонями в страхе перед грядущими жуткими событиями.

Громом разнеслись удары кулаков по массивной двери, и она со скрипом открылась. Сабрина судорожно сглотнула, Энид раздвинула пальцы и, трепеща, глянула вниз. Камероны все, как один, повернулись в сторону двери, вперед выступил Дугал, сопровождаемый по бокам Алексом и Брайаном.

В зал важно вступил старик, его скрюченные пальцы сжимали рукоятку ржавого палаша, царапавшего пол при каждом шаге вошедшего. Подобное же старинное оружие украшало стену спальни Дутала Камерона. За предводителем следовала группа оборванных, но свирепых на вид мужчин. Большинство — в платьях явно с чужого плеча, и Сабрина невольно поежилась, представив себе, сколько людей погибли, чтобы обеспечить Макдоннеллов одеждой. Если верить слухам, Макдоннеллы раздевали несчастных догола еще до того, как успевали остыть их тела.

— Приветствую тебя, Дугал Камерон, ты, никчемный сын грязной шлюхи, — прорычал Макдоннелл.

Энид ахнула и передвинула ладони с глаз на уши.

— И я тебя приветствую, Ангус Макдоннелл, старый ты козел, — отец Сабрины подступил к гостю, уперев руки в бока и широко расставив ноги, будто бросая вызов.

— Разве так встречают старого друга? — Глава враждебного клана склонил голову набок, наподобие попугая, потом сделал шаг вперед и заключил Дугала в объятия.