— Они будут играть в бридж и не скоро вспомнят обо мне.

— Как ты можешь быть уверен в этом… или в чем либо ином? — растерянно произнесла Пепита. — О Торквил, я… боюсь!

— Мое сокровище, моя дорогая, я не хочу еще больше усложнять твою жизнь, тебе и без этого неимоверно тяжело. Но я так отчаянно люблю тебя, я не могу потерять тебя.

Пепита прошла несколько шагов к краю башни и посмотрела на море.

Все ее существо трепетало от чудесного переживания, подаренного Торквилом.

В эту минуту ей не хотелось думать, что он напрасно поцеловал ее и что она должна отказаться от его любви.

Он ей необходим, каждая клеточка стремится к нему, и она знает: он чувствует сейчас то же самое.

Торквил подошел к ней и встал рядом.

— Мы всегда будем помнить этот миг, он так много значит для нас обоих, и клянусь тебе всем, во что я верю, ты будешь моей, мы будем вместе, несмотря ни на какие препятствия и трудности.

Он говорил с большим чувством, и Пепита, повернувшись, посмотрела на него.

Их глаза встретились, и они уже не могли отвести друг от друга взгляд.

— Скажи мне, пока мы стоим здесь, отринув весь мир, что ты чувствуешь ко мне?

— Я… люблю тебя! — очень нежно произнесла Пепита.

— И я люблю тебя!

Это прозвучало словно клятва, священная для обоих, которую никто из них никогда не сможет нарушить.

— Я люблю, обожаю, боготворю тебя, моя дорогая, я готов своротить горы, лишь бы сделать тебя своей. Но пока я должен быть осторожен, чтобы чем-нибудь не навредить тебе.

Он взял ее руку и поднес к своим губам.

Его ласковый, трогательный поцелуй вызвал легкую дрожь во всем ее теле.

Затем он взглянул на нее и произнес:

— Береги себя, моя будущая жена. Думай обо мне и молись, чтобы Бог, направивший нас друг к другу, соединил нас, потому что поодиночке мы никогда не обретем счастья.

Он вновь поцеловал ей руку и, внезапно развернувшись, исчез во тьме дверного проема башни.

Она услышала его шаги на спускавшейся спиралью каменной лестнице.

И когда они совсем стихли, она приложила руки к глазам и почувствовала, как ее тело пульсирует радостью любви, превосходящей все, что она когда-либо представляла себе и о чем когда-либо мечтала.

Эта любовь к мужчине была сродни прекрасной мелодии, цветам, звездам и луне.

Торквил в ее представлении был идеальным мужчиной: добрым и великодушным и вместе с тем решительным и целеустремленным.

Какое еще чудо должно произойти, чтобы она смогла стать его женой!

— Я люблю его, люблю! — шептала Пепита.

И вдруг, словно впервые осознала в полной мере всю грандиозность проблем, вставших перед ними, она вознесла руки к звездам над головой и с силой, исходящей из самых глубин души, стала молиться:

— Помоги мне… Боже… пожалуйста, помоги мне! Не дай мне… потерять счастье, которое я обрела… помоги нам найти… путь… чтобы соединиться друг с другом…

Она молилась вслух, но голос ее, казалось, терялся во мраке ночи.

Затем, как будто лунный свет, мерцающий на поверхности моря, утратил свою магическую силу, Пепита повернулась и медленно покинула башню.

Оставив позади волшебные ночные таинства, она тихо спустилась по лестнице в свою спальню.


На следующий день гости, оставшиеся в замке, сразу после раннего завтрака отправились на охоту, и Рори пошел с ними.

Торквила не было за столом, и Пепита поняла, что после сказанного и прочувствованного ими прошлой ночью он не хочет встречаться с нею в окружении сторонних людей.

Рори не терпелось пойти на охоту с дедом, и за завтраком он то и дело приставал к нему.

— Когда мне можно будет стрелять, дедушка? Ты обещал мне, что скоро, и я хочу стрелять так же хорошо, как ты.

— Это — комплимент, герцог, — засмеялся некий пожилой гость. — Через год-другой он, как вся нынешняя молодежь, будет говорить, что стреляет лучше вас.

— Ну что ж, у меня есть еще несколько лет, — добродушно пошутил герцог.

Словно обидевшись за то, что Рори уделяют слишком много внимания, Жани слезла со стула и подошла к герцогу.

— Дедушка, я хочу пойти с тобой, — заявила она. — Я тоже хочу стрелять.

Герцог поднял ее и посадил себе на колено.

— Леди не стреляют, — твердо ответил он.

— Значит, я — исключение, Келвин, — ввернула герцогиня с другого конца стола.

— Могу сообщить тебе, что я превосходно стреляю как из ружья, так и из пистолета!

Она сказала это столь резким и агрессивным тоном, что некоторые гости удивленно взглянули на нее.

Герцог ничего не ответил, и она не преминула продолжить:

— Мой муж довольно старомоден: он считает, что женщина должна ограничить себя шитьем и вязанием. Я же всегда умела ловить рыбу не хуже моих братьев, стрелять, как они, если не лучше, и, уж конечно, превосходила их в верховой езде!

Пепита понимала, своим хвастовством она хотела привлечь внимание к себе, раздраженная благосклонным отношением герцога к своим внукам.

— Сожалею, герцогиня, но я тоже не люблю, когда женщины стреляют, — заметил кто-то из гостей. — Я старомоден, как Келвин.

— Когда вы будете гостить у нас в следующем году, — не унималась герцогиня, — я буду на охоте рядом с вами и докажу вам — женщина зачастую не уступит мужчине даже в том, что вы считаете исключительно мужским делом.

Герцог рывком поднялся со стула.

— Мы отправляемся через пять минут, отчетливо произнес он. — Поспеши и приготовься, Рори, или я уйду без тебя!

Рори, в ужасе от подобного предупреждения, выскочил из комнаты, и Пепита торопливо последовала за ним.

Жани держалась за руку деда.

— Когда ты вернешься, дедушка, — сказала она, — ты принесешь мне веточку белого вереска, которая приносит счастье? Но ты должен сорвать ее сам, Фергюс говорит, что в белом вереске от вождя Мак-Нэирнов — самые сильные чары.

Гости рассмеялись, а один из них сказал:

— Я думаю, ты не откажешь в такой просьбе, Келвин, хотя большинство» чародеек «, которыми ты увлекался в прошлом, потребовали бы от тебя орхидей.

Спохватившись, видимо, что оказался несколько несдержанным в присутствии герцогини, он зачастил:

— Я должен поспешить, дабы не заставлять вас ждать, ведь это непростительный грех — сдерживать залпы наших ружей!

Жани все еще ждала ответа герцога, и он, посмотрев на нее со своей огромной высоты, промолвил:

— Я постараюсь найти тебе веточку белого вереска, а если не найду, то принесу перо для твоей шляпки.

— Лучше и то, и другое, дедушка, — заключила Жани.

Гости вновь принялись подтрунивать над герцогом, когда выходили из столовой и спускались по лестнице.

Герцогиня продолжала сидеть неподвижно на своем месте в конце стола, но выражение на ее бесцветном лице способно было напугать Пепиту, если б она его видела.

Утром у Жани были уроки, затем Пепита гуляла с ней до ленча за воротами парка, и они бродили вдоль края утесов, возвышавшихся над морем.

В скалах когда-то вытесали ступени.

По ним, как по извилистым тропинкам, легко можно было спуститься на пляж.

Но как раз выдалось время прилива, волны подступали к нижним ступеням у моря, разбиваясь о скалы, и Пепита не позволила Жани спуститься вниз.

— Мы пойдем туда, когда кончится прилив, — пообещала она, — и поищем раковины. Я помню, твой папа рассказывал: когда он был маленьким мальчиком, он находил очень красивые ракушки на этом берегу.

— Я тоже хочу найти ракушки, — сказала девочка.

— Мы найдем много ракушек, — заверила ее Пепита, — и тогда я сделаю тебе из них ожерелье.

— Оно будет красивое! — воскликнула Жани. Она приплясывала от радости на краю утеса;

Пепита схватила ее и увела.

— Не подходи слишком близко к краю, маленькая, — наказала она. — Обрывы очень опасны.

Приближалось время ленча, и они вернулись в замок.

В дальнейшем день также проходил спокойно.

К чаю собралось немало гостей, ночевавших в замке, а также новых приглашенных, и чаепитие было бы интересным для Пепиты, если б она постоянно не ощущала враждебность герцогини.

У нее было такое чувство, — хоть она пыталась уверить себя, что это ей только кажется, будто враждебность постоянно возрастает.

Когда герцогиня смотрела на нее, — пусть это было не часто, — у девушки возникало ощущение, что она желает ей смерти.

» У меня разыгрывается воображение «, — одергивала она себя.

И в то же время интуиция подсказывала ей: ненависть герцогини такая яростная и неистовая, что сопоставима разве лишь с инстинктами дикого зверя.

» Очень плохо для герцогини испытывать подобные чувства, вынашивая ребенка «, — подумала Пепита.

Она вспомнила, как ее сестра говорила: когда она готовилась к рождению Рори, а затем Жани, она всегда старалась думать о прекрасном и отгоняла всяческое недовольство и раздраженность, чтобы они не подействовали на неродившегося ребенка.

— Еще древние греки верили в это, — утверждала Дениза, — и я уверена, они были правы. Мы формируем характер наших детей задолго до их рождения, и я хочу, чтобы мои дети были такими же утонченными, деликатными и любящими, как их отец.

При этом сестра улыбалась Алистеру, а он заметил:

— Такими, как ты, моя дорогая. Кто более совершенен во всех отношениях, нежели ты?

Они смотрели друг на друга, забыв о присутствии Пепиты, и, когда сестра повернулась к мужу и прошептала ему что-то, она выскользнула из комнаты.

Ей трудно было представить более счастливую пару.

Их радость от пребывания вместе, казалось, освещала весь дом как солнечным светом, исходившим не с неба над ними, а от них самих.

» Я хочу чувствовать то же «, — мечтала Пепита.

Она знала теперь, существует лишь один человек, который может вызвать в ней такое же чувство, — тот, о ком она думала с первой минуты на шотландской земле.

Один лишь взгляд на Торквила, сидевшего за другим концом стола, заставлял ее сердце совершать странные кульбиты в груди.

Она не смотрела в его сторону, зная, что любовь безошибочно обнаруживается по глазам человека; если бы кто-нибудь перехватил взгляд между ними, то сразу догадался о их чувствах.

Вечером после ужина Пепита ощутила сильное желание вновь подняться на сторожевую башню, но понимала, что этого не следует делать.

» Я должна думать о Торквиле, — размышляла она. — Если герцог вышлет меня, я смогу как-то устроиться, но для него это означало бы крах всего жизненного уклада, без которого он не представляет своего существования.

Она узнала от миссис Сазэрленд, — которая слыла неисправимой сплетницей, что замок Торквила великолепнее и намного древнее замка герцога.

Он служил оплотом Мак-Нэирнов и не раз противостоял атакам викингов, а также выдерживал осады противоборствующего клана.

— Мистер Торквил живет там один? — поинтересовалась Пепита.

— После смерти матери мистер Торквил проводит больше времени здесь, чем дома, — ответила миссис Сазэрленд.

— Его светлость, не имея сына, который помогал бы ему в его возрасте, привык полагаться на него.

Пепита удержалась от замечания, что герцог сам повинен в этом, но, не в силах справиться с любопытством, спросила:

— И у мистера Торквила нет братьев или сестер?

Миссис Сазэрленд покачала головой.

— Его младший брат погиб, когда служил в армии, и это было ужасно, так как его отец не имел других сыновей. Я часто говорю мистеру Торквилу: «Женитесь-ка вы да заведите дюжину ребятишек, чтобы ваш замок наполнился жизнью и стал настоящим домом».

— И что же отвечает на это мистер Торквил?

Миссис Сазэрленд засмеялась.

— Как все мужчины, он ждет ту единственную, которая должна появиться, и когда-нибудь он найдет ее.

От этих слов Пепита ощутила боль в сердце.

Если Торквил и считает ее той единственной женщиной, то как сможет она наполнить замок детьми, если их станут с ненавистью изгонять из общества, как Алистера, изгнанного из дома и отторгнутого от всего привычного ему и родного?

— Я слишком люблю Торквила, чтобы стать причиной его несчастий, — неслышно прошептала Пепита.

Поэтому после ужина она не покинула гостиную.

Она была занята мирной беседой с леди Рогарт, пожилой гостьей, которая не играла в бридж и не читала, объясняя это слабостью зрения и не слишком ярким освещением гостиной по вечерам масляными лампами.

Она, как и миссис Сазэрленд, была не прочь посплетничать, но Пепита, соблюдая осторожность, не говорила о Торквиле.

Вместо этого она отвечала на ее вопросы об Алистере, рассказывала ей, как счастлив он был, несмотря на то что жестоко тосковал по Шотландии и по своим соотечественникам.

— Мы, Мак-Нэирны, очень хотели знать о нем, как вы сами понимаете, — доверительно сообщила леди Рогарт.

Поскольку герцогиня не представила ее никому, Пепите требовалось время, чтобы определить, кем является тот или иной из ее собеседников.