— Есть то, что выдавили из рыбьего брюха? Боже правый, лучше сало с горохом.

Эрмин сидела в гостиной, ее не волновало, какую еду брать с собой. Ведь речь шла о переезде в другой дом, и руководила всем этим Лора.

— Вам понадобятся еще два матраса, поскольку у Талы только один, — говорила она. — И одеяла. Я не хочу, чтобы мои внуки страдали от холода в рождественскую ночь. Онезим отважился пускаться в путь в такой день, но я ему за это щедро заплатила. Будет на что купить еще один подарок сыну.

— Мама, мне очень жаль, что мы перевернули весь дом вверх дном, — высказала свое сожаление Эрмин. — Мы могли бы устроится у Талы в кухне, а что касается еды, у меня будет время, я могла бы сходить в мясную лавку.

Лора, явно в хорошем настроении, отрицательно покачала головой. Жослин с суровым видом присутствовал при этих приготовлениях к важной операции.

«Боже мой, — думал он, — моя жена готова вывернуться наизнанку, лишь бы избавиться от Клоны еще до вечера. Так что в сочельник мы будем втроем с Луи, что ж, тем хуже для мессы!»

— Мама, ты вправду не сердишься? — снова спросила Эрмин. — Ты мне обещаешь, что потом не будешь корить меня за то, что вас оставили одних в праздничный вечер?

— Дорогая, меня это не расстраивает, — прервала ее Лора. — Я все продумала, и незачем сто раз повторять одно и то же. Мы устроим дивный ужин 31 декабря, и тогда я вручу тебе подарки. Поскольку в твоем распоряжении два средства передвижения — упряжка и грузовик Онезима — ты можешь взять с собой пакеты с подарками для детей.

Мукки, Киона, Мари и Лоранс вместе с Луи играли в детской. Они были очень взбудоражены мыслью об этой непредвиденной поездке.

— И вполне нормально, что ты проведешь рождественскую ночь со своей свекровью, — рассуждала Лора.

— Знаешь, Рождество ничего не значит для индейцев, — заметила Эрмин.

— Но Тала, как мне помнится, крещеная. Кроме того, ты сможешь спеть в церкви. Прихожане будут в восторге.

Эрмин обняла мать и поцеловала ее в щеку.

— Мама, мы уже отказались от этой затеи, но, признаюсь, я все равно рада, что буду петь. Надеюсь, Тала согласится пойти в церковь. В любом случае дети пойдут.

— Остерегайся Закарии Бушара, он палит, не задумываясь, — предупредил ее Жослин. — Нам известно его имя. Если он боится полиции, то должен где-то отсидеться и переждать. Хочешь ты того или нет, но этого человека и его сообщника необходимо посадить в тюрьму.

— Там будет видно, отец, — вздохнула Эрмин. — Пока что не разглашайте то, что рассказал мне Симон.

Кто-то грузно шагал в башмаках на деревянной подошве по коридору. Заросший недельной щетиной Онезим Лапуант, атлетического сложения, в толстой куртке, подбитой мехом, и в шапке заглянул в гостиную.

— Мадам Шарден, я готов. Надо бы ехать, а то снова снег пошел и валит без передышки. Сделаем, как решили. Я повезу матрасы, вещи, которые лежат на крыльце, чемодан и троих ребятишек.

— Совершенно верно, — согласилась Лора.

— А мы с Симоном поедем впереди на санях, — добавила Эрмин. — Киону я беру с собой. Без сомнения, мы приедем раньше вас: собаки в отличной форме[48], а Кьют — очень хороший вожак.

Все получилось как нельзя лучше. Симон запряг собак и под дружный лай подкатил к дому. Жослин с нежностью обнял дочь.

— Желаю тебе доброго Рождества, дорогая, — с теплотой в голосе сказал он. — Ты боялась огорчить маму… Да она на седьмом небе!

— Что касается меня, то я с удовольствием поужинаю в Робервале. Так что все довольны. Киона просто сгорает от нетерпения, я думаю, ей очень недоставало Талы.

Эрмин ошибалась в одном: ее брат Луи был несчастен, ведь его товарищи по играм покинут его еще до того, как им раздадут подарки. Лора тщетно пыталась его уверить, что Санта-Клаус придет и ради него одного, но мальчик в это не верил. Прошлым летом Мукки все ему объяснил: доброго рождественского деда с белой бородой, одетого во все красное, не существует. Но беда была не в этом, а в том, что уезжала Киона.

— Я хочу с вами в Роберваль, — заявил он, чуть не плача.

— Мамочка нас зовет, — закричала Лоранс. — Мы скоро вернемся, Луи, мы будем здесь на Новый год.

Прижав своего плюшевого медведя к груди, Киона с сочувствием смотрела на Луи. Она испытывала бессознательную симпатию к этому мальчику. Они играли вместе и жили под одной крышей, но фактически не общались. И сейчас, растроганная его печалью, она подошла к нему, с улыбкой взглянула на него и поцеловала в щеку.

— До свидания, — сказала она очень нежно. — Не грусти.

Луи оторопело посмотрел на нее. Порылся в кармане штанишек и извлек оттуда шесть разноцветных шариков из агата.

— Киона, я их тебе дарю. Не потеряй. Это мои самые красивые шарики.

— Спасибо, — серьезно ответила она. — Я их не потеряю, обещаю тебе, Луи.

Не оборачиваясь, девочка вышла из детской.

Мукки последовал за Кионой. Он попрощался с Лорой, заявив с серьезным видом:

— Я скоро вернусь, бабушка. Луи будет плакать, ты должна пойти и утешить его.

— Я сейчас же пойду к нему, Мукки, — ответила Лора. — Слушайся маму.

При отъезде присутствовали Мирей и Шарлотта, а также Жослин. Эрмин устроилась в санях, одетая в анорак с капюшоном, шерстяные брюки и меховые сапоги. Симон занял свое место на полозьях сзади. Собаки волновались. Они принюхивались, ворчали и показывали клыки.

— Вперед! — закричал Симон. — Ну-ка, Кьют, ходу!

Шел снег — легкий и редкий. Мороз был сильный, но те, кто жил возле озера Сен-Жан, переносили морозы и покруче. Онезим дал упряжке уйти вперед, пока проверял уровень масла в моторе. Шарлотта решилась подойти к машине. Она, как правило, сторонилась своего брата, но сегодня была так счастлива, что все старые разногласия, казалось, рассеялись бесследно.

— Желаю тебе доброго Рождества, Онезим! — сказала она. — Я ужинаю у Маруа. Мы с Симоном помолвлены.

— Знаю! — громко заметил он. — И мне очень нравится этот парень. Ты бы зашла ко мне в начале января, поговорим о бумагах. А потом мы с Иветтой переедем, и я отдам тебе ключи от дома.

— Спасибо, такой план меня устраивает.

Она приподнялась на цыпочках и чмокнула брата в бороду. Он заворчал, поскольку не умел выражать свои чувства иначе.

— Ладно, поеду и я, — добавил он. — Береги себя, Шарлотта!

— Непременно.

Шарлотта бегом вернулась в дом и захлопнула дверь. У нее было достаточно времени, чтобы не торопясь нарядиться к вечеру.

На дороге между Валь-Жальбером и Робервалем, в тот же день

Собаки быстро бежали, распушив хвосты. Сидя в санях рядом с плотно прижавшейся к ней Кионой, Эрмин могла любоваться пейзажем. С самого детства она наблюдала, как зимы следуют одна за другой, а снег был обязательным явлением для этого долгого холодного времени года, когда жизнь во всех ее формах словно замирала на несколько месяцев. Но это было только кажущееся впечатление. Когда свирепствовали морозы, все равно подо льдом жива была тонкая струйка воды, которая стойко следовала своему течению до самой весны. Если некоторые животные впадали в спячку в ожидании более теплой погоды, то лоси, волки, рыси и олени продолжали бродить в поисках пропитания.

И снег никогда не бывал совершенно одинаковым. Эрмин заметила это в тот день, когда крупные мягкие хлопья покрыли каждую частичку пейзажа своим ватным убранством. Ветви кустов и лапы елей вдоль дороги были опушены чисто-белым снегом с голубоватыми отблесками.

— Симон! — воскликнула она. — Ты заметил, какой сегодня красивый снег? Настоящая картинка с почтовой открытки.

— О Мимин, какая ты романтичная! Я вижу только снег, сильный снегопад.

— Ты права, Мимин, здесь все такое красивое! — поддержала ее Киона.

— Да, конечно, дорогая!

Эрмин мечтательно улыбнулась, снова посмотрев на серое небо и чащу леса.

«Тошан передал мне свою любовь к лесу и природе, к этому вольному воздуху, — подумала она. — Я напишу ему о том, что сейчас чувствую, он будет мной гордиться. Кто знает, может быть, со временем я стану индианкой, светловолосой индианкой».

Эта идея ее позабавила. Она с чувством прижала к себе Киону, словно для того, чтобы разделить с ней свои восторги.

— Кстати, Мимин, — прокричал ей Симон, — ты боялась, что твоя мать устроит скандал в связи с твоим отъездом, а я не слышал воплей и не видел, чтобы тарелки летали.

Эрмин повернулась и широко улыбнулась своему неожиданному вознице.

— Симон, ты хочешь, чтобы я тебе все рассказала? Я думаю, мама почувствовала облегчение, когда увидела, что я уезжаю. Двум хозяйкам трудно ужиться под одной крышей. Плюс еще и Мирей, которая тоже любит командовать. А я страшно рада, что проведу Рождество в доме Талы.

Эрмин была готова еще поболтать, но тут Киона схватила ее за руку.

— Мимин, посмотри вон туда. Волки!

— Где?

— Там, — уточнила девочка, показывая пальцем влево от дороги.

— Так оно и есть, — проворчал Симон.

Кьют уже учуял запах диких зверей. Он ощетинился и ускорил бег. Остальные четыре собаки старались не отставать. Дрожь охватила молодую женщину. Она увидела трех диких животных, неподвижно стоящих среди елей. Их желтые глаза неотрывно следили за упряжкой, мчащейся на полной скорости.

— Они, должно быть, вышли на охоту, — заметил Симон. — На снегу видны лосиные следы.

Киона высвободилась из рук Эрмин и выпрямилась. Она смеялась, словно загипнотизированная волками.

— Не размахивай руками, — посоветовала Эрмин.

— Они не злые, — заверила Киона. — Мамочка и Тошан любят волков, они говорят, что это наши братья, братья индейцев.

— Да замолчи ты, — взорвался Симон. — Давай, Кьют, жми вовсю!

Собаки взвизгивали, шерсть у них стояла дыбом, и они все больше набирали скорость. Полозья саней скрежетали по подмерзшему снегу, бубенчики громко звенели. Упряжка пролетела мимо волков. Чуть погодя волки прыгнули вперед и бросились в погоню.

— Эти мерзкие твари не отстанут! — пробурчал Симон. — Чего им от нас надо?

— Не знаю, Симон, — ответила Эрмин, пытаясь побороть зарождающийся страх.

Она замолчала, охваченная тревогой, а в памяти всплыло приятное воспоминание из их детства, когда однажды вечером в полнолуние они с Симоном тайком отправились слушать волчий хор в зимнем безмолвии.

— Они есть хотят! — закричала Киона.

— Так пусть найдут что-нибудь, чем поживиться! — ответил Симон. — В декабре дичи хватает.

Стая ворон перелетела через дорогу, согласно хлопая крыльями. Киона снова громко рассмеялась, а затем порылась в плетеной корзине, в которой лежала еда.

— Мимин, давай отдадим им наши сэндвичи, — предложила она. — Это твоя мама их так называет. Сэндвичи! С сыром и маслом, а еще с паштетом.

— Дорогая, главное — сиди и не двигайся. Я не хочу, чтобы ты вывалилась из саней.

Эрмин повернулась так, чтобы следить за волками, Симону поворачиваться было опасно, потому что он стоял на полозьях, широко расставив ноги и уцепившись за дугу саней.

— Они, конечно, не решатся нас догнать, но они у меня за спиной! Ничего страшного, не из-за чего впадать в панику!

Не дожидаясь согласия Эрмин, Киона бросила сэндвичи в снег. Результат оказался действенным: трое волков стали драться между собой за эту нежданно свалившуюся на них манну, а затем быстро проглотили ее. Этого оказалось достаточно, чтобы они остановились.

— Отлично, они повернули назад, — тихо сказал Симон. — Если Онезим следует за нами по пятам, они удерут тотчас, как только заслышат шум мотора.

Эрмин вздохнула с облегчением. Она погладила Киону по голове.

— Вот видишь, эти волки хотели есть, — с хитрым видом сказала Киона. — Теперь они смогут поохотиться на лося.

— Тебе совсем не было страшно? — спросила Эрмин. — А все-таки редко случается, чтобы волки бежали за собачьей упряжкой. Если я расскажу об этом отцу, он мне не поверит. Однако Симон тому свидетель.

— Да, не волнуйся, Мимин, я не буду тебе противоречить! Сегодня вечером расскажу Шарлотте, что меня чуть не съели.

Решив, что лучше всего посмеяться над этим, оба молчали о том, как им было страшно. Киона неотрывно смотрела на Эрмин. В рассеянном свете заснеженного пейзажа золотистые глаза девочки вызывали в памяти глаза волка.

«Бог мой, какую шутку сыграла с нами судьба, послав миру такого незаурядного маленького человечка! — недоумевала Эрмин. — Унаследовав что-то от своего прадедушки-шамана, а что-то от своей прабабушки-колдуньи, Киона являет собой живую загадку. Возможно, сестра Аполлония была права, сказав, что лучше было бы вверить ее какому-нибудь религиозному учреждению».