— Прошу, только не изображай из себя монашку! — воскликнула Федерика и взяла ее за руку. — Он ведь тебе действительно очень нравился?

Генриетта опечаленно кивнула, но потом все же улыбнулась, несмотря на свое разочарование.

— Да, я была влюблена в него, — сказала она. — Я всегда выставляла это в шутливом аспекте, но…

— Многие серьезные вещи произносятся в форме шуток, — прервала ее Федерика.

— Что-то в этом роде.

— Ладно, так как насчет ланча по-быстрому? — спросила Федерика.

Генриетта воровато оглянулась.

— Это ты должна выяснить. Для Греты твоя свадьба стала тяжким ударом, — прошипела она, устремив взгляд на закрытую дверь офиса Греты. — Я бы с удовольствием посмотрела на вашу встречу.

— Никто не получит от нее большего удовольствия, чем я, — усмехнулась Федерика, готовясь с любопытством лице зреть недоброжелательность своего бывшего босса. — Пойди и сообщи ей, что я здесь, — скомандовала она и проследила, как Генриетта решительно шагает к офису Греты.

Федерика оглянулась вокруг, посмотрела на свое старое рабочее место, которое в настоящее время стало частью бизнеса ее новой семьи. Она почувствовала глубокое удовлетворение и ощутила собственную власть, которой намеревалась воспользоваться для унижения Греты в полной мере. Однако, когда появилась Грета, у Федерики пропало всякое желание сделать ей больно. Это казалось слишком примитивным актом, и к тому же она уже и так победила. Внезапно она вспомнила одно из самых любимых философских изречений Нуньо: «Не делай другим того, чего не желаешь себе», и желание мести куда-то улетучилось.

Грета судорожно сглотнула и улыбнулась одним ртом, но глаза выдавали ее тревожное состояние. Ее лицо посерело, как побитое яблоко, каждой своей чертой демонстрируя подавленное состояние. Она уже не имела силы, способной устрашать.

— Мои поздравления, Федерика, — натянуто произнесла Грета.

— Благодарю.

— Я слышала от мистера Дженсена, что ваша свадьба была великолепной.

— Так и было, — ответила Федерика, заметив потуги Греты на проявление энтузиазма — качества, столь же не свойственного ей, как и доброжелательность. — Я хотела бы взять с собой Генриетту на ланч, Грета. Не возражаете, если она задержится больше, чем на час?

Грета поджала свои бледные губы и мотнула головой.

— Конечно нет. — Затем она неловко рассмеялась и добавила: — Вы теперь босс.


Федерика отправилась с Генриеттой на ланч у Ориэлс в Слаун-сквер. Они посмеялись по поводу встречи Федерики с Гретой и фантастического изменения ее социального статуса.

— Мне это нравится, — заметила Федерика. — Я себя чувствую современной Золушкой. Представляешь, мой принц щедр до безумия. Я могу получить все, что только пожелаю.

— Интересно, к примеру, чем ты намерена заняться сегодня? — полюбопытствовала Генриетта.

— Пока не знаю. Мне нужно будет обсудить это с Торквиллом. Я понимаю, что не могу больше работать в семейном магазине, это было бы абсурдным, но я хочу заниматься делом. В идеале это должно быть связано с фотографией. Джулиан обучил меня основам этого ремесла, возможно, мне теперь следует пройти более углубленный курс обучения, а затем сделать это своим основным занятием.

— Это было бы отлично. Ты ведь всегда хотела стать фотографом, — одобрила ее идею Генриетта.

— Мама говорила, что мне следует сначала заработать денег, а уж потом заниматься карьерой в этой области. Сейчас у меня больше денег, чем я когда-либо мечтала иметь, и я могу делать все, что только захочу. — Она засмеялась и улыбнулась подруге, которая в ответ завистливо поджала губки.

— Дорогая моя девочка, ты так счастлива, — вздохнула Генриетта. — Но никто не заслуживает этого в большей степени, чем ты.


В тот же вечер, когда Торквилл вернулся с работы, у них произошел первый серьезный спор.

— Вот мы и возвратились после медового месяца, Торквилл. Мне бы хотелось чем-нибудь заняться. Я хочу работать, — сообщила Федерика, бросаясь на диван в его кабинете.

Торквилл подошел к столику с напитками и налил себе порцию виски.

— Не желаешь чего-нибудь выпить, может, бокал вина, — предложил он. — Говорят, что стакан красного вина заставляет леди сиять. Правда, ты и так сияешь.

Она засмеялась.

— Спасибо, бокал красного вина не помешает, — ответила она.

Он обслужил ее, а затем уселся в кресло, положив одну ногу на стул.

— Почему ты решила работать, любимая?

— Ну, мне ведь нужно чем-то заниматься, — аргументировала она свое заявление, делая глоток вина. — Дорогой, оно совершенно бесподобное.

— Это часть свадебного подарка Артура, — сообщил он. — У твоего отчима превосходный вкус.

— Только когда речь идет о вине, — сухо возразила она. — Во всем прочем, поверь мне, он абсолютно лишен вкуса.

— Феде, ты теперь богатая женщина, и тебе нет никакой нужды работать, — серьезно сказал он.

— Пойми, я буду скучать, если чем-либо не займусь, — пояснила она. — Дело тут не в деньгах. Ты более чем щедр, и я это очень ценю. Это нужно для того, чтобы заполнить мой день, чтобы была причина вставать каждый день по утрам.

— Разве потребность любить меня не является достаточным поводом для того, чтобы вставать по утрам? — усмехнулся Торквилл.

— Ты прекрасно понимаешь, о чем я говорю, — весело настаивала она.

— Скоро ты будешь занята детьми, — заметил он и нежно ей улыбнулся.

— Возможно, — задумчиво ответила Феде, втайне надеясь, что Бог предохранит ее от этого блага хотя бы на несколько ближайших лет. — Но, пока я точно не беременна, ты ведь не хочешь, чтобы я здесь чахла от безделья?

— Любимая, — сказал он твердо, — у тебя прекрасный дом, прекрасная одежда, муж, который готов целовать землю, по которой ты ходишь, так чего же тебе еще желать? — Он нахмурился, и она немедленно ощутила вину за то, что желает чего-то еще.

— Ну, — пробормотала она, испытывая неприятное ощущение в животе, — когда я была моложе, Джулиан дал мне несколько уроков фотографии. Если ты настаиваешь, чтобы я не работала, возможно, мне можно пройти курс обучения?

— Если ты так уж хочешь что-то делать, — с неохотой произнес он, — учеба — это единственный приемлемый вариант. Моя жена не должна работать.

— Я очень тебе благодарна, — просияла она, чувствуя облегчение от того, что дискуссия дала позитивный результат.

— Но только не фотография, — решительно добавил он.

— Но почему? — в недоумении спросила Федерика.

Он больше не расположен был шутить и смотрел на нее очень серьезно.

— Я найму преподавателя, чтобы учить тебя всему, чему ты только захочешь. — Он оглядел комнату. — Литература. Да, ты можешь заняться изучением литературы.

— Литература? — переспросила она, падая духом. — Но литература меня совершенно не интересует.

— Нет уж, я хочу, чтобы ты занималась именно литературой, — настаивал он, направляясь к книжным полкам и вытаскивая одну из книг. — Я никогда не читал ни одной из этих книг. Я хотел бы, чтобы их прочла ты.

— Торквилл, — слабо запротестовала она.

— Нет, я настаиваю, — отрезал он. — Если ты желаешь учиться, литература является единственно приемлемым предметом.

— Хорошо, я буду изучать литературу, — выдавила она. Лучше уж это, чем ничего.

— Значит, решено, — резюмировал он, опустошая стакан. — А сейчас, любовь моей жизни, иди ко мне и одари меня поцелуем. Мне ненавистна сама мысль, что между нами возможна размолвка.


Погрузившись в ванну, Федерика мысленно вернулась к их разговору. Ее охватило тревожное состояние, но вместо того, чтобы попытаться докопаться до первопричины своей тревоги, она стала находить оправдания нежеланию мужа дать ей возможность самой выбрать себе занятие по душе. «Это потому, что он любит меня и хочет для меня только лучшего», — думала она, лежа в душистой пене, как на облаке. Фотография может подождать, решила она, намереваясь вернуться к этой теме в другое время, когда будет чувствовать себя в замужестве более уверенно.

Позже, когда Торквилл завернул ее в большое пушистое белое полотенце и понес заниматься любовью, все оставшиеся сомнения улетучились, оставив только безоговорочную привязанность и сильное желание сделать все так, чтобы он остался доволен.

В тот вечер она оделась и сделала первый шаг в бесконечной череде последующих обедов и вечеринок с коктейлями. Она познакомилась с новыми людьми, безуспешно пытаясь запомнить их всех по именам, и быстро выучилась искусству восприятия светской болтовни, когда говорят много, не сказав, в сущности, ничего. Торквилл всегда заботился о том, чтобы она оказалась самой элегантно одетой женщиной в том обществе, где они бывали, и горделиво улыбался, когда ее осыпали комплиментами. Но он мгновенно раскалялся от бешенства, если видел, что она с кем-нибудь флиртует, и запрещал ей танцевать с кем бы то ни было, поясняя, что для него оскорбительно наблюдать, как посторонний мужчина обнимает его жену.

Поэтому Федерике приходилось проявлять осторожность, чтобы не выйти за пределы рамок, оговоренных мужем. Она инстинктивно чувствовала, когда он за ней следит, и меняла свое поведение. Едва Федерика замечала, как на его лицо набегает туча ревности, она подходила, брала его под руку и стояла рядом с ним как любящее приложение. Если же ее чувства бунтовали против его команд, она внушала себе, что он — представитель другого поколения, и, соответственно, подстраивала свое поведение так, как он этого хотел.

— Все тобой просто очарованы, Феде, — сказал Торквилл, когда они садились на заднее сиденье автомобиля, чтобы вернуться домой после очередной вечеринки. — Я так горд тобой, — добавил он, проводя рукой по ее щеке. — Ты прекрасна и светла. Сегодня не меньше десятка людей говорили, насколько я должен быть счастлив, что нашел тебя.

— Я тоже счастлива, что нашла тебя, — ответила она, взяв его руку в свою и целуя его пальцы.

Затем он долго смотрел на нее, будто пытаясь разыскать нечто в чертах супруги.

— А ты счастлива, любимая? — спросил он, покачивая головой. — Я ведь не знаю, так ли это.

Федерика вздрогнула и засмеялась в ответ на такое неожиданное высказывание. Значит, Торквилл все же заметил ее озабоченность и попытку скрыть ее. К собственному удивлению, это обстоятельство дало ему странное ощущение удовлетворения. Однако он никак не мог интерпретировать это новое ощущение или понять, почему испытывает его. Он был в действительности слишком толстокож, чтобы заметить, что временами начинает негодовать на жену за все те качества, которые заставили его на ней жениться. Ее чистота начала возмущать, а ее совершенство — раздражать. Она заставляла его чувствовать себя не соответствующим этим требованиям. Более того, ему захотелось столкнуть ее с мраморного пьедестала, будто это могло помочь ему возвыситься самому.

* * *

С целью усиления контроля Торквилл заявил, что не одобряет ее дружбу с Генриеттой.

— Она тебе не пара, дорогая. Ты слишком интеллигентна, чтобы растрачивать свою привязанность на какую-то продавщицу. Ты попала в другое общество, и у тебя должны быть другие друзья. У меня есть кое-кто на примете, она тебе понравится, — радостно сообщил он. — Это Лючия Сарафина.

Лючия тоже была рада стать полезной.

— Я подружусь с твоей женой, если ты сможешь выкроить для меня время, — кокетливо торговалась она, когда он ей позвонил.

Торквилл наслаждался ее вниманием.

— Ей нужна такая женщина, как ты, — сказал он. — Слишком уж она белая и пушистая.

— Понимаю, что ты хочешь сказать, — согласилась Лючия, радуясь мысли, что он, возможно, потихоньку охладевает к жене. — Но она так молода и будет набираться опыта.

— С твоей помощью, маэстро. Надеюсь, что так и будет.

— Предоставь это мне, дорогой. Но я ведь могу захотеть, чтобы ты отблагодарил меня персонально, а, каписки?

— Каписко. — Он засмеялся. — Ты злостная грешница. — Затем он тяжко вздохнул, но этот вздох прозвучал почти как рычание. — Боже, как я соскучился по тебе.

— Ты не должен скучать, милый, — прошептала она. — Ты ведь знаешь, где меня искать.

— Я буду держать эту мысль в памяти, — ответил он, — так что скоро у тебя появится работа.


Федерика делала героические усилия, чтобы подружиться с Лючией. Она должна была сделать это, чтобы доставить удовольствие мужу. Лючия пригласила ее в бар «Гарри», где им предоставили лучший столик в дальнем углу ресторана.

— Каждый из мужчин, находящихся в этом зале, после ланча отправится прямо домой и будет заниматься любовью со своей женой, — размышляла вслух Лючия с легким итальянским акцентом. — Видишь, как все они на меня смотрят. Я заставляю их ощущать себя сладострастниками. — Она томно вздохнула и облизала свои кроваво-красные губы. — Ты, вероятно, не помнишь о встрече со мной на свадьбе, ведь тебе представили слишком много новых людей сразу.