— Скоро она перестанет верить в эту историю.

— Не приписывай ей дара пророчества, — отрезала Тала. — Она всего лишь ребенок и любит играть и резвиться.

— Возможно…

Обе знали, что это не так, но после этих слов разговор прекратился.

Валь-Жальбер, суббота, 9 декабря 1939 г.

Эрмин посмотрела на свои часы-браслет. Было три часа дня, но уже стемнело. Низкое, хмурое небо предвещало новый снегопад. Молодая женщина увидела колоколенку приходской школы. Как и всякий раз при возвращении в Валь-Жальбер, ее охватило сильное волнение.

«Я возвращаюсь домой, в свой поселок, — подумала она. — Все здесь по-прежнему, ничего не меняется… Завтра я поведу детей полюбоваться водопадом, моим чудесным водопадом. Пусть они послушают свирепое пение Уиатшуана».

Однако старинный индустриальный городок, образец промышленного развития в момент своего создания, больше, чем когда-либо, напоминал безлюдное, забытое Богом место. Дома выстроились в ряд вдоль улицы Сен-Жорж, такой же пустынной, как улицы Сент-Анн и Сен-Жозеф. Только из одной трубы поднимался густой дым — это была труба дома Маруа.

«В самом деле, я очень рада, что проведу здесь зиму! — подумала она. — Бетти писала мне такие милые письма! Я уделяла ей мало внимания во время моих последних очень коротких приездов».

Ее отец медленно ехал по улице Сен-Жорж. Снег поскрипывал под колесами, оснащенными толстыми цепями. Несмотря на этот негромкий шум, Эрмин казалось, что в ее ушах звучит музыка.

— Наверное, это играют в приходской школе, — сказала она себе шепотом. — Да нет же, ее ведь закрыли уже шесть лет назад.

Затем она услышала неясный гул, словно неподалеку собралась толпа. Жослин с невозмутимым видом посмеивался себе в усы.

— Наверное, тебе померещилось, — сказал он. — Посмотри туда! Держу пари, они кого-то поджидают, но интересно кого?

Около десяти тепло одетых людей топтались на заснеженной аллее, ведущей к прекрасному дому Лоры Шарден. Над головами они держали транспарант, который развевался на ветру. Эрмин разобрала слова: «Добро пожаловать, Соловей из Валь-Жальбера!» Слезы навернулись ей на глаза. Под широким навесом материнского дома блестели разноцветные лампочки. В ту же минуту она узнала музыку. Это была увертюра из оперы «Богема» Пуччини.

— Ты наше блудное дитя, — пояснил ей отец. — Всем хотелось оказать тебе сердечный прием.

Ей аплодировали, ее приветствовали. Затуманенный слезами взор Эрмин различил лицо экономки Мирей, ее седые волосы, неизменно уложенные в высокую прическу. Потом она увидела милые черты Элизабет Маруа, которую покровительственно обнимал за плечи ее супруг Жозеф. Рядом стояли трое их сыновей: старший Симон, средний Арман и младший Эдмон. Их дочь Мари, ровесница Мукки, гордо размахивала букетом ярких цветов.

— Ой, ну зачем это? — воскликнула Эрмин. — Не нужно было…

Лора рыдала, привлекая сострадательные взгляды мэра Валь-Жальбера и рыжеволосого великана Онезима Лапуанта, которого сопровождала жена Иветта. Мукки подпрыгивал, вне себя от радости, что приехал сюда, ошеломленный музыкой, огнями, смехом и криками.

Засмущавшись, Мадлен не осмеливалась подойти к ним. Она издали смотрела на Эрмин, шедшую навстречу родителям и друзьям. Учительница в окружении учеников подталкивала перед собой мальчика лет десяти, который держал в руках исписанный листок бумаги. Он тут же произнес приветствие, которое выучил наизусть, но боялся забыть:

— Дорогой наш Соловей, мы очень рады видеть вас в Валь-Жальбере, где вы выросли. Именно здесь впервые услышали ваш золотой голос, который отныне… завораживает многочисленных слушателей в Канаде и Америке. Мы надеемся, что в это тревожное… время вы обретете здесь… надежное и мирное убежище.

Мальчик несколько раз запинался, но ему горячо зааплодировали, особенно старалась его мать, жена соседа-фермера.

— Спасибо, спасибо вам от всего сердца! — воскликнула Эрмин. — Я очень вам благодарна, это так трогательно…

Лора бросилась к ней и крепко обняла. На ее платиновых волосах красовалась очень элегантная шляпка. Она была в шубе, благоухала изысканными духами, на лице — умело нанесенный макияж.

— Моя обожаемая доченька, я просто преклоняюсь пред тобой, — сказала она на ухо молодой женщине, — какое счастье, что можно прижать тебя к сердцу! Ты не ожидала такой встречи, это видно по твоему лицу. Это я все придумала. А твой отец не проговорился! Я так боялась, что он выдаст мой секрет.

— Мама, не стоило так беспокоиться! — ответила Эрмин. Теперь, когда схлынули первые эмоции, она уже сожалела об этом бравурном появлении, считая, что при таких обстоятельствах оно выглядело неуместным. Мужчины шли воевать, а она носила траур по Виктору. Но Лора, верная себе, ликовала.

— Я приготовила вкусный полдник! — сказала Мирей, деликатно похлопав по плечу Эрмин. — Оладьи, пирог с засахаренными фруктами, чай, кофе. Вам нужно зайти согреться.

Эрмин горячо расцеловала экономку, к которой относилась как к родной бабушке. Все еще вытирая слезы, она старалась разглядеть в толпе знакомые лица.

— Мама, а где Шарлотта? Я чувствую, что кого-то не хватает! — воскликнула она.

— Не волнуйся, Шарлотта скоро появится, — успокоила ее Лора. — Она получила работу в Шамбор-Жонксьон, возле вокзала. Коллега подвозит ее на машине. Она очень огорчалась, что не сможет встретить тебя вместе со всеми.

— Работа в воскресенье? — удивилась Эрмин.

— Официанткой в ресторане, — уточнила Мирей.

В этот момент Лору уже осаждали близнецы. Раздавались новые радостные крики.

— Как они выросли с лета! Боже мой! Какие лапочки!

Жослин с деловым видом старался подвести Эрмин к входной двери.

— Твои дочки непременно расскажут Лоре, что Киона в Робервале. Ты их предупредила, по крайней мере? Твоя мать так рада, не стоит портить ей праздник! Я обещал, что поговорю с ней, но не сейчас, а когда наступит удобный момент.

— Папа, я не собираюсь учить своих детей лгать, — возразила она. — Дети будут играть и полдничать. В любом случае, вечером после ужина я поставлю маму в известность, если ты сам не сделаешь этого раньше.

Жослин повторил серьезным тоном, что он непременно это сделает. Но пока что он нарушал планы Эрмин. Правда, когда она вошла в просторную гостиную, где возвышалась изумительная елка, ее плохое настроение улетучилось. Здесь царила такая пышность, такая гармония, которые дополнялись мерцающими елочными украшениями, что всё вместе просто завораживало.

«Боже милосердный! — подумала она. — Мама так хотела вызвать у меня восхищение, и ей это удалось… Какая красота! Мои малыши попали в настоящий рай!»

Лора тратила, не считая. Эрмин заметила, что появились новые шторы на подкладке из великолепной ткани насыщенного красного цвета. Хрустальные подвески люстры переливались, отражая разноцветные огоньки на елке.

«Вряд ли есть второй такой ослепительно украшенный к Рождеству дом в районе озера Сен-Жан», — снова сказала себе Эрмин.

Она увидела, что Мукки сел на ковер возле елки. Мальчуган сосредоточенно рассматривал изящные позолоченные стеклянные игрушки, висящие на ветках: птичек, звезды, гирлянды, сверкающие шары, припорошенные блестками.

«Как бы мне хотелось, чтобы Киона была здесь, подле меня, и радовалась всему этому!» — с грустью прозвучало в душе Эрмин.


На огромном столе, накрытом белой скатертью, были расставлены серебряные блюда с грудой пирожных и печенья. Сняв свой белоснежный передник, Мирей принялась обносить гостей шампанским. Несмотря на мольбы Жослина, Лора выписала из Франции этот изысканный напиток, поскольку не могла устоять перед его бесчисленными пузырьками и фруктовым послевкусием. Эрмин еще раз поразилась ее безумной расточительности.

«Мама пристрастилась к роскоши со времен своего брака с Фрэнком Шарлебуа. Не знаю, какое было у него состояние, но мне оно кажется неисчерпаемым. Кстати, монреальский завод, несмотря на финансовый кризис, продолжает приносить доход», — подумала она.

— Мимин! До чего же ты стала серьезная, красавица моя! — прозвучал знакомый негромкий голос.

Элизабет Маруа стояла возле нее, как всегда, смешливая и пухленькая. Ее светло-русые волосы по-прежнему вились, но были короче, чем раньше. В свои сорок два она выглядела восхитительно. Эрмин с нежностью посмотрела на нее. Многие годы эта женщина заменяла ей мать.

— Бетти, дорогая! — воскликнула она. — Как я счастлива, что вижу тебя! Время проходит, но как только я рядом с тобой, то чувствую себя в безопасности, как раньше, когда была маленькой, а ты всегда умела приласкать и утешить меня. Я проведу зиму в Валь-Жальбере, и на этот раз, даю слово, у нас будет время посудачить у камелька. Я буду приходить так часто, что тебе это скоро надоест.

— Вот уж тут ты ничем не рискуешь! — запротестовала Бетти, смеясь. — Мимин, я разделяю твое горе. Потерять ребенка — что может быть страшнее? Я так плакала, когда Лора сообщила мне эту ужасную новость! А теперь еще твой муж ушел в армию… Всем сердцем жалею тебя.

Эрмин утешило сострадание ее бывшей опекунши. По крайней мере, Бетти не боялась говорить то, что думает и чувствует.

— Спасибо! Мне так сейчас нужна поддержка!

Они бы еще долго болтали, но к ним подошел Симон с бокалом шампанского в руке. За ним появился его отец, Жозеф. Двое мужчин одной крови были очень похожи между собой. Оба брюнеты с темными глазами на загорелых лицах. Но младший Маруа унаследовал от своей матери более мягкие черты и обольстительную улыбку.

— Ну, Мимин, — воскликнул он, — ты выбралась из своей хижины в глухой чаще, чтобы вернуться сюда к нам? Как здорово, что ты здесь!

— Моя хижина превратилась в дом со всеми удобствами! — возразила она, как можно более весело. — Тошан просто сотворил чудо.

— Не считая безумной затеи пойти в армию, имея троих детей, — отрезал Симон. — Если бы у меня на руках была семья, никто не заставил бы меня отправиться на войну. Женюсь на первой попавшейся блондинке, чтобы избежать этого.

— Замолчи! Как тебе не стыдно, Симон! — закричал на него Жозеф Маруа. — Слышишь, Мимин? Мой сын не желает воевать! Будь я моложе, я бы не вел такие речи, пошел бы в армию, как Тошан, — вот человек, достойный этого звания!

Симон скорчил недовольную мину и отошел. Испуганная до смерти Бетти вздохнула.

— Я бы предпочла, чтобы мой муж рассуждал, как Симон, — заметила Эрмин. — Но мне приятно, Жозеф, что теперь вы оцениваете Тошана по заслугам, хотя раньше относились к нему неодобрительно.

Рабочий почесал свою седеющую бороду, бросив смущенный взгляд на молодую женщину. Девять лет назад он был категорически против их начинавшегося романа. Он считал, что индеец монтанье, метис, не может быть порядочным человеком.

— Это дело прошлого, Эрмин, — произнес он извиняющимся тоном. — Каждый может ошибиться, я не исключение. У меня мерзкий характер, сам это знаю. Но я изменился.

Лора встала между ними и обняла Эрмин за плечи. Она прислушивалась к разговору и хотела положить ему конец.

— Друзья мои, — сказала она миролюбиво, — отведайте угощение, которое приготовила Мирей. Это нельзя пропустить. Я забираю у вас свою дочь, ведь я с июня ее не видела.

Молодая женщина позволила матери увлечь себя и подвести к Луи, ее маленькому братику. Он был почти ровесником Кионы, всего на четыре месяца младше. Красивый, крупный, хорошо сложенный для своих пяти лет мальчик. Волнистые каштановые волосы обрамляли его миловидное, с правильными чертами лицо, которое озаряли большие карие глаза.

Как ни странно, в присутствии сестры он робел, потому что слышал, как за столом о ней говорили в восторженных выражениях.

— Луи, ты узнал Эрмин? — спросила Лора.

— Здравствуй, Луи! — сказала молодая женщина вполголоса, чтобы не смутить его окончательно. — Теперь ты можешь играть с Мукки, Мари и Лоранс.

Мальчик закивал и тут же побежал к Мукки, которого по-детски обожал.

— Дорогая моя, — вздохнул подошедший к ним Жослин, — как радостно, что ты проведешь с нами всю зиму! Но я чувствую, что ты грустишь, и это очень меня огорчает. Не волнуйся. Если потребуется, поедем в Квебек, ты сможешь повидаться с Тошаном. Наши солдаты отправятся в Европу не раньше весны.

— Конечно! — ответила она мечтательно.

Большая гостиная гудела, как улей. Эрмин поддалась общему ликованию, которое по очереди возбуждали то мэр, то учительница, то школьники, то ее собственные родственники. Она поцеловала Эдмона Маруа, рослого четырнадцатилетнего подростка.

— Как ты вырос, Эд! — удивилась она.

— Да, Мимин, — пробормотал он, краснея. — А ты все такая же красивая!

— Как галантно! А ты, Арман? Ты, наверное, уже перерос Симона?