– А я знаю. Вы увидели по телевизору сюжет, позвонили своей подруге, та выяснила, что никакого Алана в описанном вами особняке и в помине нет. После чего информация пошла далее, по этапу. Тот, в чьи руки она попала, просто сопоставил факты. Кстати, об этой Анастасии Клушиной кричали газеты всего мира. И она тоже пыталась рассказать о своем любовнике, аферисте, с которым она познакомилась по Интернету. Но ей никто не верил.

– Подождите, – я прижала ладони к вискам, чтобы хоть как-то сконцентрироваться, – но почему меня не вызывали для дачи показаний? Если все это началось с меня?

– Потому что там и без вас было кому показания давать, видимо, – пожал плечами Степашкин, – в любом случае это вопрос не ко мне.

– Значит… Значит, у меня не получится написать мой суперматериал, – прошептала я.

– Значит, не получится, – меланхолично отозвался мой начальник, – если бы вы были поактивнее, подсуетились, вместо того, чтобы сопли жевать!

– Но кто же… – я зашелестела страницами, чтобы посмотреть на фамилию автора шокирующего репортажа, – неужели Лерка… Но как она могла… Но этого же не может быть, – я уставилась на фамилию, – такого просто не может быть.

– Вам знаком автор? – удивился Степашкин.

– Стейси Мак’Гоннал, – вслух прочитала я, – это Леркина лондонская флетмейт! – я хлопнула себя ладонью по лбу. – А ведь Алан говорил мне, что надо держаться от нее подальше! Он же меня предупреждал!! Какая же я идиотка.

– Алан вас предупреждал? – его брови поползли вверх. – Алан. Предупреждал. Что надо. Держаться. Подальше. От Стейси. Саша, а вам самой-то не смешно?

– Почему-то не смешно, – честно призналась я. Я была убита, опустошена, раздавлена, – что ж… Ничего у меня не получилось. Я влюбилась в мошенника… И не написала гениальную статью. Мне не дадут премию, и я не стану знаменитой на весь мир. Вам и правда надо меня уволить.

– Что же, если вы и сами так считаете, – пробормотал Степашкин, – но перед тем, как мы это обсудим подробнее, мне все-таки хотелось бы…

Я и сама не заметила, как получилось, что лицо Максима Леонидовича вдруг оказалось почти возле самого моего лица. От него тонко пахло парфюмерной водой «Кензо». Он старался казаться спокойным, но я-то видела, что он нервничает.

Происходящее казалось мне настолько абсурдным, что когда он все-таки меня поцеловал, я закрыла глаза.

И только когда его ищущая рука нашла лазейку между моей тонкой блузой и покрытой нервными мурашками кожей, я встрепенулась и сочла нужным предупредить:

– Максим… – наверное, называть его по отчеству в данной ситуации было бы лицемерно, – я кое о чем должна вас предупредить… Дело в том, что у меня татуировка на спине, в виде дракона, и она… И она огромная.

– Саша, кажется, я и правда тебя люблю, – на секунду отстранившись от меня, пробормотал Степашкин.

10 фактов в пользу романа с Максимом Леонидовичем Степашкиным

1. Коллеги будут называть меня «женой босса» и уважительно расступаться при моем появлении. К тому же моя мама всегда простодушно верила, что самый сумасшедший карьерный взлет для любой нежной девушки – это выйти замуж за своего начальника.

2. Может быть, мне хоть немножко повысят зарплату.

3. Объявлю ему ультиматум: либо прихожу в офис не раньше полудня, либо пусть забудет о приготовленных мною домашних ужинах.

4. Я так давно мечтала на него накричать; уверена, что супружеская жизнь (уверена, что Степашкин не из таких, кто «поматросит и бросит», и наш роман плавно перетечет в Мендельсонов марш) подкинет хоть один повод для такой грубой фамильярности.

5. Уговорю его уволить дуру Диночку.

6. Мне больше не придется перемещаться по редакции на полусогнутых, чтобы начальник не просек, что в курилке я провожу гораздо больше времени, чем на своем рабочем месте.

7. Мне перестанет наконец сниться навязчивый кошмар, что меня увольняют без выходного пособия как раз накануне сезонных распродаж.

8. Назначу себя ответственной за внешний вид шефа и больше никогда не позволю ему заявиться на работу в безликой голубой рубашке.

9. Захочу – и вообще уволюсь. Гораздо интереснее, наверное, спускать на ветер зарплату экс-босса, а не свою собственную.

10. Говорят, что секс на рабочем месте – это что-то!

ЭПИЛОГ

Кто бы знал, как не хотелось мне лететь в Лондон еще раз. Да еще и на вручение премии «Журналисты года». Но Степашкин настоял, что поехать все же надо, а мне к тому же так хотелось увидеться с Леркой.

– Первая премия в номинации «Расследование года» вручается юной британской журналистке Стейси Мак’Гоннал! – объявил ведущий, лощеный толстячок в смокинге.

Мы с Леркой переглянулись и синхронно вздохнули. Надо сказать, у моей лучшей подруги был более чем унылый вид, несмотря на то, что на церемонию она принарядилась, как будто бы собиралась получить «Оскара». На ней было атласное нежно-голубое платье с ручной вышивкой на корсете и серебряные туфельки, до того изящные, что их в руки-то страшно было взять, не то чтобы топать в них по асфальту.

Надо сказать, я тоже была чудо как хороша в своей новой плиссированной юбке и белоснежном жакете.

Когда мы подходили к банкетному залу, где проходило награждение, дежурившие возле входа репортеры с массивными фотокамерами заинтересованно встрепенулись – видимо, приняли нас за холеных звезд.

А вот кого совершенно не заботил внешний вид – так это нашу триумфаторшу, Стейси. Да если б у меня была перспектива подняться на сцену и произнести взволнованную речь перед сотней внимательных слушателей – у-ух, я бы не растерялась! Да я бы последние деньги отдала, чтобы приобрести шикарное платье от кутюр! И моими изображениями бы пестрели все утренние газеты. И все восхищались бы мной – мало того, что талантливая журналистка, да еще и такая красавица, и со вкусом у нее все в порядке!

– О чем задумалась? – шепнул Степашкин, и мое сладкое видение рассеялось, как мираж.

Я вспомнила, что желанную премию получаю вовсе не я.

А Стейси, на которой военная куртка, джинсы со стразами и отвратительные грубые ботинки.

Она приняла из рук толстяка микрофон и улыбнулась. Зал выжидательно замолчал, и только Лерка фыркнула:

– Подумаешь, премия! Я тоже могу получить такую премию, если украду у кого-нибудь тему!

– Лера, но она не украла, – мягко возразил Степашкин, – она просто вовремя воспользовалась обстоятельствами. Эту статью могла написать и ты. И Саша.

Мы синхронно вздохнули.

А Стейси тем временем откашлялась и поднесла микрофон к губам:

– Если честно, я немного волнуюсь, – начала она, – так что будьте ко мне снисходительны. Говорят, что настоящий профессионал журналистики должен быть беспристрастным. И обычно у меня получается. Но это расследование – особый случай. Поневоле я оказалась не только наблюдателем, но и участником событий…

– Врет и не краснеет, – возмутилась я, – это не она, а я оказалась участником событий! Я!

– Что ж, беги на сцену и отними у нее микрофон, – усмехнулся Максим, – тогда точно попадешь в газеты вместе со своей новой юбкой. Ведь тебе именно это было нужно, а вовсе не премия, да?

Я оскорбленно промолчала.

– … Моя ближайшая подруга оказалась жертвой беспринципного авантюриста, которого я разоблачила. Ей было тяжело, но она справилась. И я рада, что у меня был шанс ей помочь…

– Ничего себе, помогла, – обиженно прошептала я.

– Вот именно! – живо поддержала меня верная Лерка, – и потом, как она смеет называть тебя подругой? Да вы всего-то пару раз выпили вместе пива!

– … Может быть, кого-то мой репортаж и развлечет… Но для нее, для моей отчаянной подруги, мое расследование оказалось спасательным кругом… Поэтому не судите меня слишком строго, даже если я что-то сделала не так…

Зал напряженно молчал. Кто-то слева от меня громко высморкался. А справа послышались судорожные всхлипывания. И вдруг где-то в конце зала раздался взволнованный голос:

– Воды, воды! Врача скорее!

Лерка заинтересованно обернулась:

– Что там?

– Какой-то девице стало плохо, – приподнявшись на стуле, констатировал Максим, – разнервничалась.

И тут я не выдержала. Я встала во весь рост и обиженно воскликнула:

– Так нечестно! Это была моя мечта, моя! Она все врет!! – мой голос напряженно звенел.

Лерка зажала ладошкой рот, а Степашкин дергал меня за руку, пытаясь усадить на место, но не тут-то было. Я не собиралась сдаваться, пока публично не выскажу все.

Стейси растерянно замолчала, мне показалось, что ей стало неловко. Так ей и надо, будет знать, как подставлять друзей. Сейчас я заберусь на сцену и расскажу всем правду. Зал просто ахнет, и – может быть, еще не поздно – премия достанется мне.

Зал напряженно молчал.

– Она мне вовсе не подруга, – звенящим голосом начала я, – эта история на самом деле произошла со мной. Меня зовут Саша Кашеварова, я тоже журналистка, и этот материал должна была написать я, ведь я непосредственный участник событий… Ой, куда вы меня тащите?!

Я даже не заметила, как два мрачных охранника в одинаковой бежевой униформе, пробравшись между рядами, взяли меня под локотки.

– Подождите, я же еще не все сказала! Это очень важно!

Но они меня даже не слушали. Они молча и хмуро выполняли свою работу, а на торжество справедливости им было наплевать.

Последнее, что я увидела в дверном проеме зала, была укоризненная физиономия Максима Леонидовича Степашкина – исподлобья он мрачно смотрел на меня, качая головой, а перехватив мой взгляд, возвел глаза к потолку.

* * *

А потом мы втроем сидели на Трафальгарской площади, прямо на тротуарном бордюре (хорошо, что в Лондоне чистый асфальт) и ели щедро посыпанное орехами клубничное мороженое.

– Ну почему мне всегда так не везет? – в сотый раз повторила я, – почему я никак не могу взять себя в руки и быть успешной…

– Но ты и так успешная, и без этой дебильной премии, – Лерка погладила меня по плечу, – ты же заместитель главного редактора газеты, а это чего-то значит!

– Да кому нужна эта газета?! – в сердцах воскликнула я. – Ее даже не читает никто… Ой, прости, Максим. Просто мне обидно, как вы все не понимаете. Ведь это я, я должна была подняться на сцену вместо Стейси. Это был мой материал, а не ее. По справедливости эта премия моя. А меня мало того, что даже не захотели выслушать, так еще и выставили из зала. Как щенка, который написал на ковер.

– Ты должна сказать спасибо, что тебя не арестовали, – серьезно сказал Степашкин, – в Англии с этим очень строго. Тебя могли бы заставить заплатить огромнейший штраф.

– Ты ничего не понимаешь, – вздохнула я, – мне так грустно, что я даже не в состоянии найти в этом хоть один позитивный момент. Да что там, меня даже мороженое не радует. А это уже последняя стадия, – я меланхолично отшвырнула в сторону недоеденный рожок.

Описав в воздухе ровную дугу, мороженое плюхнулось аккурат на свеженачищенный ботинок проходящего мимо опрятного клерка. Тот изумленно посмотрел сначала на испорченную обувь, потом почему-то вверх (он что, и правда подумал, что голуби нынче испражняются клубничным мороженым?!), а потом уже на меня. Что-то пробормотав, он показал мне средний палец правой руки.

Мы с Леркой прыснули, а вот Степашкину отчего-то было совсем не смешно. Да уж, наверное, сложно мне с ним придется. Мы живем в совершенно разных системах координат, он даже не понимает моего юмора.

– Саша, а почему ты обвиняешь всех вокруг, кроме самой себя? – вдруг сказал он, глядя в спину удаляющегося обиженного клерка.

– Что ты хочешь этим сказать? – начала вскипать я. – Я-то тут вообще при чем? Я – жертва обстоятельств. Стейси не имела права писать эту статью, не посоветовавшись со мной. Если бы она повременила недельку, то мой репортаж был бы первым.

– Ну ничего, я ей отомстила! – воскликнула вдруг Лерка. – Перед тем, как от нее съехать, я подсунула в ее коробку с краской для волос тюбик другого цвета. Черного!

– Хорошо, но ведь она журналист, – спокойно сказал Максим, которому была непонятна вся сладость мести с подмененным тюбиком, – она просто выполнила свою работу. А ты ее вовремя не выполнила, вот и все.

– Ты что, ее оправдываешь? – прошипела я.

– Нет, я пытаюсь объяснить тебе, что если бы ты серьезнее относилась к работе, то ничего подобного не произошло бы. Кстати, тебя это тоже касается, – он неодобрительно взглянул на Лерку, которая пыталась запихнуть в разверстый рот сразу целый шарик мороженого.

Она поперхнулась:

– А я-то здесь вообще при чем?

– При том, что ты тоже была свидетельницей этих событий. Ты тоже могла написать материал и получить эту чертову премию. А вы… Пока Стейси писала статью, что делали вы, девочки?

Я вздохнула. Что я делала? Да ничего – таращилась в телевизор, набивая желудок всякой гадостью. Курсировала по маршруту: холодильник-туалет– постель, с головой окунувшись в тупое растительное существование.