Эрмин держала за руки близнецов, а Мукки взял за руку Киону. Так они оказались под окнами дома Маруа. Тут же выскочила Бетти, явно надеясь немного посудачить.

— Вышли погулять! — воскликнула она. — И правильно сделали, погода прекрасная. Но, как утверждал Жозеф поутру, долго это не продлится.

— Мы можем взять с собой Мари, — предложила Эрмин.

— К сожалению, моя малышка уехала с Жо и Арманом в Шамбор, навестить знакомых. Я одна в доме, вот и воспользовалась этим, чтобы навести порядок. Ну, не буду вас больше задерживать.

Эрмин сердечно улыбнулась ей на прощание. И все же, снова пускаясь в путь, она поймала себя на странном ощущении, будто Бетти не совсем в своей тарелке и словно боится, что ей помешают. Пройдя несколько метров, она и думать об этом забыла — Мукки отвлек ее, спросив, почему у улиц такие названия.

— Чтобы проще было ориентироваться, — ответила она. — Почтальоны и приезжие должны быстро находить тот или иной адрес. Даже в Робервале. Улица Сен-Жорж была так названа в честь Жозефа-Жоржа Паради, первого кюре Валь-Жальбера, а улица Лабрек — в честь монсеньора Мишеля-Тома Лабрека, епископа Шикутими.

— Можно подумать, ты с нами урок проводишь, — заметила Лоранс.

— И он еще не закончился, — смеясь, воскликнула Эрмин. — Сейчас я вам прочитаю лекцию по истории Валь-Жальбера. Итак, мы с вами на улице Сен-Жорж, которая была одной из самых оживленных в поселке, здесь находилось много магазинов. Смотрите, это почтовое отделение, и оно по-прежнему работает. Прямо перед вами универсальный магазин. А в соседнем доме помещалась мясная лавка, принадлежавшая Леонидасу Паради[44]. Каждую субботу Бетти посылала меня к нему купить мяса, которое она готовила по воскресеньям.

Киона с интересом рассматривала внушительный фасад универсального магазина с плотно заколоченными окнами и дверями.

— На первом этаже располагалась бакалейная лавка, в которой можно было купить все необходимое, — продолжала Эрмин. — А на втором владельцы здания оборудовали казино, там играли в карты. На третьем была гостиница на два десятка номеров. Я любила приходить сюда за покупками для Бетти и сестер-монахинь. Разглядывала подвешенную к полкам железную утварь, новую и сверкающую, и стеклянные банки со сладостями. Я не отваживалась что-нибудь здесь купить, даже если у меня оставалась какая-то мелочь.

В тот момент, когда Эрмин вспоминала эти подробности из своего детства, маленькие пальчики в шерстяной варежке сжали ее пальцы. Это была Киона.

— А потом ты заработала много денег и теперь можешь покупать любые конфеты, какие захочешь, — с хитрой улыбкой заключила девочка.

— Да, ты права, — согласилась Эрмин. — Позади магазина заливали каток, где я впервые увидела Тошана.

— Вот было бы здорово, если бы папа гулял сейчас с нами, — вздохнул Мукки.

— Да, дорогой, — согласилась Эрмин. — Возможно, когда-нибудь так и будет.

Заброшенные дома, занесенные по самую крышу снегом, из труб которых никогда уже не поднимется дымок, вдруг навеяли на Эрмин тоску. Она поспешила дальше. Снегоступы легким шуршанием отмечали их шаги.

— Здесь жила Мелани Дунэ, — продолжила свой рассказ Эрмин, останавливаясь перед домиком, похожим на все остальные на этой улице. — Я приносила ей настойки из трав, которые готовила для нее одна из монахинь, и бедняжка всегда просила меня спеть ей песню «Странствующий канадец»[45].

— Ой, мамочка, спой эту песню, прошу тебя! — взмолилась Лоранс.

— Хорошо, — согласилась Эрмин.

Раздался ее нежный, поразительно чистый голос, который сначала звучал тихо, но постепенно становился все громче.

Милой Канады сын

Прочь от родимых мест

Брел меж чужих долин,

Горько кляня свой крест.

Выйдя к большой реке,

Сел отдохнуть бедняк,

И о своей тоске

Он говорил ей так:

«К милым спеши брегам,

В землю отцов моих,

И передай друзьям —

Я не забуду их»[46].

— Как красиво, мамочка, ты ее поешь! — пришел в восторг Мукки, его черные глаза сияли от радости.

— Я обожаю эту песню, — мечтательно заявила Мари.

Эрмин не стала петь все куплеты. Она внимательно прислушалась, стараясь различить глухой шум падающей воды. Морозы были еще не настолько сильными, чтобы сковать Уиатшуан ледяным панцирем, и водопад продолжал обрушиваться в озеро Сен-Жан. Но чтобы попасть к нему, сначала надо было пройти мимо целлюлозно-бумажной фабрики.

— Посмотрите, мои дорогие, наверх. Это место называется «плато», или Верхний город. Дома здесь были построены тогда, когда фабрика работала на полную мощность, а население Валь-Жальбера росло.

Мукки споткнулся и, чтобы не упасть, схватился за какое-то торчащее из снега железное сооружение.

— А это что? — спросила Киона.

— Водозаборная колонка, — объяснила Эрмин. — Люди приходили сюда за водой. Если бы вы видели этот поселок прежде! Великолепные сады с вьющимися растениями, цветы, ухоженные огороды. В каждой семье откармливали поросенка и держали птицу, а кое у кого была корова или лошадь. В сочельник все приходили в церковь на мессу.

— Но, мамочка, церкви больше нет, — удрученно сказала Лоранс.

— Увы, нет. Ее снесли семь лет назад, — ответила Эрмин.

Дети приумолкли под впечатлением от увиденного. Они смотрели на опустевшие здания, похожие на игрушечные домики, брошенные посреди гигантского безукоризненно чистого ландшафта.

Эрмин ничего больше не сказала, она испытывала какое-то странное волнение. Прогулка принесла ей больше грусти, чем радости. На нее нахлынула череда образов, напомнив о жизни в Валь-Жальбере в кипучие времена, о теплой атмосфере процветающего рабочего городка, на редкость современного по тогдашним меркам.

— А вот улица Сент-Анн, — сказала она, когда они прошли немного вперед. — Названа так в честь блаженной Анны. Некий месье Станислас Ганьон открыл здесь бакалейную лавку, но вскоре она закрылась. А вот в этом красивом доме жил старший мастер фабрики и мог наблюдать, что на ней творится, прямо из окна своей спальни. На этой ярко освещенной по вечерам большой площадке играли в крикет и теннис.

Мукки бегом бросился к развалинам пакгауза, в котором когда-то размещались вокзал и товарная станция. Зачарованным взглядом смотрел он на здания бывшей электростанции, возведенные у подножия скалистого утеса. А Киона не видела ничего, она не могла дождаться, когда они окажутся около водопада Уиатшуан.

— Мимин, вот она, поющая река! — воскликнула она.

— Да, Киона! Имей терпение, мы подойдем поближе полюбоваться ею, — ласково сказала ей Эрмин.

Вне себя от счастья, девочка затаила дыхание. Несмотря на расстояние, она уже различала тысячи брызг, радужно переливающихся на солнце, в лучах которого искрились фантастические кружева из инея, окаймлявшие водопад.

Близнецы уже бывали на водопаде, и он их ничуть не заинтересовал; они бросились вслед за братом исследовать окрестности электростанции. Эрмин поспешила их остановить.

— Не разбегайтесь! — крикнула она. — Под снегом могут валяться куски железа или ветки. И ничего не трогайте, здесь вам не детская площадка. Если не будете меня слушаться, мы сейчас же вернемся домой. Жозеф Маруа еще здесь работает, обслуживает электростанцию, которая почти превратилась в музей.

Все трое, смеясь, вернулись к Эрмин.

— Десятки рабочих, сменяя друг друга, трудились днем и ночью на целлюлозной фабрике, — продолжила она. — А там, Мукки, куда ты хотел залезть, грузили в вагоны или складывали штабелями тюки целлюлозы, которые потом отправляли во все концы страны и даже в Европу. Кроме того, надо было обслуживать динамо-машину, вырабатывавшую электрический ток, она до сих пор нам служит, и у каждого служащего была своя задача: кто-то чистил механизмы, кто-то смазывал гидравлические прессы. Только что мы прошли мимо дома семьи Тибо, да-да, родителей нашего друга Пьера Тибо. Если бы вы видели, как его отец не хотел покидать Валь-Жальбер!

Взволнованная Эрмин на какое-то время умолкла. Стоит ли рассказывать своим жизнерадостным детям, что Селин Тибо, мать Пьера, умерла от испанки? В 1918 году смертельная эпидемия охватила район, прилегающий к озеру Сен-Жан, унесла также и Жанну, дочь супругов Тибо. «Мне было всего четыре года, но воспоминания о том времени до сих пор свежи в памяти, — подумала она. — Моя дорогая сестра Мария Магдалина, которая хотела меня удочерить, тоже умерла».

Тут Киона схватила ее за рукав. Она была мертвенно-бледной, глаза широко раскрыты.

— Что с тобой, дорогая? — забеспокоилась Эрмин.

— Ничего, ничего, — удивленно улыбаясь, бормотала Киона.

— Да нет же, что-то случилось. Скажи мне!

Эрмин наклонилась, неотрывно глядя на девочку, словно боясь, что та снова упадет в обморок или расплачется.

— Не такой он и грустный, этот твой поселок, — бормотала Киона. — Я видела людей.

Эрмин умоляющим взглядом просила ее продолжать. Мукки и сестры воспользовались моментом, чтобы, толкая друг друга, снять снегоступы.

— Я видела людей, — снова заговорила Киона вполголоса. — Лето. Деревья и трава зеленые-зеленые. Дамы в длинных черных платьях и белых накидках на голове, с крестами на груди, кресты такие, как над кроватью Мадлен. На других дамах тоже красивые наряды: очень длинные юбки и соломенные шляпы. И универсальный магазин открыт. Мимин, это так радостно, так красиво.

— Боже мой! — мягко ответила Эрмин. — Возможно, ты видела какую-то сцену из прошлого, из той поры, когда фабрика еще работала. А ты не сочинила все это, чтобы сделать мне приятное?

Конечно, ее мучили сомнения… Девочка, несомненно, обладала таинственными способностями, но все же была только ребенком, способным что-то выдумать шутки ради или из желания приукрасить действительность.

— Мимин, ну почему ты мне не веришь? Я видела людей, дома с занавесками на окнах, все то, о чем я тебе рассказала.

— Я готова тебе поверить, дорогая моя, — вздохнула Эрмин. — Но то, что ты рассказываешь, просто поразительно!

Киона покачала головой и повернулась к водопаду с выражением священного трепета на лице.

— Уиатшуан никогда не исчезнет! — заявила девочка. — Даже в очень далеком будущем.

— Безусловно! — ответила Эрмин. — Киона, мне тебя жаль. Если видения часто посещают тебя, наверное, тебе бывает страшно?

— Да нет, не очень, — уверила ее Киона.

Мукки со смехом окликнул мать. Он увел девочек с собой на берег реки.

— Стойте! — прикрикнула на них Эрмин. — Ведь вы даже без снегоступов. Поскользнетесь и упадете в воду!

Обеспокоенная Эрмин бросилась к ним, а за ней и Киона, не проявляя при этом никакого волнения, ведь ее друзьям ничего на самом деле не угрожало. А вот зрелище им открылось великолепное. Прозрачный поток с грохотом прорывался меж скалистых круч, поросших обледеневшими хрупкими елочками и кустарником. Уиатшуан напоминал могучее животное, во весь опор мчавшееся вниз с холмов, словно стремясь вырваться из тисков мороза.

От ледяного дыхания реки Эрмин содрогнулась.

— Солнце скоро сядет, и будет очень холодно! — крикнула она. — Дети, отойдите от обрыва! Мукки, ты будешь наказан.

— Нет, Мимин, не надо его наказывать, — вступилась за мальчика Киона. — Он хотел поздороваться с водопадом. Я так рада, что увидела его. Мимин, я хотела бы забраться на самый верх.

— Не сегодня, Киона, — возразила Эрмин. — Проще и приятнее это сделать летом. Я тебя обязательно свожу туда.

Она кинула взгляд в северном направлении. Горизонт застилала гряда больших хмурых туч. Сильный порыв ветра встревожил ее.

— Лучше нам вернуться домой, — решила она. — Мари, Лоранс, надевайте снегоступы. И ты, Мукки, тоже. Мы пройдем по улице Дюбюк, названной так в честь месье Дюбюка, управляющего целлюлозной фабрикой.

Слова замерли у нее на губах. Безмятежность этого прекрасного дня быстро исчезала.

— Дети, поспешим, мне кажется, что скоро начнется снегопад. Киона? Где Киона?

Девочка исчезла. Эрмин показалось, что она наяву видит какой-то кошмар. Сердце учащенно забилось. Она огляделась, все больше и больше впадая в панику.

— Киона! — закричала она. — Наваждение какое-то. Ведь она только что была здесь!

— Мамочка, вот она, вон там, — откликнулся на ее слова Мукки, указывая пальцем.

Странная девочка в снегоступах замечательно ловко проскользнула между грудой камней и спустилась к реке. Вытянув вверх руки, Киона то склонялась, то выпрямлялась, то снова склонялась, будто воздавала почести величественному водопаду. Сильный ветер поднял на реке волны, и одежда и волосы девочки были уже забрызганы водой.