— Не может быть! — сказала Сима. — Не может быть! Какое счастье…

Наташа повернулась и несколько мгновений смотрела непонимающе.

— Сима? — наконец предположила она. — Ты, что ли? Не узнаю…

— А так? — спросила Сима и сняла паричок.

— О Господи! — отшатнулась Наталья. — Кто это тебя?!

— Девчонки! — оживился стоящий сзади масленый мужичок. — Откуда такие красивые?

— Из зоны, — охотно пояснила Сима и сделала пальцы веером. — Хочешь познакомиться?

— Не-а! — отказался мужичок. — Какая-то ты психованная.

«Точно! — подумала Сима. — Правильно он определил. Именно так я себя и веду».

— Быстро надевай парик и давай сюда билет! — приказала Наталья. — В самолете все мне расскажешь.

* * *

— Последнее время я только и делаю, что живописую свои злоключения, — закончила повествование Сима. — И все мне дают полезные советы. А я поступаю с точностью до наоборот.

— В таком случае я тебе ничего советовать не стану — напрасный труд. Я знаю это состояние. Оно пройдет. И тогда ты поймешь: может, тебе этот Протасов вообще не нужен?

— Да нет, он мне нужен. Я это и сейчас понимаю.

— Но найти его уже не сможешь…

— Смогу, если захочу. Позвоню Ирине Львовне…

— А ты захочешь?

— Уже хочу, — усмехнулась Сима. — Но не буду ни сейчас, ни потом.

— Почему? Ну сейчас понятно, а потом-то почему не будешь?

— Да он меня пошлет подальше со всеми моими фокусами! И правильно сделает.

— А если он сам тебя найдет?

— Вряд ли! После всего…

— Но ты же говоришь, что он… — начала было Наталья и сама себя перебила: — Хотя ты и в прошлый раз говорила. О Вове номер три. Просто насмерть стояла…

— Это совсем другой случай! — отмахнулась Сима.

— Понятное дело…

— Ты сомневаешься?

— Да нет. На сей раз действительно все иначе. В смысле главного героя. А вот ты в своем репертуаре: где надо бежать без оглядки, вцепляешься, как пиранья, а от Протасова, наоборот, шарахаешься, словно черт от ладана. Ну так все-таки, если он объявится?

— Я сейчас сама себя понять не могу, тем более тебе объяснить. Хочу одного, а делаю совсем другое. Как в том анекдоте. Хотел сказать жене: «Муся, сделай мне, пожалуйста, бутерброд с сыром». А сказал: «Сука! Ты мне всю жизнь сломала!» Помнишь, прошлым летом сколько я тебе наговорила о своей великой любви? А сейчас ничего сказать не могу. Хотя если бы ты знала, что у меня в душе творится! Но ведь невозможно, дико теми же самыми словами описывать то и это! А других-то слов нет! А я как будто уравниваю Володю с этим… Вовой.

— Сим, это клиника какая-то! Ты совсем меня запутала! Значит, про Вову номер три ты в глубине души все понимала, но так его любила, что не могла в это поверить. Про Володю ты тоже все понимаешь и тоже любишь, но, боясь гипотетического обмана, разрываешь с ним отношения. Так? Ну что ты смотришь, как в афишу коза? Ведь это же глупо!

— Но уже произошло.

— Все еще можно исправить!

— Нет безвыходных ситуаций? Я помню твою теорию. И ты все правильно нарисовала. А я дополню эту картинку еще одним колоритным штришком. Предположим, я его найду, или еще более невероятное — он сам появится, а меня опять занесет не в ту степь? Вот чего я еще боюсь… Конечно, это ненормально, ты права. Но что же мне делать?!

— Может, тебе к психологу сходить?

— Лучше уж к психиатру…

— Нет, я серьезно. У тебя душевная травма: пережила обман и никому теперь не веришь.

— Ну ты посмотри на меня! Я же просто девушка по имени Беда! Вся в ранах — и внутри, и снаружи…

— А может, ты и правильно сделала, что ушла, — неожиданно заключила Наталья. — Пока ты пребываешь в таком состоянии, ничего у вас путного не получится: поцапались, поцапались, да и расстались навсегда. А так, может, что-то еще сладится.

— Ну вот и ладушки. Пришли к консенсусу, — усмехнулась Сима. — Ты лучше о себе расскажи, пока я тебя совсем своими проблемами не заморочила.

— А я и рада бы тебя заморочить, да нечем. Все у нас по-старому: Ванечка учится, сейчас с мамой на даче живет на время моих традиционных сочинских каникул. Я работаю, по-прежнему одна… И вот что я тебе скажу, Симка: нет ничего на свете страшнее одиночества. Ни-че-го! Помни об этом.

19

В такси, по дороге домой, Сима спохватилась, что ничего не придумала для родителей по поводу своих увечий. Но путных мыслей не приходило, и она положилась на вдохновение и извечное русское авось.

— Доченька! — расцвела Татьяна Ильинична. — Не обиделась, что не встретили? У нас машина в ремонте. Позавчера еще должны были починить — до сих пор не готова. Так мы решили что-нибудь вкусненькое состряпать по случаю твоего возвращения. Миша! Ну где ты там застрял? — крикнула она в сторону кухни.

— Не могу, девочки! Ответственный момент — закладываю рис! — отозвался отец.

— Плов готовит, — пояснила Татьяна Ильинична. — Особым способом — узбекским. Купил на рынке какой-то специальный рис — липкий, красного цвета. И торговец ему прямо на пакете рецепт написал. Меня не подпускает, Похлебкин. Говорит: «У тебя не плов, а каша получается». А сам-то? То рис переварит, то не разгрызешь. А с этим новым способом вообще, считай, пропал обед…

— А я есть хочу! — облизнулась Сима.

— Ты чего это тут на меня клевещешь? — В дверях в огромном клетчатом фартуке появился Михаил Леонидович. — Лишу добавки! Ну-ка, ну-ка, — пошел он к Симе, раскинув руки, — покажись отцу с матерью! Загорела… Прическу какую-то новую себе смастерила!

— Да это парик, — сказала Сима.

— Зачем тебе парик? — удивилась мама. — С такими-то роскошными волосами!

— Ну, пока еще они отрастут!

— Кто? — не понял отец.

— Волосы, — пояснила Сима. — Не буду же я лысая ходить?

— Что-то я не уразумел… — начал было Михаил Леонидович и застыл с открытым ртом, глядя, как его дочка стягивает паричок.

— Миша! У нее шрам на голове! — обомлела Татьяна Ильинична. — А мы думали, она отдыхает! Ты где была?

— В Чечне, — ответила Сима и тут же замахала руками: — Ладно-ладно! Дайте хоть умыться с дороги! Сядем обедать, я вам все расскажу. Если, конечно, плов не сгорит…

— За плов не волнуйся, — обнадежил отец. И напрасно, поскольку рис, как обычно, не удался. Впрочем, этого никто не заметил.

— Ну?! — в один голос воскликнули родители, едва усевшись за стол.

— Шла по улице, споткнулась, потеряла сознание, очнулась — гипс. В смысле, обрили и швы наложили.

— Нос откушу, — пригрозил отец.

— Нет, пап, правда: упала, а дура медсестра обрила всю голову.

— А шишка у тебя на лбу свежая! — уличила мама.

— Да! — подтвердил Михаил Леонидович. — Чем ты там занималась?!

— На меня напал кот. Я отпрянула и шарахнулась головой об угол, как тогда с Кешей, помните?

— А почему он на тебя напал? Ты что, его дразнила?

— Мам, ну что я, ненормальная, котов дразнить? Напал, и все. Дай, думает, нападу!

— Ты не ерничай! С этими вещами не шутят! Он тебя укусил?

— Поцарапал.

— Покажи, — потребовала Татьяна Ильинична. Сима послушно встала из-за стола и задрала брючины, демонстрируя подсохшие царапины.

— Боже! — ужаснулась мама. — Миша! Надо немедленно сделать уколы от бешенства!

— Мам! Успокойся! Кот был абсолютно здоровый!

— Вот как? Это он сам тебе сказал?

— Обычный домашний кот. Просто я на него случайно села.

— Не понимаю, как можно случайно сесть на кота? Хорошо, что он не выцарапал тебе глаза!

— Хорошо, что это вообще оказался кот, а не бультерьер или, допустим, ротвейлер…

— Давайте поговорим о чем-нибудь более интересном, — предложила Сима.

— Давайте! — с готовностью согласился отец. — Расскажи-ка нам, дочка, состоялась ли встреча с… чекистом?

— Еще как состоялась! — воскликнула Сима. — Столкнулись прямо на улице, нос к носу. Оказался автомехаником, мужем той самой медсестры, которая меня обрила. Так офонарел от неожиданности, что даже варежку разинул. Ну я ему туда мороженое и сунула… по самые помидоры!

— Что за жаргон! — поморщился отец.

— Теперь я все поняла! — озарилась Татьяна Ильинична. — Он тебя догнал и стукнул по голове! Этого нельзя оставлять безнаказанным! Мы подадим на него в суд!

— Успокойся, мам! Это совершенно другая история.

— И ты нам ее расскажешь? — осторожно поинтересовался отец.

— Когда-нибудь расскажу, — пообещала Сима и поспешно опустила глаза. — Только это очень грустная история.

20

Прошел почти месяц, и, значит, Протасов давно вернулся в Москву. Сима ждала, что он позвонит, и боялась этого. Но телефон молчал.

Приближался ее день рождения. Двадцать семь лет — это вам не кот начихал! Она помнила, с каким недоумением в свои семнадцать смотрела на двадцатисемилетнюю сокурсницу в университете. Тогда казалось, что в таком почтенном возрасте пора было о душе подумать, а не о высшем образовании. А сейчас ощущает себя девчонкой, тем более что ни мужа, ни детей, ни… ума.

В их семье дни рождения всегда отмечались дома. И никто никогда от этого правила не отступал. На работу Сима отнесла большущий торт, шампанское, фрукты и еле вырвалась из цепких рук сослуживцев, требовавших продолжения банкета.

Едва они уселись за стол, раздался звонок в дверь. Открывать пошел Михаил Леонидович.

— Мать честная! — воскликнул он и позвал: — Девчонки! Быстро все сюда!

«Девчонки», а именно Сима, Татьяна Ильинична, обе бабушки и примкнувший к ним дед-адвокат, высыпали в прихожую и замерли в немом восхищении. На пороге стоял незнакомый парень в фирменной одежде и держал в руках огромный, изумительной красоты букет, вернее, даже не букет, а причудливую композицию, в центре которой сидел смешной ушастый заяц и держал в лапах маленький конвертик.

— Вас приветствует салон цветов «Леди Флер», — торжественно провозгласил посыльный. — Букет для Серафимы Строговой! Распишитесь, пожалуйста.

— Я и цветов-то таких никогда не видывала. Какая красота! — восторгалась Татьяна Ильинична. — Ну-ка признавайся, кто тебе прислал эдакое чудо?

— Понятия не имею, — постаралась сохранить спокойствие Сима. — Может, профсоюз работников милиции?..

— Ой, темнишь, девка, — лукаво погрозил пальцем дед. — А мы сейчас проведем собственное расследование… — И он вытащил из заячьих лап конвертик.

Внутри оказалась белая карточка с телефонным номером.

— Чей это телефон? — хором спросили родственники.

Сима пожала плечами и даже руки в стороны развела, выражая высшую степень недоумения.

— Ну так позвони! — подсказала мама. — Глупая ты курица! Неужели тебе не интересно?! — И поскольку Сима не двинулась с места, подала ей трубку.

— Нет, нет, нет! — решительно воспротивилась та. — Сейчас я звонить никому не буду! Я потом позвоню… без свидетелей.

Конечно, она знала, кто прислал этот необыкновенный букет, и рада была несказанно неожиданно подаренной возможности сделать первый шаг. И все-таки несколько дней собиралась с духом, прежде чем набрать номер.

— Алло, — ответил женский голос. — Алло! Говорите! Я вас не слышу! Вовчик, может быть, это тебя?

И Сима повесила трубку. Она же не знала, что это была Володина мама. Ирина Львовна говорила, что он живет один, отдельно от родителей…


А осень стояла тихая, солнечная, и на душе было светло и немного грустно. Потом зарядили дожди, задули ветры, сорвали с черных веток последние листья, под ногами развезло. Сима захандрила, заметалась, кидаясь из крайности в крайность: то жалела себя, отчаянно, до слез, то зло насмехалась — «моя дорога к счастью вымощена граблями», то ненавидела всех и вся.

Именно в такой момент и появился Протасов. Рабочий день закончился. Сима шагнула под мелкий противный дождь, замешкалась, доставая зонт, и увидела, как из припаркованной у обочины машины выходит Володя. Она растерялась, замерла на мгновение и вдруг метнулась обратно в дверь, чуть не сбив с ног выходившего на улицу коллегу.

Володя опустил цветы в урну, сел за руль и уехал…

* * *

В начале декабря Симе позвонили из Следственного управления ФСБ и предложили приехать и уточнить кое-какие детали, связанные с происшествием в сочинском парке. Она удивилась столь запоздалому интересу, но в назначенный час сидела напротив молодого черноволосого мужчины с большим породистым носом и внимательными голубыми глазами за толстыми стеклами очков.

— Ну-с, Серафима Михайловна, давайте знакомиться. Зовут меня Марк Борисович Брагилевский. С вашего позволения задам вам несколько вопросов.