просто потому, что он ее любит…

— Ну, все, хватит. Не наглей, — отстранилась та, выглядя смущенной.

Макс улыбнулся. Смущенная, а не злая и плачущая, Зара… Такую он ее любил еще

больше!

— Ты выслушаешь меня? Я расскажу тебе все.

— Хорошо, — согласилась она, хоть и не считала это таким уж необходимым. Ее решение

не изменится.

— Мою мать звали Олей. По крайней мере, все мужики так ее называли. Я не знаю, зачем

она меня родила. Нет ни одной мысли. Нет… вру. Есть мысль, но я стараюсь о ней много

не думать. Но выходит, что именно так и есть…

— Как — так? Я ничего пока не понимаю. Она родила тебя потому, что хотела ребенка, логично.

— Она хотела зарабатывать больше денег. Ее сутенер славился отменной фантазией. У

него шлюхи могли выполнить любое желание клиента. И под словом «любое» я имею в

виду любое, даже самое мерзкое. Чем аморальней и грязней запрос, тем выше цена. А

если прихоть клиента превышала границы, установленные законом, цена становилась

неподъемной.

— Причем тут ты? — тихо спросила Ирина, ощущая тянущее чувство под ложечкой.

— А как ты думаешь? Шлюха с маленьким ребенком. Какие идеи приходят тебе в голову?

Она смотрела на него огромными, испуганными глазами, и он решил не мучить ее

загадками.

— Они пользовались мной, Зара.

Девушка ахнула.

— Насиловали?..

— Нет, слава богу. Иначе я бы стал Чекатилой, — хрипло рассмеялся Макс. — Они…

поначалу, просто занимались сексом на моих глазах. Знаешь, сажали меня на стул, а сами

располагались на диване.

— Не надо дальше рассказывать…

— Знаешь, каково это — наблюдать, как твою родную мать трахают?

— Не надо, Макс. Я поняла…

— Как ее трахают разные мужики, куча мужиков. Куча абсолютно разных мужиков. Они

трахали ее в зад, в рот, как только могли. Бывало, ее имели сразу по два или три мужика. В

конце они спускали на нее и уходили, а она считала деньги. Клево, правда? И мне, по

праздникам, перепадала жвачка, из этих денег.

Его глаза были безумны, она видела, что он не здесь, а в своем далеком прошлом… И, как

бы оно его не убило!

— Макс, я поняла тебя…

— Не хочешь слушать? Зря. Тебе нужно услышать все это дерьмо, чтобы понять на сто

процентов, почему я стал таким ублюдком. Вот и слушай. Лет до шести-семи она просто

трахалась на моих глазах. В первом классе я знал о сексе все. Даже то, что кончать внутрь

прикольней, а на лицо — унизительней. Уже тогда у меня появлялись мысли забраться

какой-нибудь девчонке под юбку и оттрахать ее. Вернемся к главному. Лет с семи дело

приняло серьезный оборот. Однажды пришел очередной мудак к мамаше, меня посадили в

партер этого грязного шоу. Когда он кончил, меня попросили подойти к ним. Сняли

одежду, приговаривая, чтобы я не боялся, что все будет хорошо. Она говорила, что дядя —врач, и просто осмотрит меня.

Ирина слушала его с тяжелым сердцем. Бедный маленький Максим. Господи, как было

противно это все слушать. А ему пришлось это пережить…

— Он трогал меня… в разных местах. Просто трогал, — он закрыл глаза и тяжело

задышал, словно не давая прошлому задушить его. Женская рука сжала его руку, и он

открыл глаза. Его любимая Зара…

— Они насиловали тебя? — прошептала она, сжимая до хруста его пальцы.

— Нет, до этого не дошло. Они просто трогали мой член, мою задницу, все, в общем.

Потом мамаша одевала меня, а эти уроды частенько дрочили. Ненавижу ее и этих уродов, — прошипел Макс, держась за ее руку. Только ее поддержка помогала ему выстоять. Но

пора было посмотреть прошлому в лицо.— Затем я вырос. На какое-то время меня

оставили в покое, но однажды она привела двоих, когда мне было лет пятнадцать. Я не

позволил им прикоснуться к себе. Одному — разбил голову, второму — сломал руку.

Мамкин сутенер разорился, оплачивая их лечение, возмещая им моральный ущерб и суя

взятки полиции. Тогда был огромный скандал. Я думал, меня убьют. Как ни странно, после

того случая, сука оставила меня в покое.

— Что было дальше?

— Ничего интересного. Я стал слоняться по улицам, пить, курить. Ты и сама понимаешь

все. Потом появился Джек.

— Он любил ее, да?

— Спрошу, когда буду на том свете. Но при жизни он уверял меня, что было в ней что-то.

Что-то… Вагина, размером с тоннель! — Зара нервно хихикнула. — Да, смешно, согласен.

Я понимаю отца. У него была жена Марта. Она погибла в автокатастрофе. Она… была

беременна, — он замолчал. Его отец тоже потерял ребенка… Каково же ему было узнать, что его сын своими руками убил его внука? — После этого, говорят, он надолго ушел в

себя. В общем, все было плохо. Поехал в Россию развеяться, и, вот, сама знаешь, вляпался

в кучу дерьма, в лице меня и моей мамаши.

— Не говори так. Не говори! Понял? Это твоя мамаша — сука конченная, не смей так же

думать о себе. Джек был, поистине, великим человеком, — сказала Ирина и грустно

улыбнулась.

— Не думай о том, что бы было, если бы таблетки оказались при нем. Не надо. Это

события другой реальности. В этой нам повезло. Иди ко мне, Зара, — позвал ее он и

показал на место рядом с собой на диване.

Она колебалась, но, все же, перелезла через него и легла рядом. Макс притянул ее к себе

свободной рукой и крепко обнял. Не вырвется никуда из его объятий. А она и не хотела…

— Мы с тобой самые странные люди на этом свете. Общество бы осудило нас, знай оно

всю правду.

— Тебе есть дело до общества? Мне плевать на них. Они — никто. Всего лишь —безликая, серая масса людей. И они вечно будут говорить, навязывать свою мораль, вливать тебе в уши свое мнение. Мне все равно, я давно оглох. Я люблю свою Зару. Я

готов стоять перед ней на коленях. И пусть хоть кто-нибудь на этом свете скажет слово

против, я убью его. Ты, — повернулся к ней и взял ее лицо в руки, — самое дорогое, что

есть у меня. Самый дорогой человек.

— А Стефан?

— Стефан, безусловно, мне очень дорог, об этом даже говорить не надо. Он встанет под

пули за меня, отдаст свою жизнь, пойдет против всех за меня. Но… он не зажигает огни в

моей душе, мысли о нем не заставляют мое сердце лихорадочно сжиматься в груди. И я…

не хочу его день и ночь, — слабо рассмеялся Макс и наклонился к Ирине для поцелуя.

— Слава богу, что ты не хочешь его день и ночь, — прошептала она ему в губы, отрываясь

от поцелуя на секунду, чтобы сказать это.

— Я вообще его не хочу. Никого, кроме тебя, — сказал Макс, перекатывая ее на спину и

ложась сверху.

— Мне тоже есть, что тебе рассказать. Выслушай теперь ты меня.

— Давай отложим все разговоры на потом. Умоляю тебя…

— Нет! Выслушай. Это очень-очень важно. Это… касается моего вранья тебе три года

назад, — выпалила она.

— Окей. Я — весь внимание.

Ирина отползла к стене, прислонилась к ней спиной и начала свой рассказ. Будет трудно…

— Однажды, в один проклятый день, в Саратовский детдом доставили черноволосую

девчонку с дебильным именем — Зара Аль-Фатуми. Лучше бы меня в роддоме и

задушили, или, как котенка — утопили.

— Или ты рассказываешь о себе нормально, или я не буду ждать конца, а всыплю тебе

прямо сейчас, котенок мой. «Лучше бы убили», — Макс скривился. — Они подарили мне

смысл жизни! А ты так говоришь.

— Ладно, ладно. Я еще помню, что такое — твой ремень. В общем, рассказывать о

детдомовской поре жизни особо нечего. Росла отшельником, одинокой девчонкой.

Воспитательницы пытались заменить мне мать, но, разве это возможно? Не поверишь, но

про месячные и секс я узнала от них, а не во дворе, трахаясь с местной гопотой, как ты мог

думать раньше. Я была девственницей до восемнадцати. И кто знает, как долго ею бы

оставалась, если бы не Михаил…

— Он лишил тебя девственности?

— Нет, не он. Слушай дальше. Жизнь в детдоме — это прекрасно, просто удивительно.

Каждое утро встаешь, а вокруг — стены, и ничего не меняется, только стены, день ото дня, твоя компания. С другими детьми я почти не общалась. Все смотрели на меня, как на

пришельца. Тупое имя, восточная фамилия, сама чернявая. Мне сразу сказали, что я

чужая. И ладно. Я много читала, наверное, всю классику за школьные годы перечитала.

— И твоя любимая книга — «Мастер и Маргарита», — довольно вставил Макс.

— Ты прав. По сей день любимая. Помню, как читала ее в десятом классе. Незабываемая

книга, столько смысла в ней. Столько не всегда есть в реальной жизни… У меня была

любимая опушка в парке. Саратовский парк — это нечто. Я там жила летом и весной.

Могла часами просто сидеть и молчать, слушая природу. Знала наизусть все тропинки, каждый куст и ягоду. И деревья знали меня, сколько я с ними говорила… Закончила я

одиннадцатый класс. Я строила грандиозные планы на жизнь, просто сумасшедшие.

Мечтала уехать в Москву, отучиться там. Возможно, на филолога или литературоведа.

Выйти замуж, пару детишек родить, стать любящей женой и мамой. Типичные девичьи

мечты, правда? Что в них не понравилось Богу, раз он исказил всю мою жизнь?

Макс пересел к ней и притянул к себе. Она положила голову ему на плечо и продолжила.

— Но в один день, я его про себя называю «судным», все изменилось. Девочка Зара

поплатилась за свои мечты. Как поется в одной песне: «И за все наши грёзы нас Небо

накажет». В тот день я гуляла в парке, был конец июня. Экзамены все сдала, знала

результаты почти по всем, выбирала ВУЗы, куда подать документы. И, как всегда, я

отправилась на ту полянку. День проходил замечательно, когда, непонятно откуда, там

появились эти сволочи. Их было трое. Они… они накинулись на меня, с ходу. Что-то

орали, били, потом повалили на землю. А потом — мрак. Не помню ничего. Очнулась я на

опушке, с окровавленным камнем в руке… Один из них лежал в траве, его голова была вся

в крови. Остальные двое валялись рядом, тоже в крови, но дышали.

— Они выжили, я надеюсь?

— Конечно, нет. Из кустов совершенно случайно появился Михаил. Я тогда так

обрадовалась. Это же дядя Миша, который часто захаживал к нам в детдом, он спасет

меня! Так думала глупая, наивная Зара. И дядя Миша спас. Он предложил мне уехать в

Москву и работать там на очень выгодной работе, — она посмотрела на него, — иначе

глупую Зару посадят. Тот парень, который был весь в крови, умер на той же поляне, сразу.

Двое лежали в больнице, дали против меня показания и тоже умерли. На мне висело три

трупа. Как я могла еще поступить?!

— Тшш, моя любимая, не кричи. И не плачь. Хрен с ними, мудаками. Надо было и

Михаила, падлу, приложить кирпичом. Почему он не помог тебе по нормальному? Все это

попахивает подставой.

— Не знаю, уже — неважно. Тогда он казался мне спасителем, просто, ангелом. До тех

пор, пока не привел в свой рай… Рай, где ангелы насиловали меня, чтобы он мог собрать

компромат. Где… — она остановилась, глотая слезы.

— Не надо, малышка, — успокаивал ее Макс, про себя сгорая от злости.

— Нет, уж, теперь твоя очередь узнавать, почему же я стала шлюхой. Его люди насиловали

меня группой, имели по кругу. Супер, не находишь? Они сломили дух той Зары.

Растоптали ее, унизили, облили отборным дерьмом так, что ей за несколько жизней не

отмыться. Собственно, так я и работала у него около десяти лет. Стала его собачкой. Он, кстати, тоже меня трахал иногда.

— Перестань, — крикнул Макс и кинул в стену подушку. — Я все понял.

— Потом появился ты, — продолжила она. — Он поставил условие — отсылать ему

деньги каждый месяц, в обмен на его молчание. Еще не истек срок давности