Эрмин, хоть и не без раздражения, согласилась: ее мать занималась благотворительностью, этого отрицать она не могла.

— Я знаю, мама. Без тебя Шарлотта ослепла бы, и ты помогала многим нуждающимся. Но я имею в виду другое великодушие — великодушие сердца.

— Чего ты хочешь? Да, я ревнивая, и все тут! — оборвала ее Лора. — Хорошо, я принимаю те обвинения, которые ты бросила мне в лицо, но только не уезжай, Эрмин. Ты не можешь лишить детей рождественского праздника. Я постараюсь совладать с собой — только ради тебя, дорогая, — чтобы доказать тебе, что, несмотря на все мои недостатки, я тебя люблю.

Лора с горячностью принялась приводить свои доводы. Эрмин слушала, заранее зная, что мать в конце концов сдастся и обнимет ее, и все будет спокойно до очередного приступа гнева, до нового и неизбежного проявления властности, вернее, самовластия.

В соседней комнате Луи бесшумно подошел к кровати, на которой спала Киона. Он ускользнул из-под надзора Мирей под предлогом, что ему надо сходить в уборную. Если бы его спросили, почему он должен непременно снова увидеть красивую девочку с золотистыми волосами, он не смог бы ответить. Он до сих пор не знал ни кто она такая, ни откуда появилась, ни почему его старшая сестра Эрмин, похоже, так ее любит.

Для мальчика Киона являла собой чудесную тайну. Лора часто читала ему волшебные сказки, а так как он был ребенком мечтательным и тихим, то порой смешивал реальность и вымысел.

— Я уверен, что это ангел Санта-Клауса, — с нежностью сказал он, обходя на цыпочках большую кровать.

От стоящей в изголовье лампы с абажуром из розовой ткани шел рассеянный свет, но его было достаточно, чтобы блестели волосы, щеки и длинные ресницы Кионы. Луи обнаружил также великолепного плюшевого медведя. Казалось, что девочка лежит в уютном гнездышке, а на губах у нее играла легкая улыбка. Луи не знал, что, оказывается, можно улыбаться во сне. Он увидел в этой улыбке еще одну примету волшебства.

— Ангел, — позвал он тихо-тихо. — Ты взаправду спишь?

Расхрабрившись, он протянул руку и коснулся щеки Кионы. Ее кожа показалась ему горячей и шелковистой. Мальчик в восторге дотронулся и до медвежонка. Он мог бы еще долго смотреть на девочку, но тут в комнату вошел Жослин.

— Луи, немедленно выйди отсюда! — сделал ему выговор отец. — Ее нельзя будить, она больна. Где Эрмин? Где мама?

— Я не знаю, папа.

Киона открыла глаза и приподнялась на локте. Сначала она увидела Луи, а затем этого человека, как ей представлялось, великана — дедушку Мукки и близнецов. Оба смотрели на нее темно-карими глазами. Но если мальчик казался ей дружелюбным, то Жослин пугал.

— Где Мимин? — слабым голосом спросила она. — Я хочу Мимин!

— Не беспокойся, она где-то здесь, — заверил ее Жослин, как можно более ласково. — Сейчас я ее найду, ничего не бойся. Как ты себя чувствуешь?

— Мне плохо, месье, — ответила вполголоса девочка, не в силах отвести свои золотистые глаза от глаз этого человека, который подошел к ней неслышными шагами.

Словно загипнотизированный, Жослин старался навсегда запечатлеть в памяти сияющий образ своей внебрачной дочери, преисполненной детской грации и нежности. Нескольких секунд было достаточно, чтобы Жослин ощутил на себе то чарующее воздействие, которое Киона оказывала на Эрмин.

— Как ты прекрасна! — воскликнул Луи.

Им было невдомек, что сердце девочки учащенно бьется, что ее дыхание прерывается, а слабую грудь сжимают спазмы. Внезапно для Кионы все покрылось мраком, и она откинулась назад, чуть слышно вскрикнув от ужаса.

Однако Эрмин услышала и, вбежав в комнату, бросилась к кровати.

— Отец, что ты ей сказал? — закричала она. — Боже мой, я обещала не покидать ее — и оставила одну! Луи, иди к детям.

Плача от нервного возбуждения, Эрмин смочила носовой платок водой из графина, стоявшего на ночном столике. Лора тоже зашла в комнату.

— На этот раз я позвоню врачу! — воскликнула она. — Ее надо поместить в больницу. Вы только представьте, а вдруг она заразная! Луи, иди вниз! Жослин, уведи его и попроси Мирей накормить его ужином вместе с Мукки и близнецами.

— Нет, Лора, займись этим сама, — отрезал ее муж. — Я останусь: здесь мое, а не твое место.

Эрмин баюкала Киону, увлажняя ее лицо мокрым платком. Она смерила своих родителей с головы до ног жестким взглядом.

— Луи, иди вниз и веди себя хорошо. Предупреди Мирей, что она должна присматривать за вами там, внизу. Мама, отец, я больше не могу скрывать от вас правду. Вы должны выслушать меня! После того, как Киона придет в сознание.

Ждать пришлось недолго. Веки девочки дрогнули, она открыла глаза, увидела Эрмин, да так и осталась лежать, свернувшись клубочком, прижавшись к ней.

— Малышка моя, — тихо сказала Эрмин. — Мои отец и мать считают, что ты больна, и боятся за тебя. Поэтому лучше мне объяснить им, что происходит. Ты опять что-то видела?

— Моя мама скоро вернется в Роберваль, — пробормотала Киона. — Но прежде она будет выхаживать кузена Шогана. Он жив.

— Хорошая новость, — ответила Эрмин, которую ничуть не заботили недоуменные лица Жослина и Лоры.

— Что значит это шушуканье? — спросила Лора. — Жослин, я ничего не понимаю, это просто нелепо.

Жослин Шарден тяжело вздохнул и сел на кровать. Казалось, он был удивлен меньше своей жены. Эрмин воспользовалась молчанием и начала рассказывать о событиях, свидетельницей которых она стала после того, как Киона поселилась в Робервале. Она описала появления девочки, засвидетельствованные также Мадлен и детьми, затем объяснила истинную причину отъезда кормилицы.

— Боже мой! — простонала Лора, опускаясь на стул. — Если бы мне это рассказал кто-то другой, а не ты, Эрмин, я бы этому не поверила. Но в твоих устах это звучит так убедительно! Ты говорила об этом с монахиней, бывшей матерью-настоятельницей монастыря, и эта святая женщина тебе рассказала о случаях билокации, которые были зарегистрированы Церковью. Господи, я потрясена, ну просто потрясена! Итак, девочка только что видела, как умер Дюк. Бедный пес!

— Мама, Киона полностью пришла в себя, и ты можешь расспросить ее. На самом деле такого рода странные предвидения случались у нее и в нашем доме на берегу Перибонки. Но проявления билокации впервые случились в Робервале и здесь, в Валь-Жальбере. Раньше Киона просто была моим ангелом, могла утешить меня своей прекрасной улыбкой. Тала мне сказала, что ее дочь обладает способностью вселять душевный покой, но теперь происходит что-то совсем другое.

— Что ты думаешь об этом, Жослин? — с сомнением в голосе спросила Лора.

— Я лично думаю, что все мы только пешки на шахматной доске, которыми распоряжается судьба, и то, что нам представляется выходящим за пределы обыденного, только должно укреплять нашу веру. В конце концов, о многих чудесах рассказывается в Библии, а ученики Иисуса Христа видели, как он ходил по воде.

Изумленная Эрмин широко раскрыла глаза, а Лора не осмелилась иронизировать над столь ошеломляющими доводами своего мужа.

— Вы знаете, что я рос в весьма набожной семье, — снова заговорил Жослин. — В нашем доме верили и в дьявола, и в волшебство, и в чудеса. Шардены родом из Пуату во Франции. Деревня, в которой провели детство мои прадеды, была расположена возле огромного болота, изрезанного оросительными канавами. Странный край, в котором люди в старину боялись колдовства.

Лора вздрогнула, сбитая с толку низким и скорбным звучанием голоса, каким Жослин говорил о своих предках.

— Жослин, чего ради ты нам все это рассказываешь? — спросила она, стараясь говорить убедительно. — Только напугаешь ребенка, незачем его еще больше расстраивать.

— Население Квебека — это по большей части потомки эмигрантов. Мои предки обосновались вблизи Труа-Ривьер в конце восемнадцатого века. Вот как давно это было!

— Продолжай, отец, — подбодрила его Эрмин.

Киона притворялась равнодушной и играла с голубым бантом на шее своего плюшевого медведя. Однако она внимательно слушала Жослина, и ей казалось, что она ощущает резкий аромат болотных цветов.

— Вечером, за столом, мой отец нам часто рассказывал о своих деде и бабке, которые оставили свой домишко на болоте в Пуату, пересекли Атлантический океан, чтобы обосноваться в Канаде, — продолжал Жослин. — Ты должна понимать, Киона, что бабушка и дедушка моего отца и были теми самыми знаменитыми предками, которые эмигрировали из Франции. Мою прабабушку звали Алиетта. Ее тоже посещали предчувствия и видения из будущего. Она знала о целебных свойствах растений, но люди в том краю на это косо смотрели, и в тот день, когда она в порту Ля-Рошель села на корабль, идущий в Новый Свет, Алиетта почувствовала себя в безопасности: ее перестанут называть колдуньей. Она пообещала мужу, что здесь, в Квебеке, будет вести обычную жизнь. Она много работала и стала очень набожной, как будто прося прощения у Господа за то, что раньше свято верила в природу, полную загадок и тайн. Я рассказал вам об этом, просто чтобы вы знали — способности Кионы далеко не уникальны, вовсе нет!

Жослин замолчал и покачал головой. Во время этого короткого рассказа черты его лица сделались более резкими, и он не сводил глаз с Кионы. Эрмин показалось, что отец как бы помолодел и по-своему излил им душу.

— Отец, ты мог бы нам все это рассказать намного раньше, — заметила она. — Хорошо, что я хоть что-то узнала о своих предках. Когда Октав Дюплесси расхваливал красоты Франции — а он уроженец Бруажа, то для меня его слова звучали словно мои собственные воспоминания. Я счастлива, что у нас в роду есть выходцы из Пуату.

— По-моему, Бруаж не так уж далеко от Пуату, — заметил Жослин.

Лора хранила молчание. Она сразу же догадалась, какая связь может существовать между знаменитой Алиеттой и Кионой. Эрмин тоже поняла это.

«Какое редкое сочетание! — подумала она. — Меня больше не удивляет, что Киона унаследовала способности и индейского шамана, и доброй французской колдуньи». Ей в голову пришла до того необычная мысль, что она вздрогнула: «А что, если встреча Кионы с отцом и привела способности в действие? В первый же вечер пребывания в Робервале Киона увидела своего отца на улице. Может быть, это послужило толчком для всех необъяснимых явлений, обмороков и странных видений? Как узнать правду? Увы, я могу только предположить, что здесь существует какая-то связь».

— Мимин, я очень хочу есть, — жалобно проговорила Киона.

— Конечно, уже давно пора было поужинать, — сказала Эрмин. — Мирей не смогла принести нам еду, потому что занята с детьми. Отец, мама, вы не могли бы спуститься вниз? Благодарю вас за то, что выслушали и поверили мне.

Лора растерянно улыбнулась и встала, то же самое сделал и ее муж. Эрмин проводила родителей до дверей комнаты. Мать направилась к лестнице, не сделав никаких замечаний, что было совсем на нее не похоже. Жослин задержался.

— Не сохранилось портрета Алиетты, — сказал он тихо, почти неслышно, — но мне часто доводилось слышать, что у нее были великолепные золотисто-рыжие волосы и что ее улыбка согревала страдающие сердца. Такие вот сюрпризы преподносит нам жизнь!

Он бросил ласковый взгляд в сторону кровати и вышел. Взволнованная признанием отца Эрмин сложила руки и шепотом прочитала короткую молитву:

— Боже, помоги мне! Дай ей избавление! Я не хочу, чтобы дитя страдало! Она всего лишь маленькая девочка!

— Мимин, ты молишься Иисусу? — спросила Киона.

— Я прошу его защитить тебя, — ответила она.

— И он это сделает?

— Я в этом уверена, — заявила Эрмин. — А для начала он быстро вернет твою маму в Роберваль. Она тебе очень нужна.

Киона приняла эти слова с радостным вздохом. Спустя пять минут в комнату влетела Мирей с подносом в руках.

— Я не могу разорваться на части, — пробурчала экономка, — но ваш ужин готов. Суп и два больших куска туртьера. А еще ванильный крем. Приятного аппетита.

Этому ужину, который Эрмин разделила с Кионой, суждено будет стать дорогим воспоминанием.

Поселок-призрак засыпало снегом, однако в комнате было тепло, и в розовом свете лампы молодая женщина и ее сводная сестра выглядели еще красивее. Они ни о чем не говорили, только обменивались улыбками, в которых читались удовлетворение и согласие.

С первого этажа до них доносились отзвуки разговоров, взрывы смеха Луи и близнецов, а также ворчливый голос Жослина.

— Мимин, ты не бойся, — сказала вдруг Киона. — Я больше не буду болеть. Но я хочу спать.

— Тогда, спи, дорогая, — с нежностью в голосе сказала Эрмин. — А я буду охранять тебя.

— И Иисус тоже? — тихо спросила Киона, зевая.

— И Иисус, и все небесные ангелы. А может быть, и моя прародительница Алиетта, о которой недавно говорил отец. Спи, дорогая.